Если бы не регулярно раздававшийся бой часов на здании Большого Зала, Квинт бы понятия не имел, как долго он сидел в клетке. Вскоре после того, как Линиус Паллитакс исчез в туннеле, послышался один приглушённый размытый удар. Било час. Когда пробило два, Квинт был всем этим сыт по горло. Прежде всего было очень холодно. Температура упала, начал падать мелкий сухой снег. Несмотря на свою накидку, Квинт промёрз до костей. Он пытался хлопать руками, топать ногами, сжиматься в комочек — но в тесной клетке развернуться было негде: Квинт так и не согрелся и всё сильнее клацал зубами. Он так дрожал, что скоро вся конструкция начала беспокойно колыхаться. Квинт озабоченно всматривался вниз.
Того, кто вырос на корабле воздушных пиратов, высота не пугает, но здесь положение было иное. На борту «Укротителя Вихрей» Квинт всегда был полностью уверен в надёжности летучей скалы, которая в девяноста девяти случаях из ста обеспечит подъём даже в самой серьёзной ситуации. Но летучий валун клетки Нижнего Неба мог только управлять клеткой, но никак не удерживать её в воздухе. Для этого использовали цепь — а какая древняя она была! Её скрежет при раскачивании клетки заставлял Квинта серьёзно беспокоиться.
— Не лопни! — заклинал он её, дрожа от холода и страха. — Д-д-даже не д-д-думай.
Чтобы отвлечься от старой ржавой цепи, от которой зависела его жизнь, он попытался думать о своём прошлом. Он представил, как его отец, Шакал Ветров, отправляется на отдых после вечернего кубка лесного грога. Он вспомнил свой собственный гамак, такой мягкий, такой тёплый.
— Какой холод! — затрясся он с новой силой.
Квинт обратил внимание на щербатую поверхность скалы. Впервые он был так близко к ней. По сути, гигантская парящая скала была тем же самым, что и летучие скалы, которые держали в воздухе небесные корабли, и даже летучий валун-противовес клетки. Отличие было лишь в размере.
Он вспомнил лекции профессора Словотока в Фонтанном Доме. Внешний слой скалы не был таким твёрдым, каким казался, но полым, «прозрачным». В центре находилась твёрдая скала. Красная, горячая. Как называл её Словоток? Квинт нахмурился.
— Ядро, — пробормотал он. — Ядро окружено.
Каменные соты! Квинт содрогнулся. Громадная каменная губка окружала ядро, похожая на соты лесной пчелы. Живые, постоянно растущие каменные соты делали скалу летучей. Но это было ужасное место, предостерегал старый небовед своих слушателей. Лабиринт, который постоянно изменялся позади идущего по нему с каждым сделанным шагом. «Небовед туда не пойдёт», — торжественно подчеркнул профессор Словоток.
Да и зачем? Так думал тогда Квинт. Но вот он мёрзнет и мрачно глазеет на вход в этот ужасный лабиринт. Он сумасшедший? Квинт топнул ногой, цепь зловеще звякнула. Точнее, Высочайший Академик — сумасшедший?
— Оказаться бы сейчас в постели, — прошептал он. Но профессор оставил точные указания. Квинт должен был ждать его возвращения, не двигаясь с места.
Колокол часов Большого Зала пробил три. Снег больше не падал. Руки и ноги Квинта совершенно онемели. Если бы не горящая лампа, он бы замёрз совсем. Он совершенно перестал думать о чём бы то ни было, похожий на некоторые создания наиболее негостеприимных частей Дремучих Лесов, сознание которых отключается на время зимовки. Квинт не заметил, как било четыре. Не заметил, как замигал свет фонаря в туннеле, и не слышал звука приближающихся шагов. Лишь когда профессор появился перед ним, сбивая, снег с выступа перед входом, Квинт пошевелился. Он мигнул раз, другой. Наконец ожидание закончилось.
— Профессор, — сказал он, — как я рад видеть вас. Я уже беспокоился, что. — Он замолчал. Даже при неуверенном, мигающем освещении, которое давала лампа, было ясно, что что-то не так. С лицом пепельного цвета, дрожащий, Линиус выглядел совершению измождённым. — Профессор? — тихо сказал Квинт.
— Кончено… Всё кончено, — бормотал Линиус Паллитакс. Его голос, как и его лицо, казался состарившимся за время его отсутствия.
Квинт открыл дверь и помог профессору войти в клетку. Когда свет от лампы клетки упал на лицо Линиуса, Квинт содрогнулся от ужаса. Кожа профессора приобрела восковую бледность мертвеца. Его глаза, обычно оживлённые, застыли и невидяще уставились перед собой. Квинт понял, что он должен как можно скорее доставить профессора обратно во Дворец Теней. Твизл сообразит, что делать. Вельма достанет настои и лекарства. А Марис. Квинт вздрогнул. Он мог только надеяться, что она не обвинит во всём его, Квинта.
Квинт попытался ясно мыслить. Надо двигаться быстро, но осторожно. Он понимал, что нельзя просто поворачивать рукоятку лебёдки, сняв крюк и шнур. Она могла заклинить или даже порвать цепь. Нет, перед тем как двигаться вверх, он должен спуститься немного вниз, чтобы освободиться от льда, намёрзшего на направляющих роликах. С охлаждённым и стремящимся вверх летучим валуном это будет нелегко.
— Ты можешь, — бормотал он сквозь зубы, развязывая узлы шнура. — Мы можем, — добавил он, привязывая профессора к сиденью — на всякий случай. Линиус Паллитакс молчал и не сопротивлялся. — Теперь бы отвязаться и одновременно.
Мгновенно клетка сильно накренилась, пытаясь рвануться ввысь. Профессор вцепился в сиденье. Квинт резко рванул все передние рычаги вниз. Это был грубый приём обращения с тонким механизмом баланса, но он сработал. Вместо подъёма клетка резко упала, отваливаясь от скалы. Снег и куски льда взвихрились, отваливаясь вниз. Квинт чуть не вскрикнул от радости, но смог остаться спокойным. Он должен сосредоточиться. Освободив лебёдку, он стал поворачивать её колесо, вращая как можно быстрее. Клетка поднималась, приближаясь к пристани.
Если раньше Квинт замерзал, то теперь ему было жарко. Но лишь когда он отвязал профессора и закрепил клетку на причале, лишь тогда он отёр заливавший глаза пот.
— Пойдёмте, профессор, — сказал он, помогая ему ступить на землю Санктафракса. Он положил оцепеневшую руку профессора себе на плечо, поддерживая его и Помогая передвигаться по доскам пристани. — Скоро придём, — бормотал Квинт. — Нам недалеко.
Но что могло произойти там, внутри каменных сотов? Что могло довести профессора до такого жалкого состояния?
Квинт был не единственным, кого занимал этот вопрос. Как только они поковыляли своей дорогой, из теней снова выступил Бэгзвил.
— Высочайший Академик явно расстроен, — заметил он и завязал узел. — Бледный. Оцепенелый. Поддерживает ученик. — Он завязал ещё один узел и ещё раз посмотрел вслед удалявшейся паре. Улыбка проползла по его грубым чертам. — Разузнать об ученике!
Глава седьмая. Фонтанный дом
В ту минуту, когда Квинт и профессор появились во Дворце Теней, ни Марис, ни Вельма не вышли. Их встретил лишь Твизл, острый слух которого уловил шорохи у дверей.
— О хозяин, — заверещал он, как только взгляд его упал на Линиуса. Его антенны дико задвигались. — Как вы ужасно выглядите! Что, во имя Неба, произошло с вами в этот раз?
— Значит, что-то случалось и раньше? — Квинт нахмурился.
— В таком виде я его ещё не видел. Но и раньше он возвращался из своих ночных походов в жалком состоянии. — Твизл покачал своей громадной угловатой головой. — Проклятые небесные клетки. Он и них убьётся как-нибудь. Я всё время говорю ему, чтобы он хоть помощника с собой брал, но он не слушает.
Квинт ничего не сказал. Может быть, пусть лучше Твизл думает, что состояние профессора связано с клеткой Нижнего Неба. Это избавит его от всяких неудобных вопросов, почему, например, ученик позволил профессору без сопровождения отправиться в каменные соты, а потом всю ночь стоял на месте, не удосужившись полюбопытствовать, что там случилось.
Паук сокрушённо ахал, пока его антенны исследовали дрожащее тело профессора.
— Интересно. Что ты об этом можешь сказать?
— Ничего, — сказал Квинт, не кривя душой.
Линиус вздрогнул:
— Кончено. И всё из-за меня.
— Ну ладно. — Твизл повернулся к профессору. — Я достану какой-нибудь целебный настой. Здоровиковый, например. И в постель. Он выглядит полностью измождённым. И ты тоже, Квинт, — сузил глаза паук.
— Да, — согласился Квинт. Он потёр глаза. — Который час?
— Около пяти, — сообщил Твизл.
— А школа в шесть! — поморщился Квинт.
— Слушай. Я займусь хозяином. А ты иди и ляг на часок. Лучше час, чем ничего.
— И то правда, — утомлённо сказал Квинт. После ночи в Большой Библиотеке и ночи в небесной клетке на сон у него оставались жалкие, клочки. Он повернулся. Когда он уже собирался идти, паук коснулся его плеча.
— Кстати, — сказал он, — никому ни слова об этом вне Дворца. Понятно?
Квинт кивнул. Он уже достаточно долго в Санктафраксе, чтобы понимать. Как говорит Вельма, из-за одного несдержанного языка могут остановиться много бьющихся сердец.
