Хачирашвили и Руденок не протестовали, первый так первый – командиру виднее. Вполголоса поругивая стечение обстоятельств, забросившее их в эту дыру, они спустились внутрь «Дельфина» и какое-то время возились там, укладываясь спать в неудобных для такого дела креслах.
Дерюгин остался сидеть наверху. Невольно любуясь игрой светящихся струй в стене, он грустно думал, что Хачирашвили с его пессимизмом насчет выхода из этой ловушки ближе к истине, чем он, Дерюгин, со своим оптимизмом и верой в цифру ноль. «Хотя, какая там вера, так, сболтнул, чтоб ребят успокоить. Бодрячком прикинулся. Они небось надеются на меня, но выбраться отсюда… Ох, как трудно это будет сделать, если вообще возможно. Сюда нас как-то затащило течением сквозь слой воды малой плотности. Но „Дельфин“ не танк, чтобы таранить эту проклятущую стену…»
Так в раздумьях под гул бегущей воды медленно текло время. Дерюгин контролировал его по механическим наручным часам, давно вышедшим из моды, но более надежным в пределах Возмущения, так как электроника здесь частенько подводила.
Хачирашвили и Руденку в это время снились сны. Хотя, может, и не совсем приятные, под стать сегодняшним событиям.
Тенгиз с Танюшкой все копал и никак не мог выкопать из глубокого сугроба оранжевые грибные чашечки. Только они добирались до них, хрупких и красивых, как края сугроба обрушивались и вновь засыпали нежные грибки… И снова они начинали разгребать руками текучий, словно сухой песок, снег.
Руденок бил лунку на замерзшем озере. Рядом стоял сын и торопил – ему не терпелось поймать рыбу. Руденок бил и бил… Вот уже пешня ушла на метр, на два, на три… А лед все не кончается. Он вдруг с ужасом начал понимать, что озеро промерзло до дна. А из отколотых глыб на него таращились мордастые лупатые бычки-ротаны, для которых лед – дом родной…
Голова болела не сильно, но утомительно, мешая говорить и слушать, ясно воспринимать окружающее. А ясность ох как нужна была сейчас!
Милосердов решил нарушить свой «безлекарственный» принцип. Извинившись перед Пушковым, он быстро прошел за кормовые надстройки к рубке катамарана. Поскольку судно лежало в дрейфе, здесь никого не было. Только у кормового обреза палубы матрос разбирал какие-то запутанные снасти. Милосердов поднялся в рубку и закрыл за собой дверь. Открыл белый ящичек с красным крестом, висевший на боковой переборке. Ага, вот, кажется, цитрамон, старое испытанное средство. Он нацедил из пластмассового бачка немного воды в стакан, вылущил из упаковки таблетку, секунду подержал кофейный кружок на ладони, потом задержал дыхание и, решительно бросив лекарство в рот, тут же запил его большим глотком воды.
Милосердов вышел из рубки, постоял немного, словно стараясь ощутить, как растворяется в крови лекарство. Все же непросто перешагнуть через принцип, даже если он незначителен по сути.
Матрос поглядел вопросительно: может, что нужно начальнику? Милосердов, не обращая на него внимания, махнул отрешенно рукой и направился обратно на пост связи.
Вскоре боль в голове понемногу утихла.
– Где ты запропастился? – досадливо поморщился Пушков. – Что делать предлагаешь?
Милосердов ответил не сразу. Он внимательно посмотрел в воду, будто намереваясь пронзить ее взглядом до самого дна и увидеть там исчезнувший «Дельфин», затем заговорил:
– Что мы можем сделать?.. А пожалуй, что ничего серьезного…
– А если второй аппарат спустить? – предложил Пушков и тут же поправил себя: – Хотя что это даст? Одному Нептуну известно, куда их занесло течением… Лишь бы не в воронку…
– Боюсь, что воронки им не миновать… Аппарат, конечно, выдержит давление, а вот если о дно колотить начнет… – сказал Милосердов.
– Что же это?! Как же?! Ведь погибнут ребята! – не утерпел Степан Балаголов. Он тоже неотлучно торчал у поста связи с «Дельфином».
– Успокойтесь, Балаголов! – жестко оборвал его Пушков. – Куда их унесло, это еще бабушка надвое гадала… Да и запас прочности у аппарата надежный, дыхательной смеси хватит на пятеро суток…
Чувствовалось, что Пушков уже взял себя в руки, оправившись от шока, вызванного исчезновением аппарата с экипажем.
– Сергей Петрович, какие поисковые средства имеются у нас?
– Три вертолета, два спасательных катера. Кроме того, непосредственно в районе Возмущения можно использовать все пять исследовательских парусников и катамаран, на котором мы сейчас находимся. Система поиска через спутники поможет только в том случае, если они выпустят сигнальный буй.
– Надо немедленно сообщить на базы других стран, попросить, чтобы тоже включились… Наши группы оснастить универсальными поисковыми детекторами – может, с «Дельфина» все же успели выпустить буй, но буйреп[18] запутался и буй находится в подтопленном состоянии… Думаю, не помешает включить в дело все гидролокаторы и подводные телекамеры…
Милосердов слушал Пушкова, кивал согласно головой и от решимости академика внутренне успокаивался. Хотя, если быть честным до конца, где-то в глубине сознания копошилась мысль, даже не мысль, а так, предательская мыслишка о том, что шансы обнаружить «Дельфин» ничтожны. Но как солдат, идя в атаку, думает не о смерти, а о победе, так и сейчас надо было думать о том, как победить слепое могущество океана, а не поддаваться ему.
Экипаж «Дельфина» мог лишь догадываться о том переполохе, который учинил своим исчезновением. Надеяться же приходилось только на себя, ибо никакие ухищрения не могли привести спасателей под водяной купол. Разве что и они повторят путь «Дельфина».
Но подобное настолько бессмысленно, что о нем не то что говорить – думать нечего. И как-то само собой получилось, что о помощи извне никто из троих так и не вспомнил.
Утро наступило до неестественности багряное, словно исследователей упрятали в гигантскую бутыль с красной тушью. По-видимому, условия преломления лучей утреннего солнца изменились почему-то в водяном световоде, оставив только красную линию спектра.
– Вставайте, краснокожие братья! – крикнул в проем люка Хачирашвили, дежуривший последним.
Через пару минут из люка показались Дерюгин и Руденок.
– Ну и симфония! – восхитился Дерюгин, поражаясь игрой красного цвета всех возможных градаций.
Руденок тут же зажужжал кинокамерой.
– Есть хочется, – констатировал между тем Хачирашвили.
Дерюгин спустился в люк и вскоре появился с тремя овальными баночками рыбных консервов, литровой жестянкой черносмородинового компота и очередной пачкой хлебцов.
Пока завтракали, тревожный багрянец постепенно линял, яркое пятно в зените светило все сильнее. Свет, отражаясь от водяной стены, окрашивал пространство в приятные прозрачно-зеленые тона. Только в центре долины не исчезало красноватое марево.
После завтрака Дерюгин предложил обследовать долину.
– С центра и начнем. Любопытно, почему там красноватое свечение постоянно держится?
– С центра так с центра, – согласился Руденок. – Но туда еще дойти надо, а кто знает, какие неожиданности нам по дороге встретятся…
– А мы их вот этими кинжалами – раз! раз! Хачирашвили уже успел достать три тяжелых ножа, входившие в комплект снаряжения для выхода из подводного аппарата на дно. Клинки предназначались для отдирания моллюсков и полипов от донных камней, а также для обороны от чрезмерно назойливых морских жителей.
Исследователи опоясались ремнями из искусственной кожи, тоже входившими в комплект, нацепили ножи. Дерюгин прихватил несколько пластиковых мешочков, намереваясь взять пробы пород и минералов. Руденок вооружился неизменной кинокамерой.
Хачирашвили задраил на всякий случай входной люк.
– Что ж, тронемся в неведомый путь, – слегка волнуясь, произнес Дерюгин, – посмотрим, что нам тут приготовлено…
Они направились к центру долины, ориентируясь на красноватое свечение.
Идти было трудновато. Неровная каменистая почва щетинилась острыми обломками базальта. Это заставляло все время быть в напряжении. По пути приходилось часто обходить коричневые низкие скалы, и тогда ноги тонули в косах серебристо-серого песка. Попадались и небольшие, но глубокие озерки воды, иногда поросшие водорослями, иногда пустые и безжизненные, как жидкое стекло.
Пройдя с полчаса, уперлись в длинное узкое озеро с пресной водой. Дерюгин определил это, лизнув смоченные кончики пальцев.
– Откуда тут пресная вода? – удивился Руденок. Он подошел к берегу озера, зачерпнул прозрачную жидкость ладонью, поднес ко рту и сделал глоток. Вода имела приятный живой вкус без малейших признаков застойности.
– Очевидно, конденсат тумана, парит здесь сильно, особенно днем, – предположил Дерюгин. – А возможно, какие-то глубинные ключи…
