Но кое-кому его изобретение пришлось не по вкусу. Аппарат был уничтожен, а сам он чудом успел спастись, укрывшись в пустынной глуши. Ему по иронии судьбы приходилось питаться ящерицами и змеями, которых он так мечтал преобразовать. А теперь он умирает в двух шагах от пещеры, не имея сил вернуться в нее.
Умирает от голода и жажды, от палящего зноя, мечтая о дожде.
Все стихло, теперь уже насовсем. Гнетущая тишина давит на уши. Постепенно пустота приобретает звук и форму, из глубокого омута забвения человек всплывает на поверхность бытия. Все то же раскаленное небо, все те же камни и пески окружают его, вытесняя из головы приснившийся бред.
Откуда-то подул ветер, но не яростно-жгучий, а прохладный.
На небо набежали тучи, те самые тучи, что сотни раз проносились в воспаленном мозгу призрачными миражами.
Но это был не мираж. Ударил гром, блеснула молния, и на землю упали первые капли дождя. И земля каждой своей песчинкой, каждой трещиной впитывала живительную влагу, тушила пылающий в ней жар.
Ливень нарастал. Тяжелые капли оживили человека, вернули силы. И он веселился, как ребенок, катался по бурлящей ручьями земле, крича от восторга, стараясь перекрыть грохот разбушевавшейся стихии. Сверкали молнии, освещая и эту удивительную картину, и это унылое дикое место, еще более дикое в призрачном свете молний, и бурлящие водные потоки, и беснующегося среди них человека.
Он устал и, шатаясь, направился к пещере. В темноте больно обо что-то ударился, в испуге отпрянул назад. Блеснула молния, и в ее мертвенном свете он увидал выстраданные, до боли знакомые очертания своего давным-давно погубленного детища. Преобразователь был здесь, его можно было потрогать, он еще остро пах свежей краской.
Чудес не бывает, но чудо свершилось! А высоко в небе, наперекор разбушевавшейся стихии, все выше и выше поднималось серебристое облако, стремясь покинуть эту жестокую планету. Облако уходило прочь, оставив внизу одного из тех, кто, возможно, в скором времени сделает мир лучше и чище.
Возмездие
Планета была больна, безнадежно больна. Кислотные дожди, песчаные бури, мертвые отравленные воды, смрадная атмосфера, это ее сегодняшний день. Планета просила о помощи, молила о пощаде. Но люди не слышали. Или не хотели слышать. Они по-прежнему травили ее газами, буровили тело вышками, сливали химикаты в ее воды. Они медленно убивали планету, не думая о том, что убивают себя.
И грянуло возмездие.
Беда пришла в город неожиданно. Люди уже легли спать, а кто не лег, готовился ко сну, досматривая последние телепередачи.
За окнами стучали по выщербленным плитам мостовой крупные капли мерзкого дождя, где-то надсадно кашлял гром, возвещая, что скоро на землю падет очередная порция грязи.
Людей это не тревожило.
За окнами стоял обыкновенный осенний вечер.
Но покой был нарушен. Погасли экраны телевизоров, и страшная боль сдавила мозг. Не вздохнуть, не пошевельнуться. Лишь глаза продолжали жить и видели, как город поглотило Нечто. Оно было вездесущим. Оно было вроде тумана, густого и вязкого. Оно укутывало все вокруг мертвенным саваном. В тумане исчезло все. Он вползал в каждую пору, в каждую щель, медленно наполнял ноздри, лениво и убийственно спокойно проникал в мозг. Мозг разбухал, а затем, — взрыв. И человек умирал. Умирал с открытыми глазами, умирал у потухающего телеэкрана, умирал во сне, где из причудливой гаммы разноцветных рисунков сконцентрировался и заполнил все вокруг зловещий туман.
Завяли на окнах цветы.
Завяли в своих клетушках-комнатах люди.
Прошли минуты. От тумана не осталось и следа.
Туман исчез. Исчезла цивилизация. Притихла планета. А когда взошло солнце, она была чиста. От всего. Первозданная тишина разлилась над ней, та тишина, что царила на заре ее жизни, миллиарды лет назад.
Легенда о страннике
Мхи Ратх, главный жрец Храма, пребывал в состоянии глубочайшей задумчивости. Он перебирал в памяти весь этот день, свое поведение, молебен, религиозный экстаз монастырской братии, испуганно-восторженные лица простолюдинов. Все как всегда, но что-то не так. И это что-то заставляло Мхи Ратха нервничать и с каждым шагом приближающим к пышному монастырскому дворцу, взгляд его становился напряженнее, а поступь тверже. Нарастал гнев в связи с этой закавыкой, мешающей владыке и никак не желающей обнаружить своего присутствия.
Он шел по безлюдному монастырскому парку, шаги мягко утопали в разноцветном ковре начавшейся осени. Сквозь склонившиеся к самому лицу ветви, поблескивало еще по-летнему ласковое солнце. Его животворные лучи, пробивая себе дорогу сквозь пышный калейдоскоп осенних цветов, придавали всему фантастический блеск и привлекательность. И даже самый обыкновенный, невзрачный осенний лист принимал вид загадочный и полный глубокого смысла. В воздухе носилась незаметная глазу кружевная паутина, подобно шали плотно облегая попадающиеся на ее пути тонкие веточки-пальцы, на могучих монастырских исполинах.
Картина осени была мягка и привлекательна. И в иное время Мхи Ратх ни в коем случае не прошел бы мимо этого великолепия. Но сейчас он был другим. Напряженным и задумчивым. И ему абсолютно нет никакого дела до того, что творится вокруг.
Навстречу попался Мхи Бурх, его ближайший друг и советник, самый близкий владыке человек, с которым порой приятно скоротать вечер за чашей монастырского вина и неспешным разговором. В иное время владыка не преминул бы перекинуться с приятелем парой слов, но сейчас ему не до этого. И он прошел мимо, лишь небрежно кивнув в ответ на приветствие. И долго еще потом Мхи Бурх смотрел вслед другу, всегда веселому и приветливому, а сегодня, в противоположность ласковому и погожему дню, на удивление хмурому. Владыка скрылся из глаз и Мхи Бурх поспешил по своим делам, мысленно продолжая поражаться случившимся.
Безлюдная аллея осталась позади. Владыка достиг резиденции, где тотчас устроил разнос челяди, чего раньше с ним никогда не случалось. Повод для взбучки был настолько пустячным, что даже не удержался в голове.
Что-то давило на него, что-то мешало. И ему просто необходимо добраться до этого «что-то».
Вино, свечи и крепкие сигары появились мгновение спустя. Слуга, доставивший их, исчез словно призрак, едва поднос коснулся стола владыки. Малый определенно побаивался очередной вспышки гнева господина.
После второго кубка, досада начала понемногу улетучиваться, а когда в ход пошла крепкая сигара из несколько отличной от табака травы, душевное состояние владыки пошло на поправку. Уютный полумрак шикарно обставленной комнаты, приятное вино, сигара, все это навевало легкие, лирические мысли, настраивало на общение с богом, с куполом. При мысли о куполе владыка не удержался от крепкого словца. Вот где ответ! Как он сразу не догадался? Купол! В нем кроется причина его беспокойства. Вот из-за чего он так раздосадован. Наверное, с ним что-то стряслось. Владыка готов был биться об заклад, что подобное состояние, в котором он находился минуту назад, сейчас испытывают и остальные шесть владык, ответственные, как верховные жрецы своих народов за сохранность купола и сбережение его тайны.
На всей планете трудно отыскать десяток-другой человек, что знали бы о Тайне правду.
Их единицы. Это верховные, «белые» жрецы, их на планете только семь, включая его самого. Знание и Тайну передают они из поколения в поколение. К ним можно добавить и несколько отшельников, что, удалившись от мирской суеты в глухие и уединенные места, посвятили себя наукам и превзошли их. И открылась им Тайна.
А миллионы считающих себя грамотными и просвещенными людей, а тысячи разжиревших и надутых от важности и спеси ученых и богатых вельмож, кичащихся своей образованностью, знают ли они хоть десятую часть того, что знает он, Мхи Ратх?
Конечно, нет! Они знают только то, что им положено знать. Они знают, что планета имеет форму эллипса, что со всех сторон ее окружает атмосфера, за которой нет ничего, кроме призрачного, рассеянного света.
Это знали все. А такие, как Мхи Ратх, знали нечто гораздо большее. Да, их планета действительно имеет форму вытянутого яйца, но не благодаря прихоти природы. Земная твердь, ежедневно и еженощно попираемая миллионами ног, не просто имеет форму исполинского яйца, она является таковым! Да, самое настоящее, оставленное неведомо когда и кем. Оно живое. Он часто ощущает биение огромного сердца там, глубоко под землей. Нечто, находящееся внизу, жило своей, непонятной жизнью. А может быть, оно спало в ожидании того момента, когда сбудется Пророчество. И тогда восстанет оно ото сна, чтобы создать новый мир.
О Пророчестве знал еще более узкий круг посвященных. Даже святые отшельники, уединившиеся в самые глухие, богом забытые места, не могли этого знать.
