— Что-то еще случилось, — медленно проговорила Эми. — Что-то важное…
Йона Уизард замер и стоял тихо, не шевелясь. Здесь, в Музее мадам Тюссо, были собраны все, кто был значимой личностью в последние двести лет. Они были запечатлены в виде восковых фигур в натуральную величину, которые олицетворяли бессмертие их славы или просто памяти о них. На самом деле фигура Йоны была еще не готова, и поэтому в данном случае совершенно живой и здоровый Йона изображал самого себя. Было утро, и двери музея открылись лишь некоторое время назад. Однако залы очень скоро начали наполняться туристами и их восторженными возгласами: «Они совсем как настоящие!»
Пройдет еще несколько минут, и фигура Йоны зашевелится, сначала едва заметно, может быть, он просто сдвинет брови, потом исполнит целый танец, и наконец заиграет музыка, и он начнет петь. Все вокруг завизжат от радости, соберется целая толпа. Может быть, кто-то из девчонок даже упадет в обморок.
Такая любовь публики приносила ему только радость и огромное удовольствие. Для этого он, честно говоря, и жил. Но только не сегодня… сегодня это вызывало в нем отвращение.
Сегодня его представление было не для публики, не для шоу, не для рекламы новых альбомов или энергетических напитков, книжек-раскладушек или нового бренда модной одежды. Вообще ни для чего, что составляло огромную развлекательную империю Йоны Уизарда. Нет. Сегодня он был просто приманкой для посетителей музея и отвлекающим маневром. Он здесь был «на подпевке». Пока он отвлекал публику, его мать, Кора Уизард, должна была в другом зале исполнять главную партию — а точнее, вынуть незаметно для всех из туфли Уильяма Шекспира предполагаемый ключ. А на случай провала основного плана у нее был с собой целый баллон отравляющего газа. А еще у нее были дымовые шашки. А также пистолет.
«Кто-нибудь обязательно пострадает, — думал Йона. — Кто-нибудь может и погибнуть. И этот кто-нибудь может оказаться моим поклонником. И в этом буду виноват я».
И Йона ничего не мог изменить и как-то помешать планам своей матери. Она шантажировала его. Шантажом она вынудила его остаться в гонке за ключами и во всем идти у нее на поводу.
Она была в ярости от того, что он вышел из потасовки в «Глобусе» с пустыми руками. И не могла простить ему этого.
— Тебе, совершенно очевидно, не нужен самый большой приз за всю историю человечества, — говорила она ему. — И тебе, совершенно очевидно, требуется какой-то новый стимул для этого.
— Нет, мам, я попытался, но просто… мы же не Люциане. Я хотел одержать победу другим путем. Как потомок Януса. Я могу рассказать тебе…
— Но это же не получилось, правда? Поэтому я больше не хочу слышать о подобных глупостях. — Она улыбнулась ему, не разжимая губ. — Я знаю, как надо действовать, чтобы все получилось.
И после этого она сама вызвала полицию. Она сама привезла его в полицейский участок и заставила встать в один ряд с подозреваемыми перед свидетелями беспорядков в «Глобусе».
— Теперь ты понял, перед каким выбором ты стоишь? — сказала она. — Или ты выполняешь мои приказы. Или тюрьма.
Йона думал об этих словах и чувствовал, что еще чуть-чуть — и он больше не сможет стоять на месте.
Ну как его посадят в тюрьму? Это просто невозможно! Но отец очень просто и ясно изложил ему все, что способен с ним сделать любой маленький, продажный пиарщик. А именно:
Телевизионные шоу будут запрещены.
Концерты отменены.
Контракты с музыкальными студиями разорваны.
Майки с его логотипом брошены на 75-процентную распродажу. Или даже сметены с полок и ликвидированы как невостребованный покупателем товар.
Такого Йона вынести не мог. Чтобы никому, ни одному человеку на свете не нужны были его майки, его музыка, его телешоу… и он сам.
Но если Йона согласится с условиями своей матери, его родители все устроят. И предотвратят неминуемую катастрофу.
Вот мать подала ему с другого конца зала сигнал. Йона незаметно поднял бровь. И девчушка, которая во все глаза смотрела на его «восковую фигуру», подскочила от неожиданности и взвизгнула на весь зал. Йона запел и начал танцевать. И все пошло по плану — восторг поклонников, толпа народу и даже падающие в обморок девушки.
Но никакой радости ему это не принесло. Наоборот, он чувствовал во всем только фальшь и собственную ложь. Ему было противно, невзирая на то, что его матери не пришлось прибегнуть к отравляющему газу, дымовым шашкам и оружию.
Когда все закончилось, Йона, как в тумане, сел на заднее сиденье лимузина и даже ни разу не взглянул на своих поклонников, которые, как всегда, кольцом окружили его автомобиль.
— Мама тебе наверняка уже звонила. Ты все сделал? — спросил он у своего отца.
Бродерик согнулся над своим «Блэкберри» и, не отрываясь от него, ответил:
— Есть проблема. Одна из свидетельниц никак не хочет взять назад свои показания. И настаивает на своем.
— Ну так заплатите ей.
Бродерик наконец впервые посмотрел на своего сына.
— Она говорит, что ей не нужны наши деньги.
— Всем нужны деньги, — ответил Йона, постепенно обретая былую самоуверенность. — Дай ей больше.
Он снова почувствовал близость со своим отцом, с которым их объединяла общая убежденность, что от хороших денег никто никогда не отказывается.
Но Бродерик только покачал головой.
— Ей ничего не надо. Но… она говорит, что готова поговорить с тобой, если мы не против.
— А, это одна из них, — рассмеялся Йона. — Так бы сразу и сказал, йоу.
Это просто одна из тех поклонниц, которые готовы отдать все, включая деньги, лишь бы встретиться с ним лично.
Это он уважает. Ему как раз этого сейчас не хватает.
Прошло около получаса, и их автомобиль остановился около старой обшарпанной гостиницы.
— Просто постарайся очаровать ее, — сказал на прощание Бродерик.
Но что-то в его взгляде заставило Йону насторожиться.
— Знаю, — холодно ответил Йона. — Порезвимся. Как обычно.
Они вошли в гостиницу.
— У моего сына назначена встреча с одним из ваших постояльцев. Где у вас гостиная? — обратился Бродерик к портье.
Портье показал им на несколько разнокалиберных облезлых кресел.
Йона мурлыкал себе под нос: «Йоу, йоу, фанаты вы мои дорогие…», но вдруг замолчал.
Напротив него в кресле сидела старенькая сухонькая дама.
Волосы ее были седыми, как снег.
Лицо ее было испещрено морщинками, словно она никогда в жизни не слышала о пластической хирургии.
Она сжимала на коленях дешевую сумку, явную подделку какой-нибудь старомодной модели вроде той, что была у королевы Елизаветы, когда Йона имел честь видеться с ней лично.
Одета она была в коричневый синтетический — как это называется? — кажется, брючный костюм.
— Йона… э-э-э… познакомься, это Гертруда Плюдерботтом, — представил ее Бродерик.
Старушка поджала губы.
— Называйте меня мисс Плюдерботтом, — сказала она старушечьим трескучим голоском.
Казалось, взгляд ее был прикован сразу и к Бродерику, и к Йоне. Как это у нее получается?
— Кажется, мы договаривались, что я встречусь с Йоной наедине, — обратилась она к Бродерику.
— Э-э-э… хм… да… ох, Йона, я буду ждать в машине, — сказал Бродерик и был таков.
Йона рухнул в кресло рядом с мисс Плюдерботтом.
— Че слышно, йоу, — начал он.
Мисс Плюдерботтом прищурилась и стала еще страшнее.
— В целях культурного диалога между двумя людьми я позволю себе рассматривать эту сентенцию как выражение того, что вам приятно со мной познакомиться и вы желаете поинтересоваться, о чем я думаю и что меня волнует. Правильно ли я вас поняла?
Йона словно издалека услышал свой собственный голос:
— Да, мэм.
Он был готов ручаться, что впервые в жизни произнес это слово — «мэм».
Он даже не удивился, что знает это слово.
— Так лучше, — прошипела мисс Плюдерботтом. — Итак, вчера в «Глобусе» я попыталась с тобой поговорить.
— Правда? — удивился Йона.
— Ты ничего не помнишь? — спросила она.
Йона чуть было не сказал: «Я не обращаю внимания на таких, как вы». Разве к нему обращалась какая-нибудь старушка? Это исключено. Она немолода и некрасива. Она не знаменитость. Она не может помочь ему ни с карьерой, ни с ключами.
«А сегодня может», — подумал он.
— Простите, — как можно искреннее извинился Йона.
Мисс Плюдерботтом явно ему не верила. Она смахнула соринку со своего синтетического пиджака.
Йоне стало жалко соринку.
— Что ты вчера делал в театре, Йона? — Она снова прищурилась, подозрительно глядя на него.
— Ах, я так люблю Шекспира, — ответил Йона. — Он мой герой — Вилли Шэк.
— Хм, — сказала мисс Плюдерботтом.
Она помолчала.
Йона не знал, что еще сказать.
