Пол Стюарт - Громобой

— Строго держись курса, Буль, — сказал Облачный Волк. — Колючка! — позвал он. — Как далеко до Сумеречного Леса?

— Около двадцати минут, — отозвался древесный эльф.

Облачный Волк мрачно кивнул.

— Я хочу, чтобы все вы — все до одного — следили за снопом молний, — приказал он. — Если нам суждено добыть грозофракс, мы должны точно знать, — точно! — где он приземлится.

А Прутик тем временем перекатывался по твердому деревянному настилу, пока корабль подбрасывало и кидало из стороны в сторону. Каждый толчок, каждый удар, каждая вибрация стократно усиливались, достигая недр корабля. Но Прутик ничего этого не ощущал. Только когда «Громобой» протаранил оболочку вихревого потока, веки его задрожали.

До сознания донесся звук голосов, раздававшихся где-то рядом. Тихих, заговорщических — и знакомых. Стараясь не шевелиться, Прутик прислушался.

— … Я думаю, что капитан не станет сопротивляться, когда узнает, что в противном случае будет с его сыном, — шептал Хитрован. — Поэтому, Окурок, я хочу, чтобы ты пока держал его здесь, внизу.

— Здесь, снизу, — повторил шепотом плоскоголовый.

— До тех пор, пока я за ним не приду, — продолжал Хитрован. Он помолчал. — В конце концов, преследование бури — очень опасное дело. Поэтому я должен дождаться момента, когда Облачный Волк добудет грозофракс, и только после этого убрать его. — Хитрован противно засмеялся. — Пусть он сделает всю тяжелую работу, а мы пожнем плоды.

— Пожнем плоды, — радостно согласился Окурок.

— И какие плоды! — возбужденно зашептал Хитрован. — Капитан небесных пиратов и Глава Лиг! А ты, Окурок, будь верен мне, и у тебя будут богатство и власть, какие тебе и не снились!

— Не снились! — фыркнул плоскоголовый.

— А теперь я должен тебя оставить. Не хочу, чтобы капитан что-то заподозрил. — Хитрован дал последние указания. — И помни, Окурок: хорошенько стереги этого парня. Я полагаюсь на тебя.

Когда стих звук удаляющихся шагов, Прутик задрожал. Каким идиотом он оказался, послушавшись этого негодяя! Рулевой затевает мятеж и, если Прутик правильно понял, намеревается использовать его в качестве заложника!

Нет, любой ценой он должен предупредить Облачного Волка — даже если придется столкнуться с безумной яростью отца.

Прутик слегка приоткрыл один глаз и взглянул на гоблина. Вопрос лишь в том, как это сделать.

Необычные для Личного Кабинета звуки раздавались под его позолоченными лепными сводами: кто-то мурлыкал себе под нос. И хотя эти звуки не отличались мелодичностью, они вполне определенно были исполнены радости и ликования.

Слугам — а тех, кто обслуживал Личный Кабинет и его важного обитателя, было немало — настоятельно рекомендовалось поддерживать тишину. А к любого рода музицированию, будь то мурлыканье, пение или насвистывание, относились крайне неодобрительно. Всего неделю назад старина Джарвис — преданный слуга, прослуживший верой и правдой сорок сроков, — был пойман за напевавшем себе под нос колыбельной песенки. (Он недавно стал пра-прадедушкой.) За эту провинность ему немедленно отказали от места. Но сейчас, однако, напевал не слуга. Звуки вылетали из-под пухлого носа Высочайшего Академика Санктафракса, ибо Вилникс Подлиниус испытывал довольство собой сверх всякой меры.

— Хмм, хмм, хммм. Пам-пам-пам-пам, — не умолкал он, занимаясь делами. — Пам-пам-пам… — Тут он замолчал и хихикнул, когда в его сознании всплыли подробности вчерашнего разговора. Он ужинал вместе с Сименоном Зинтаксом, и какой полезной для него оказалась эта трапеза!

Глава Лиг был отнюдь не самым приятным сотрапезником. Высочайший Академик считал Зинтакса грубым, неотесанным болваном: тот чавкал, жевал с открытым ртом и рыгал после каждой перемены. И тем не менее хорошее угощение, любезное обхождение с ним были необходимы. Ведь если бы не поддержка от Лиги, могущество Вилникса и власть его растаяли бы как дым.

Как обычно, Зинтакс слишком много ел и не менее того пил. Но Вилникс отнюдь не был против. Наоборот, он решительно поощрял прожорливость Главы Лиг, наваливая ему в тарелку и вторую, и третью порции, а также зорко следя за тем, чтобы его бокал был постоянно полон. В конце концов случилось так, как часто говаривала бабушка: набитое брюхо все расскажет тебе на ухо. У Главы Лиг язык развязался за десертом. Когда подали варенье и печенье, он уже практически все выболтал.

«Мамаша Твердопух — она это… бр-р-ры… Ик! Прошу прощения! — Он смолк, чтобы утереть рот рукавом. — Так ведь это она и состряпала путешествие в Сумеречный Лес, да? С ней Профессор Света и один пиратский капитан — не помню, как там его… Да ну, в общем, они вместе. Они… бр-р-ры… У-уп-с! — Он захихикал. — Они думают вернуться с полными ящиками грозофракса, — в конце концов выдал Зинтакс и заговорщически приложил палец к губам. — Это секрет!»

«А как вам удалось получить эти сведения?» — поинтересовался Вилникс.

Зинтакс значительно постучал пальцем по своему носу.

«Хамелеон на вернисаже, — буркнул он и снова захихикал. — Я имею в виду, шпион в экипаже. Хитрован. Рассказал нам все как миленький. — Глава Лиг наклонился вперед, по-приятельски схватил Вилникса за рукав и понимающе улыбнулся, глядя ему в лицо. — Мы будем невероятно богаты».

— Пам-пам-пам-пам, — снова промычал Высочайший Академик, когда эти слова Зинтакса пришли ему на память. «Будем немыслимо богаты! Ну уж один из нас точно будет», — подумал он.

В этот момент раздался вежливый стук в дверь и показалась взъерошенная голова личного слуги Вилникса — Минулиса.

— С вашего позволения, господин Высочайший Академик, — произнес он, — заключенный готов и ожидает вас.

— Ах да, — кивнул Подлиниус, и гнусная ухмылка появилась на его лице. — Иду-иду, прямо сейчас!

Когда Минулис затворил за собой дверь, Вилникс радостно потер руки. «Сначала проболтался Зинтакс, а теперь этот Форфикюль прямо свалился нам в руки — ну разве мы не везучи, а, Высочайший Академик?»

Он прошагал через комнату к зеркалу — новому зеркалу — и взглянул на себя. В отличие от предшествующего это зеркало стояло на полу, прислоненное к стене. Так было безопаснее. Отражение Вилникса улыбнулось ему.

— Ох нет! — заворчал он. — Так не годится. Что подумает пленник, если я войду в Зал Знаний в таком благостном настроении? Нет, Вилникс! — театрально воскликнул Высочайший и скинул халат на пол. — Подготовь себя к делу.

И Высочайший Академик Санктафракса облачился в одежду, специально созданную для представителей высшей власти и помогавшую сосредоточить внимание, обострить ум и омрачить настроение.

Сначала Вилникс натянул власяницу на голое шелудивое тело. Затем, морщась от боли, когда торчавшие из подошв гвозди впились ему в ступни, надел сандалии и крепко завязал их. После этого он втер в кожу недавно выбритой головы жгучую мазь и надвинул на лоб маленькую железную шапочку так, чтобы шипы на ее внутренней поверхности вонзились в череп. Последнее, что сделал Высочайший, — это взял поношенную мантию из грубого сукна и накинул ее на плечи, подняв капюшон.

Постепенно, с каждой надетой вещью, добродушное настроение Высочайшего Академика менялось. И к тому времени, когда грубое сукно капюшона докрасна натерло затылок, мысли его стали черны и он был готов на любую жестокость.

Вилникс обратился к зеркалу и просиял, одобрительно глядя на свое отражение. Едва ли когда-нибудь Вилникс Подлиниус выглядел так сурово, так внушительно. Он поднял бровь.

— Итак, Форфикюль, моя маленькая птичка-вестник, — произнес Высочайший. — Теперь я готов. И жду не дождусь услышать, как ты запоешь!

Зал Знаний, как деликатно называлась пыточная камера, был расположен на самом верху башни в западном крыле огромного дворца. Проникнуть туда можно было только через дверь в верхнем коридоре, поднявшись затем по витой каменной лестнице.

С каждым шагом по лестнице гвозди в сандалиях все больнее впивались в ступни, и, когда Вилникс Подлиниус поднялся на самый верх, он готов был проклясть все на свете.

— Ну, где это отвратительное ничтожество? — спросил он.

Минулис засуетился, закрыл дверь и проводил Высочайшего Академика через комнату. В камере без окон было темно и сыро, как в подвале. Единственным источником света служили два горящих факела на стене и золотой блеск подноса с начищенными щипцами, пинцетом, кусачками и какими-то палочками.

Сам Форфикюль сидел в кресле с прямой спинкой, таком большом, что оно, казалось, проглотило его. Его лодыжки были связаны, запястья прикручены к подлокотникам, а шея прикреплена к спинке кресла при помощи кожаного ремня: Форфикюль не мог пошевелиться. Когда Вилникс Подлиниус приблизился, ночной вайф взглянул на Высочайшего и мороз пробежал у него по коже.