Вдруг Юра услышал из кухни голос Тарабама:
— Ох, ты мой дорогой! Дорогой ты мой! — шептал Тарабам. Юра побежал на кухню; Тарабам сидел один возле горящей плиты.
— С кем это ты тут разговариваешь? — спросил Юра.
— Да так, — смутился Тарабам. — Сам с собой разговариваю…
— Это ты — дорогой?
— Я, — кивнул Тарабам.
Юра понял, что Тарабам опять грустит.
— Катя! — крикнул Юра. — Иди сюда! Катя вошла.
— Посиди, поболтаем, — сказал Юра.
Они уселись на табуретки возле Тарабама. Он продолжал задумчиво смотреть на синие язычки газового пламени.
— Люблю огонь! — мечтательно сказал Тарабам после некоторой паузы. — Огонь напоминает мне далекие космические светила… мои родные края.
— Я тоже люблю огонь! — сказал Юра. — Очень люблю! Особенно в кострах: когда ветки горят…
Оказалось, что Тарабам никогда не видел, как горит костер из веток, и ребятам стало его жалко.
— Мы тебе непременно покажем, — утешила его Катя. — Поедем летом за город купаться, и папа разведет на берегу костер…
— Огонь — это жизнь! — сказал Тарабам. — Это тепло. Движение. Без огня не было бы ни вас, ни меня, никаких машин. Нет огня — мертвый холод… Я видел его на других планетах… А у нас есть огонь — и мы живем.
— А сколько лет живут роботы? — спросил Юра. — Человеки живут до девяноста лет. Как Старик-Ключевик.
— И больше, — сказала Катя.
— Мы, роботы, так долго не живем, — сказал Тарабам.
— А сколько? — спросил Юра.
— Нормальный робот живет лет 10–15… Но поэтому быстрее проходит наше детство: у нас его практически нет… Мы рождаемся и сразу взрослеем.
— Почему? — спросил Юра.
Катя тоже вопросительно посмотрела на Тарабама: как же так, без детства?
— Вы рождаетесь маленькими и неразвитыми, — сказал Тарабам. — Потом вам надо еще расти и расти и развиваться… А мы появляемся на свет практически завершенными. Расти нам не надо и учиться тоже. Весь комплекс теоретических знаний уже заложен в нас от рождения. Нам остается только получить и запомнить необходимую информацию, кое-что откорригировать — и все… Вы знаете, что от роду мне всего месяц, а я уже могу выполнять на космическом корабле простейшие операции. А через год — я законченный космонавт!
— Через год ты уже совсем взрослый? — поразился Юра.
— Совсем! — с гордостью подтвердил Тарабам.
— А нам еще ух как долго ждать! — с сожалением сказала Катя. — Лет пятнадцать…
— Принеси-ка, Юра, бумагу и карандаш — я нарисую вам сравнительную таблицу…
Юра принес, и Тарабам, усевшись за кухонный стол, стал чертить. Закончив, он написал сверху:
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ТАБЛИЦА ЖИЗНИ ЛЮДЕЙ И РОБОТОВ
Жизнь робота…………………..Жизнь человека
одномесячный робот……………четырнадцатилетний человек
двухмесячный робот…………….шестнадцатилетний человек
полугодовой робот……………….двадцатилетний человек
годовой робот………………………тридцатилетний человек
образование робота закончено, далее наступает старение и моральная усталость:
пятилетний робот………………..пятидесятилетний человек
десятилетний робот…………….шестидесятилетний человек
пятнадцатилетний робот……..девяностолетний человек
смерть
— Здорово! — сказал Юра.
— И совсем не здорово! — рассердилась Катя — Очень жалко!
— Таблица здорово нарисована, — смущенно поправился Юра.
— Можно робота, конечно, и подновить, — сказал Тарабам. — После какой-нибудь болезни… или омолодить — лет этак после десяти…
— Как омолодить?
— Ну, заменить в нем кое-что, поставить новые запчасти… Руку, например, ногу. Можно почти все заменить. Такой робот проживет намного дольше.
— Сто лет? — спросил Юра.
— Может быть, и больше, — сказал Тарабам. — Если несколько раз менять. Можно заменить даже электронный мозг и сердечник.
— Людям тоже заменяют сердце, — сказала Катя. — Папа говорил… Или делают искусственное.
— Я знаю, — сказал Тарабам. — Но человеческие искусственные сердца еще очень несовершенны…
— Если в тебе все заменить, — перебил Юра, — когда ты станешь стареньким, то ты проживешь и тысячу лет!
— Не совсем так, — возразил Тарабам. — Ведь тогда это буду уже не я. Если вставить мне новый электронный мозг и новый сердечник, я настолько изменюсь, что стану совсем другим роботом.
— Почему? — растерялся Юра.
— Потому что изменится мой характер. Память, знания, характер — все хранится в сердечнике и мозге, и в новом сердечнике и мозге все станет другим. Потому что одинаковых сердечников и мозгов не бывает.
— Нельзя сделать?
— Нельзя сделать, да и смысла нет: надо всегда делать что-то более совершенное. Повторяться не стоит… Ну, ладно… Пора снимать котлеты, а то они пережарятся. Да и борщ готов. Давайте обедать…
Человек СМО-83 приходит снова
В квартире-108, как всегда, громко звучала музыка.
Папа работал над новой картиной, Катя, Юра и Тарабам играли на потолке в космические прятки, мамы не было дома, когда папе показалось, что кто-то звонит.
Он открыл дверь и увидел голубоглазого мужика с мешком через плечо: Человека СМО-83.
— Я вам звоню, звоню, а вы не слышите, — улыбнулся тот. — Музыка у вас очень громкая… А я вот осетринки принес!
У папы все внутри закипело, но он и виду не показал.
— Заходите, будьте любезны! — гостеприимно улыбнулся папа. — Уж мы вас ждали — ждали, ждали-ждали…
— Оно понятно! — обрадовано хмыкнул Человек СМО-83. — А у меня, верите, работы невпроворот! Всем так хочется моей осетрины!
— Неужели? — как-то странно прошипел папа. В глазах мужика мелькнуло подозрение, но папа опять широко улыбнулся:
— Сюда, пожалуйста. — Папа открыл дверь в мамину комнату, сразу возле входной двери.
— Охочи все страшно до осетрины! А я ведь один! Разорвать готовы — верите?
— Верю, — сказал папа. — Мне тоже охота вас разорвать.
— Это то то есть как? — насторожился голубоглазый.
— А ну-ка, покажите эту… эту осетрину…
— С превеликим нашим удовольствием, — успокоился тот и стал развязывать мешок.
Он вынул из мешка завернутый в целлофан брикет и протянул папе. Папа развернул целлофан, отщипнул небольшой кусочек белого мяса и положил в рот.
— Она! — свирепо жуя, прошептал папа. — Такая же белая, и вкус такой же…
— Точно! — весело воскликнул голубоглазый. — Высший сорт, как в тот раз… можете не…
— Хватит! — прервал его папа. — Довольно! Жулик вы и подлец!
Человек СМО-83 вскочил с кресла, прихватив одной рукой мешок.
— Слушай, ты это чего? — растерянно забормотал он. — Сдурел, что ли?
— А то, что это вовсе не осетрина, а треска! Треска! — крикнул папа. — Да еще тухлая! Обманщик!
Папа стиснул кулаки и лихорадочно соображал: что делать? Как задержать жулика?
— Сам ты треска! — злобно крикнул тот, оттолкнул папу и ринулся к входной двери.
«Сейчас уйдет, — подумал папа. — Не удержать… поломает все тут»… Голубоглазый пытался открыть дверь, а папа вцепился ему в воротник. В двери было три замка, и СМО-83 никак не мог с ними совладать. Папа же безуспешно пытался оторвать его от двери. Вся эта возня происходила под громкую музыку, доносившуюся из папиной комнаты, — со стороны могло показаться, что двое у двери танцуют какой-то модный новейший танец… Из-за музыки ребята и Тарабам не сразу все услышали. Наконец они показались в коридоре: впереди, шевеля антеннами, плыл под потолком Тарабам, за ним Катя и Юра…
— Тарабамчик! — прохрипел папа. — На помощь!
В мгновение ока Тарабам оказался рядом; Человек СМО-83 увидел робота, отпустил папу и в изумлении разинул рот…
— К потолку его! — приказал папа.
В воздухе запахло электричеством, над Человеком СМО-83 засветилась маленькая радуга, и он стал подниматься вверх. Но так как одной рукой он продолжал цепляться за дверную ручку, то к потолку сначала поднялись его ноги — теперь он повис возле двери вниз головой… Мешок же с мнимой осетриной остался на полу.
— Разряд! — приказал папа.
Тарабам протянул к двери блестящую многоколенчатую руку — из металлического замка, за который держался СМО-83, с треском посыпались голубые искры…
Голубоглазый с воплем выпустил дверную ручку, взмыл к потолку и распластался на нем лицом вниз. Он в ужасе глядел на фантастическую, отливающую серебром фигуру Тарабама.
— Стерегите его, — сказал папа. Он вышел и через некоторое время вернулся со Стариком-Ключевиком.
— Где он? — взволнованно спросил Ключевик.
— Вон! — указал папа.
— О! — сказал Старик-Ключевик, задрав голову. — Я, кажется, удивлен! Впервые вижу мошенника, прикрепленного к потолку!