Агостино не дышал и не шевелился.
— Он должен жить, — повторял Педро. — Если мы не вернем его к жизни, я назову несправедливым все мироздание.
И все же усилия ребят не пропали даром: всхлипнув, Агостино открыл глаза и завалился на бок, его стало рвать мерзкой зеленой тиной. Он корчился от судорог и громко стонал. Хорошо еще, что волны прилива заглушали его стоны.
— Ожил, — обрадовался Алеша. — Смотри, Педро, смотри теперь в оба, как бы нам не попасть в лапы охраннику.
Между тем Агостино совершенно пришел в себя.
— Спасли меня от смерти, спасибо, — тихо сказал он. — Подыхать дерьмом в трубе для дерьма — хуже этого я не знал ничего…
Передохнув, он выглянул из-за камня.
— Сматываться надо отсюда, и поскорее. Если нас еще не хватились, то хватятся в самое ближайшее время.
Буквально через минуту раздался тревожный вой сирены. Словно удар хлыста, он погнал беглецов в сторону пальмовой рощи. Согнувшись, они побежали к ней, а добежав, тотчас попрятались за деревьями.
Задняя часть резиденции Босса и примыкавшая к ней тюрьма были видны отсюда как на ладони.
Из тюремного здания выскочило несколько охранников. Один из них тотчас побежал к тому месту, где оканчивалась труба. Правда, прилив уже сделал свое дело, и охраннику пришлось забраться в воду по самые плечи, с трудом удерживаясь, когда накатывалась очередная волна. Другие охранники, столпившись на берегу, что-то кричали ему.
— Они думают, что мы в трубе, — засмеялся Агостино. — Как бы там ни было, мы сделали смелое дело. Посмотрим, кто из них сумеет повторить его.
— Повторить намного легче, — отозвался Педро. — Можно надеть акваланг и взять фонарик. Все пустяки, если можно подстраховаться…
Алешу раздражали разговоры. Видимо, у него наступил нервный спад. Он в изнеможении опустился на землю и лежал, безразличный ко всему, что происходит. Свистки и крики доносились до него, заработал мотор, на лебедке стали опускать в море сторожевой катер…
Временами наступала тишина — только море шумело, и тогда Алеше казалось, что где-то рядом звенит ручей. Это так его поразило и так захватило, что все иные звуки уже ничего не значили. Он сказал себе, что если не увидит сейчас ручья, если не напьется из него, то жить на свете не имеет никакого смысла.
Он сел и осмотрелся — в двух шагах от него, за зеленым кустом, звенел прозрачный ручей.
— Вода! — закричал он. — Настоящая вода!
— Тише, не кричи, — Агостино улыбался счастливо. — Не трепыхайся, как бабочка в полете… Пей сколько хочешь. Какая удача!
И сам припал устами к воде.
Они пили прозрачную, чистую воду, чувствуя, как она возвращает силы и вместе с ними надежду. Алеше хотелось смеяться, хотя беда была совсем рядом, все туже стягивала петлю.
— Товарищи, — сказал Агостино, — как я понимаю, всю зону оцепили и теперь прочешут густым гребнем. Бежать не имеет смысла.
— Ждать, когда схватят, на месте? — возразил Педро.
— Отнюдь нет. Но теперь было бы глупо прорываться в глубину острова. Как рассуждают охранники? Они считают, что беглецы будут искать наиболее безопасное для себя место. Я предлагаю: немедленно подняться пальмовой рощей и тут, вблизи этого зловещего дома и тюрьмы, поискать укромное местечко, где мы могли бы передохнуть хотя бы пару часов. День близится к концу, ночью будет несколько проще.
— А не лучше ли разбежаться в разные стороны? — спросил Педро.
— Дон Педро, ты такой мудрый, а тут предлагаешь самое неподходящее. Но я понимаю, это от голода, — сказал Алеша.
— Черт возьми, — Агостино хлопнул себя ладонью по лбу. — Совсем забыл. Будет вам, ребята, сейчас кое-что на зубок…
С этими словами он извлек из кармана своей рубашки небольшой мешочек из пластика, крепко перехваченный бинтом.
— Вот, здесь два куска тюремного хлеба. Прихватил на всякий случай… упакованы как надо… Жизнь того, кто ищет правду, всегда состоит из случаев. К ним надо готовиться. — И потом, когда ребята жевали дрянной тюремный хлеб, добавил: — Если хочешь быть настоящим человеком, научись управлять собою. Любое преувеличение своего желания, своего интереса, своего значения — начало беды, путь к беде, к забвению совести, к предательству людей…
Агостино разговаривал спокойно, но в то же время бдительно следил за тем, как разворачиваются события. Поднятые по тревоге стражники еще, конечно, не знали, погибли узники, ускользнули или затаились где-то поблизости.
Но вот когда к трубе подошел катер, когда стало ясно, что кто-то проделывает тот же путь по канализационной трубе, чтобы убедиться, что узники бежали, Агостино скомандовал:
— За мной!
Следуя за Агостино, подростки углубились в пальмовую рощу, потом повернули и вышли к высокой стене, окружавшей тюрьму. Пройдя вдоль стены, попали во двор какого-то строения, крытого красной черепицей. Во дворе стояли чаны для мусора, велосипед, прислоненный к стене, и несколько железных бочек.
— Это караулка, помещение для охраны, — подсказал Агостино.
— Откуда это известно? — удивился Педро.
— Первое правило того, кто сидит в тюрьме, — все запоминать, все сопоставлять, все просчитывать, все иметь в виду… Сейчас разошлись, пожалуй, все стражники, за исключением дежурного. Если он один, значит, нам снова повезло… Ждите моего сигнала…
Агостино прокрался к входу в караульную, послушал, юркнул внутрь и выскользнул почти тотчас, покружил по дворику, попытался перевернуть бочку, но, видимо, в бочке было что-то тяжелое, сил завалить ее не хватило.
В это время на крыльцо вышел охранник.
— Кто тут? — позвал он. — Энрико? Это ты, Энрико?
Видимо, тишина показалась ему подозрительной, он прошел по двору, заглядывая во все закоулки. Приблизился к бочке. Казалось, вот сейчас, сию минуту он обнаружит Агостино. Но Агостино, видимо, бывал во всяких переделках: не теряя присутствия духа, он буквально в метре от охранника затаился за бочкой. Казалось, охранник должен был услыхать дыхание, почувствовать, наконец, тепло и запах чужого тела, но охранник ничего подозрительного не обнаружил и ушел в караулку.
Агостино тотчас выскочил из-за бочки, в руке у него был какой-то железный прут. Он подбежал к двери слева от крыльца, поковырялся немного, открыл ее, вынес длинную лестницу, прислонил к черепичной крыше и махнул ребятам рукой.
— Он что, спятил? — проворчал Педро. — Прятаться под самым носом у этих негодяев? Да мы окочуримся от вонючего дыма их сигарет.
— В этих делах Агостино понимает намного лучше тебя и меня вместе взятых, — сказал Алеша, толкая Педро в спину. — Быстрей, быстрей!
Ребята добежали до караульного помещения и взобрались по лестнице на крышу. Вслед за ними проворно поднялся Агостино и осторожно втащил лестницу за собой.
Надо сказать, что караульное помещение — постройка, несомненно, давняя, старинная — завершалось со стороны двора небольшой башенкой. В то время как оба ската крыши хорошо просматривались, тыльная сторона башни была закрыта от наблюдения. Вот там и спрятались беглецы.
И вовремя!
Со стороны моря к караулке подошли два вооруженных охранника.
— Орландо! — сердито позвал один из них.
Выглянул дежурный.
— Что у тебя случилось? Почему ты молчишь?
— Энрико, — сказал дежурный, — исчезла моя рация. Я, грешным делом, подумал, что это ты захватил ее по ошибке.
— Не видел я никакой рации… И вообще, беглецов надо ловить не при помощи рации, а при помощи самых обыкновенных собак. Была бы у нас пара овчарок, мы бы давно настигли беглецов.
— Босс не выносит запаха собак.
— Босс не выносит и запаха людей, — раздраженно сказал тот, которого звали Энрико. — С некоторых пор здесь стали твориться необъяснимые вещи, и виноваты, конечно, мы, простые служаки. Чего доброго, Босс и в самом деле исполнит свою угрозу, не выплатит премии, тогда наш заработок будет гораздо ниже, чем у парней, которые работают в других районах.
— Ты привереда, — сказал дежурный. — Люди рискуют там башкой, а ты, чем рискуешь здесь ты?
— Кошельком! — заорал Энрико. — Я не боюсь никакого риска, и если меня нанимают, пусть платят по полному прейскуранту!
— Уймись, приятель, — сказал дежурный. — Неужели ты всерьез принимаешь угрозы Босса? Рассчитается с нами по полной, никуда не денется. Если, конечно, мы будем держаться сообща, а не лизать поодиночке… Да и куда, скажи, могут деться эти пацаны и чернокожий?
Энрико сплюнул, чиркнул зажигалкой, закурил.
— На остров пристало четыре кубинца и один русский. Итого — пять. Нас здесь, не считая Босса, повара, врача и радиста, двенадцать человек. И вот нас осталось всего семь…
— Как это так?
— Да вот так, как слышишь. Мигель убит. Судьба Бенито неизвестна. Антонио, говорят, перешел на их сторону. Еще двое взяты в плен. У них четыре автомата, это не четыре курительные трубки.
