Мама всё еще кричала про стыд и ужас, про то, какое позорище ей досталось, а Алина ждала паузы, чтобы вставить свое «прости». И считала дни до конца маминого отпуска. Раз уж она такое чудовище, ей лучше быть одной.
* * *
Когда с работы пришел папа, Алина с облегчением поняла, что мама сердится не на неё. Очень уж ровно она разговаривала с папой, и, подавая ему ужин, смотрела поверх его головы. А когда она сказала: «Алина, сходи погуляй», тут и вовсе стало ясно.
Родители проповедовали теорию, что «выяснять отношения надо без детей». Это мама так однажды сказала какой-то своей подруге.
Как будто непонятно, что они ругаться собрались! Да и кричат они вовсе безобразно — Алина несколько раз слушала под дверью, ещё на старой квартире. И думала о том, что соседям тоже слышно. Какой смысл всем улыбаться и изображать примерную семью, а потом так орать?
Сейчас Алина взяла блокнот, пенал и тихо выскользнула за дверь. Погулять так погулять. В старых районах свои преимущества — через дорогу начинался большой сквер, по меркам старой квартиры и вовсе парк. Алина давно хотела посидеть там и порисовать деревья. Солнце жарило уже совсем по-летнему, но листья ещё нежно-салатового цвета, деревья строгие и беззащитные одновременно. С ними хотелось разговаривать.
Рисунки иногда получались, иногда не очень. Но Алину это не огорчало: в процессе уходили суетливые мысли, рисунок раскрывался, охватывал со всех сторон, и весь мир исчезал. И проблемы исчезали тоже.
Алина устроилась на веселой разноцветной скамеечке, достала карандаш, привычно раскрыла блокнот в твердой обложке — специально просила такой, чтобы рисовать на улице… и опомнилась, только когда совсем рядом противно загоготало несколько парней.
Вздрогнув, Алина машинально захлопнула блокнот. И вовремя. По тропинке не спеша двигались пятеро мальчишек. Похоже, ровесники или немного постарше. Но явно бездельники. Джинсы приспущены, руки в карманах. Парни идут, шаркая ногами, щурятся и перекашивают лица, как будто их тошнит. Явно ищут, до кого докопаться.
— О, смотрите-ка, какой у нас тут цветочек, — глумливо начал один.
— Чудо природы, — поддакнул другой.
— Деточка, ты заблудилась? — состроил круглые глазки третий.
Остальные двое просто ржали — видимо, даже на такие тупые фразочки им не хватало интеллекта.
Алина встала и решительно двинулась к дому. Внутри у неё всё дрожало. Но она твердо знала: в столкновении с превосходящими силами противника надо, как говорит папа, делать «лицо лопатой» и уходить с королевским достоинством. Здесь важны две вещи — уходить гордо и уходить быстро. Самое главное — уходить, конечно. Пятеро парней — это серьёзно.
Парни сначала растерялись, но потом один из них, с противными белобрысыми прядями, торчащими из-под дурацкой кепки, заступил дорогу.
— Невежливо убегать!
Алина шарахнулась на газон, парень выбросил руку:
— Куда это ты намылилась?
— Отвалил, резко! — крикнула Алина.
За спиной затявкала собачка и заверещал старческий голос:
— Что привязались к девчонке, ироды! Сейчас милицию вызову!
Алина резко обернулась. По боковой дорожке к ним семенила бабулька в мешковатых штанах, непонятного цвета рубахе и большой панаме.
— Полицию, — хихикнул тот парень, что до сих пор молчал.
— Они там разберутся: милиция, полиция, — не унималась бабулька. В одной руке она держала поводок, на котором металась маленькая кудлатая собачка. А в другой — простенький мобильник с большими кнопками. Папа такой называет «бабушкофон».
Собачка добежала первой. Она тявкнула на парней, бабулька подтянула поводок.
— Карабас, фу. Пойдем, деточка, я тебя провожу, — это уже Алине. — А вы не троньте девчонку, — это парням. — Антон, твоему отцу вечером позвоню!
— А что я? — возмутился стоящий немного в стороне парень.
— На отца огрызайся! — старушка воинственно потрясла телефоном. — Молодец среди овец!
Бабулька была меньше с Алины ростом, и, казалось, дунешь на неё — улетит. Теперь понятно, что такое бабушка божий одуванчик. Но парни отступили. Даже гадость никто вслед не сказал. Песик с грозным именем весело бежал рядом, не натягивая поводок. Как будто тоже провожал новую знакомую.
За углом дома Алина сказала:
— Спасибо, дальше я сама.
— Тебе куда надо-то? Как в наших краях очутилась?
— Живу здесь, — вздохнула Алина. Сейчас её бывший дом, огромный, бетонный, с голым двором без единого деревца, казался уютным и безопасным. — В пятом подъезде. Недавно переехали.
— Погоди… — бабулька остановилась. — Так ты Анастасии Федоровны внучка?
— Ага…
— Смотри-ка… Ну, хорошо, увидишь бабушку, поклон ей от Зои Егоровны. Не забудешь?
— Не забуду. Только не знаю, когда увижу-то. Мы к ней редко ездим.
На самом деле, Алина у бабуси не была ни разу. Но сказать об этом незнакомой старушке постеснялась. А та как будто поняла. Покивала, словно бы своим мыслям:
— Конечно, дело молодое. Да жизнь сейчас какая… Беги, детка, играй. А оболтусов этих не бойся. Если будут приставать, приходи. Я в тридцать шестой квартире живу. Мы на их управу найдем.
Жаловаться взрослым Алина не привыкла. Из этого никогда ничего хорошего не получалось. И сейчас было даже немного стыдно, что её спасла какая-то незнакомая бабулька.
Но объяснять это Алина не стала. Кивнула, пробормотала «до свидания», подмигнула Карабасу и побежала к своему подъезду.
Дома Алина хотела быстро проскользнуть в свою комнату, но на звук хлопнувшей двери в коридор вышла мама. Посмотрела на Алину так, словно ожидала увидеть кого-то другого. И вдруг нахмурилась.
— Ты что, ходила на улицу в этих джинсах?
— Ну да…
— Сколько раз тебе говорить! Это домашние штаны!
— Мам, ну так я и была рядом с домом…
— Домашние — это значит не для улицы! Почему ты не можешь надеть нормальное платье, как нормальные девочки!
«Потому что я ненормальная», — чуть не сказала Алина, но в последний момент прикусила язык.
А мама не унималась:
— Еще раз увижу в этих штанах на улице, изрежу их и выброшу! Раз ты слова не понимаешь!
— Да пожалуйста! — не выдержала Алина. — Я тебе тоже что-нибудь изрежу! Что ты вечно меня пилишь-то!
Мама медленно произнесла:
— Я… пилю? И тебя пилю? Ну, хорошо.
Она развернулась и ушла в свою комнату.
Алина поймала себя на том, что стоит посреди коридора и хлопает глазами, как полный тормоз. Если бы не стычка с парнями, она бы, наверное, не стала так грубить. Как мама отшатнулась! Как будто её ударили.
Сбросив туфли, Алина бесшумно прокралась в свою комнату. Дверь в комнату родителей была открыта, мама стояла у окна. На фоне светлого прямоугольника четко вырисовывался её неподвижный силуэт. Алину скрутило от беспомощности и жалости.
Уже у себя в комнате она поняла — папы дома нет! А на стоянке за площадкой не было их голубого «форда». Уехал?
Куда?
Зачем?
Вот кого ждала мама! Они ссорились, и папа уехал. А мама думала, что он вернулся, и выскочила к двери. Доругаться? Мириться? Ох, родители, что же вы…
Входная дверь снова хлопнула. Алина прислушалась. Клацнул замок. Значит, мама тоже ушла. Искать папу? Или просто не может оставаться дома?
Алина сжалась в комок и повалилась на жесткий диван. Её мутило от отвращения к себе. Мама и так поссорилась с папой. А тут ещё она с такими заявочками. А теперь мама неизвестно где. А она одна. Дома. А если до вечера никто из них не придет? Как спать, когда не знаешь, где твои родители?
Снова хлопнула дверь, и Алина подскочила. Мама вернулась! Надо попросить у неё прощения, пусть мама знает, что она всегда за неё!
Алина выскочила в коридор, но там никого не было. Наверное, это хлопнула дверь у соседей.
За окнами темнело, и в коридоре сгущался полумрак. Алине хотелось завыть от тоски и одиночества. Она посмотрела в зеркало. Там снова появился симпатичный паренек.
— Хоть с тобой поговорить, что ли, — грустно предложила Алина. — Выходи?
Зеркало вздрогнуло и еле слышно зазвенело. Из него на коврик в коридоре вывалился мальчишка. Шмякнулся на четвереньки, но тут же поднялся. Отряхнул ладони и улыбнулся.
— Привет.
— П-п-п-привет…
— Не бойся, — очень знакомо улыбнулся гость.
— Я не боюсь, — Алина справилась с отвисающей челюстью. — Я просто удивилась. Нечасто люди из зеркала выходят.
— Это верно, — легко согласился мальчишка. — Меня Лён зовут, если что.
— А я Алина…
— Я знаю.
— Чего-о-о-о? — вот теперь Алина удивилась. Если мальчишка живет в старинном зеркале, то выйти из него — вполне нормально. Но откуда он может знать её имя?
