— Я не хочу, чтобы меня боготворили… — горячо начал Гарри.
— Я знаю, что ты не хочешь, — испуганно заверила его Гермиона. — Я знаю, Гарри. Но видишь, что делается? Они хотят вывернуть все так, чтобы тебе уже никто и никогда не поверил. Держу пари на что угодно — за всем этим стоит Фадж. Главное, чтобы все обыватели решили, будто ты просто-напросто эдакий глупенький мальчик, который сел в лужу, наболтал всяких небылиц, только потому что хочет подольше сохранять популярность.
— Я не болтал… я не хочу… Волдеморт убил моих родителей! — взорвался Гарри. — Я популярный потому, что он убил мою семью, но не смог убить меня! Кому нужна такая популярность? Неужели непонятно, что, будь моя воля, я бы ни за что…
— Мы знаем, Гарри, — искренне сказала Джинни.
— О том, что на тебя напали дементоры, они, естественно, и словом не упомянули, — продолжала Гермиона. — Им явно кто-то приказал молчать. Хотя неуправляемые дементоры — это грандиозный сюжет. Не написали даже о том, что ты нарушил Международный Статут Секретности. Нам казалось, что это не пропустят, — такая яркая иллюстрация для твоего, вроде бы, дурацкого позерства получится. Мы решили, что они выжидают, пока тебя не исключат, а потом этой новости дадут ход… я, конечно, имею в виду, а вдруг тебя исключат, — торопливо исправилась она. — Но на самом деле тебя не исключат, потому что если они свои собственные законы соблюдают, то против тебя ничего нет.
Речь опять зашла о слушании его дела, а Гарри не хотелось об этом вспоминать. Он заметался в поисках новой темы разговора, но был избавлен от необходимости ее найти, потому что с лестницы донеслись шаги.
— Атас…
Фред молниеносно рванул к себе Ушлое Ухо; раздался громкий хлопок, и они с Джорджем исчезли.
Несколько секунд спустя в дверном проеме появилась миссис Уизли.
— Собрание закончилось, можете спускаться на ужин. Гарри, все умирают от желания тебя увидеть. А кто разбросал навозные бомбы у кухонной двери?
— Крукшанкс,[33] — беззастенчиво солгала Джинни, — он любит с ними играть.
— А-а, — протянула миссис Уизли, — а я думала, что это Кричер,[34] с него станется. Значит так: не забудьте в холле говорить потише. Джинни, у тебя грязные руки, чем ты занималась? Пожалуйста, иди и помой их перед ужином.
Джинни скорчила всем гримасу и в сопровождении мамы вышла из комнаты, оставив Гарри наедине с Роном и Гермионой. Они оба смотрели на Гарри со страхом, словно боясь, что теперь, когда все ушли, он вновь начнет кричать.
От того, что они так нервничают, Гарри стало неловко.
— Слушайте, я… — пробормотал он.
Но Рон тут же покачал головой, а Гермиона тихо сказала:
— Мы знали, что ты разозлишься, Гарри, мы на тебя не обижаемся, но ты должен понять, мы в самом деле пытались уговорить Дамблдора…
— Угу, я понял, — прервал ее Гарри.
О Директоре ему тоже не хотелось говорить, потому что от мыслей про Дамблдора он опять начинал злиться.
— Кто такой Кричер? — спросил он.
— Местный домовой эльф, — ответил Рон. — Псих. Никогда таких не встречал.
Гермиона, нахмурившись, посмотрела на Рона:
— Он не псих, Рон.
— Да он спит и видит, чтобы его отрезанную голову точно так же повесили на стену, как и голову его матери, — раздраженно бросил Рон. — Гермиона, это что, нормально?
— Ну ладно, может быть он и странный немного, но это не его вина.
Рон посмотрел на Гарри и закатил глаза.
— У Гермионы попрежнему одна МОРДА в голове…
— Это не М.О.Р.Д.А! — запальчиво воскликнула Гермиона. — Это Магическое Общество Раскрепощения Домовых Альтруистов.[35] И не только я, но и Дамблдор говорит, что мы должны хорошо относиться к Кричеру.
— Конечно, конечно, — быстро согласился Рон, — пошли, я есть хочу.
Он первым вышел и направился к лестнице, но, не успели они дойти до ступенек…
— Стойте! — выдохнул Рон, хватая Гарри и Гермиону за руки. — Они еще в холле, можем что-нибудь подслушать…
Троица осторожно выглянула за перила. В темном холле толпились волшебники и ведьмы, в том числе и те, что охраняли Гарри. Все взволнованно перешептывались. В самом центре группы Гарри заметил черные, грязные волосы и крупный нос, принадлежащие самому для него ненавистному преподавателю Хогвартса, профессору Снейпу. Гарри перегнулся через перила подальше: его страшно интересовало, что же именно делает Снейп для Ордена Феникса…
Перед глазами у него скользнул тонкий шнурок телесного цвета. Посмотрев наверх, этажом выше Гарри увидел Фреда и Джорджа, которые осторожно опускали Ушлое Ухо к темной массе людей внизу. Но тут члены Ордена направились к входной двери и пропали из поля зрения. Фред чуть слышно выругался: «Тьфу ты…» и принялся сматывать Ушлое Ухо.
Гарри услышал, как входная дверь открылась, а потом закрылась опять.
— Снейп никогда не ест здесь, — тихо сообщил Рон Гарри. — И слава богу. Пошли.
— Гарри, и не забудь в холле разговаривать потише, — шепнула Гермиона.
Миновав стену с чередой голов домовых эльфов, ребята увидели Люпина, миссис Уизли и Тонкс, стоявших у входной двери, — они магическим образом запирали за ушедшими многочисленные замки и задвижки.
— Мы ужинаем на кухне, — шепнула миссис Уизли, подойдя к подножию лестницы им навстречу, — Гарри, милый, только иди по залу на цыпочках… вон в ту дверь…
БА—БАХ!
— Тонкс! — возмущенно вскрикнула миссис Уизли и нервно оглянулась.
— Ох, простите! — Тонкс плашмя растянулась на полу и запричитала: — Эта дурацкая подставка для зонтиков, второй раз спотыкаюсь…
Но ее стенания потонули в ужасном, душераздирающем визге, от которого кровь застыла в жилах.
Побитые молью занавеси, на которые Гарри еще раньше обратил внимание, взлетели сами собой, но за ними никакой двери не оказалось. На долю секунды Гарри решил, что смотрит в окно. Окно, из которого кричит старуха в черной шляпе, и кричит так, словно ее пытают… но потом он понял, что там просто портрет в натуральную величину, но самый реалистичный, и самый отвратительный, который он когда-либо в жизни видел.
Старуха кричала, и изо рта у нее стекала слюна, глаза закатились, желтоватая кожа лица натянулась; все прочие портреты в холле тоже проснулись и принялись вопить так, что Гарри даже зажмурился и закрыл руками уши.
Люпин и миссис Уизли бросились к портрету и попытались задернуть занавеси перед старухой, но безуспешно, а она визжала все громче и громче и размахивала когтистыми руками, словно пытаясь вцепиться им в лица.
— Шлюха! Мразь! Дерьмецы и мерзавцы! Ублюдки, мерзкое отродье, уроды, прочь отсюда! Убирайтесь вон из дома моих предков!
Тонкс, беспрестанно извиняясь, поднимала огромную, тяжелую троллью ногу; миссис Уизли оставила попытки задернуть занавеси и побежала по залу, утихомиривая палочкой все прочие портреты, в холл влетел мужчина с длинными черными волосами и чуть не столкнулся с Гарри.
— Замолчи, замолчи, ты, старая карга, ЗАМОЛЧИ! — зарычал он, хватаясь за занавесь, которую бросила миссис Уизли.
Лицо старухи побелело.
— Тыы—ы—ы! — завыла она, выкатив глаза на мужчину. — Проклятый выродок, мерзавец, позор нашего рода!
— Я сказал… ЗАТ… КНИСЬ! — рычал мужчина, и с огромным трудом, с помощью Люпина, ему все-таки удалось задернуть занавеси.
Визг старухи стих и наступила звенящая тишина.
Тяжело дыша и смахивая с лица пряди длинных черных волос, к Гарри повернулся его крестный Сириус.
— Здравствуй, Гарри, — мрачно произнес он. — Будем считать, что с моей матерью ты уже познакомился…
— Твоей…
— Да, да, моей милой доброй мамочкой, — кивнул Сириус. — Целый месяц пытаемся ее снять, но она, как видно, наложила на изнанку холста Безотвязные чары.[36] Быстрей спускаемся на кухню, пока они все опять не проснулись.
— Но откуда здесь портрет твоей матери? — изумленно спросил Гарри, когда они вышли за порог холла и направились вниз по узкой каменной лестнице.
Все остальные потянулись за ними.
— Неужели никто тебе не доложил? Это дом моих родителей, — усмехнулся Сириус. — Но я последний из Блеков, так что теперь все здесь принадлежит мне. Я предложил дом Дамблдору в качестве штаба… кроме этого больше ни на что не гожусь.
Гарри рассчитывал на более теплый прием, а в голосе Сириуса отчетливо сквозила холодность и горечь. Вслед за крестным, он спустился по лестнице к двери, ведущей в полуподвальное помещение кухни.
Кухня оказалась немногим приятнее холла наверху: зал с грубыми каменными стенами напоминал пещеру. Основным источником света служил большой камин в дальнем конце зала. В воздухе стоял табачный чад, как на поле битвы; сквозь дымовую завесу угадывались пугающих размеров массивные железные котлы и кастрюли, подвешенные под темным потолком.