– И тебе привет, добрая женщина, – отозвался он.
– Не найдется ли у тебя чего-нибудь поесть для старухи? – Она облизнулась, показав весьма немногочисленные зубы.
Гален со стоном сбросил ранец на землю и опустился на обочину рядом.
– Посмотрим.
Он не считал, как некоторые другие солдаты, что остальная страна перед ним в долгу. Да, они сражались, но такова была их работа. Гражданские ведь тоже продолжали трудиться. Швеи шили, кузнецы подковывали лошадей и делали гвозди, крестьяне, не призванные на войну, возделывали землю. К тому же родители внушили сыну глубокое почтение к женщинам и старикам, а это древнее создание относилось и к тем и к другим.
Гален пошарил в ранце.
– Воду я уже допил, но у меня остался глоток вина. – Он выложил на землю бурдюк. – Еще есть три галеты, клинышек старого сыра и мешочек сушеного мяса. Вот немного поздних ягод, собрал сегодня утром.
Ягоды Гален предложил старухе не без сожаления: он берег их для особого случая. Но куда хуже было бы отказать старой женщине в такой малости, способной доставить ей удовольствие.
– Для галет и сушеного мяса у меня зубов маловато. – Улыбка ее зияла еще большим числом провалов, чем Гален заметил прежде. – Но я бы не отказалась от толики сыра и вина, прямо как на дворцовом пиру.
Гален взял две из трех галет и впоследствии пожалел об этом. Вода у него вышла, а вино старушка прикончила одним глотком. Затем она принялась за сыр, закатывая глаза и причмокивая. Гален поймал себя на том, что улыбается.
Изогнув бровь, старуха взглянула на ягоды:
– Поделишься, милый?
– Разумеется. – Гален подвинул к ней угощение.
Горбунья взяла горсточку и принялась класть в рот по одной ягоде, смакуя их так же, как сыр и вино. Мысленно порадовавшись, что сотрапезница не забрала весь мешок, юноша тоже зачерпнул порцию и съел с таким же удовольствием.
Утолив голод, старуха оглядела Галена:
– С войны идешь, а?
– Да, бабушка, – коротко отозвался юноша.
Он не хотел знать имя ее внука или правнука, павшего от аналузской пули.
Гален убрал оставшуюся галету, завернул сыр в тряпицу и вместе с мешочком ягод аккуратно сложил в ранец. Бурдюк для вина он положил сверху, надеясь выпросить глоток-другой в следующем деревенском доме.
– Я был на передовой.
Гален не знал точно, зачем добавил эту подробность, но она служила ему источником затаенной гордости, мол, побывал на передовой и уцелел.
– А-а. – Старуха печально вздохнула. – Дурное дело. Хуже, чем должно было быть, знаешь ли. – Она приложила палец к горбатому носу и подмигнула.
Гален помотал головой:
– Не понимаю.
Старуха только поцыкала зубом и задумчиво покивала.
– Помни только: когда заключаешь сделку с теми, кто живет внизу, всегда есть скрытая плата. – И снова покивала.
– Понимаю, – в замешательстве произнес Гален. – Спасибо.
На самом деле он ничего не понял и решил, что старуха совершенно спятила, однако вряд ли из-за него.
– Я лучше пойду, пока еще светло. – Он встал и вскинул ранец на плечи.
– Верно, верно, ночи-то холодные, – отозвалась старуха, тоже поднимаясь на ноги. Она задрожала и закутала плечи тонкой шалью. – И дни тоже.
Гален не колебался. Он снял с шеи шарф и протянул ей. Очень теплый шарф из синей шерсти.
– Вот, бабушка, возьми.
– Я не могу отбирать у тебя последнее, бедный солдатик, – возразила горбунья, потянувшись к шарфу.
– У меня есть еще, – ласково сказал юноша. – И спицы с нитками, захоти я связать себе новый.
Расправив подарок на слабом солнечном свету, старушка восхитилась плотной вязкой.
– Сам связал, говоришь?
– Ага. Между боями времени достаточно – хоть дюжину шарфов и сотню носков связать можно, уж я-то знаю. – У него вырвался короткий смешок.
– Я думала, солдаты коротают время, играя в кости и распутничая, – по-девчачьи хихикнула она.
– С костями и распутством все в порядке, но какой от них прок, когда носки у тебя драные, а сквозь дырки в палатку падает снег, – мрачно отозвался Гален. Затем отогнал воспоминание. – Носи на доброе здоровье.
Жаль, он не запасся шалью – ее-то совсем расползлась. Но единственную в своей жизни шаль юноша связал в подарок генеральской дочке с ласковыми карими глазами.
– Ты очень добр к старухе, очень добр. – Горбунья обернула шарф вокруг шеи, спустив концы на тощую грудь. – И я отплачу тебе за доброту.
Гален ошарашенно замотал головой. Что она может дать?
– В этом нет необходимости, бабушка, – уверял он, пока она рылась скрюченными пальцами под шалью.
– Нет, есть. В этом жестоком мире доброту всегда следует награждать. Столько людей прошло мимо меня вчера и сегодня, а ни доброго слова, ни кусочка хлеба. И ты мне чем-то нравишься.
Она завела руку за спину, и у Галена отвисла челюсть. То, что он принимал за горб, оказалось свертком из ткани, засунутым под платье. Старушка вытащила его и протянула юноше.
Короткий плащ отчасти напоминал форменные плащи аналузских офицеров, но он был не зеленым, как вражеское обмундирование, а тускло-фиолетовым. Высокий жесткий воротник застегивался на золотую цепь. Старуха встряхнула плащ – мелькнула бледно-серая шелковая подкладка.
– Тебе бы самой его носить, а не мерзнуть! – воскликнул он.
Старуха захихикала:
– Ага, и чтобы меня крестьянская телега переехала? Путешествовать в такой штуке – безумие!
Гален поджал губы. Бедная старушенция и впрямь рехнулась. Он прикинул, не помочь ли ей добраться до ближайшей деревни. Там ее наверняка кто-нибудь узнает – в ее возрасте она не могла забрести слишком далеко.
Старуха подалась вперед и произнесла громким шепотом:
– Это плащ-невидимка, мальчик мой. Примерь.
Гален беспомощно огляделся, но поблизости ни в какую сторону не виднелось ни домика, ни амбара.
– Право, не стоит… Наверное, нам следует поискать твою родню.
– Примерь! – каркнула старуха, как сердитая ворона, и махнула на него плащом. – Примерь!
Гален поднял руки, сдаваясь.
– Хорошо-хорошо. – Он опасливо взял плащ и накинул на плечи. Пола зацепилась за ранец, и юноша нетерпеливо дернул ткань. – Вот! Как я выгляжу?
Он вытянул руки перед собой. Насколько можно было судить, невидимым он не сделался.
Закатив глаза, старуха покачала головой:
– Его надо застегнуть.
Не желая снова ее расстраивать, Гален взял болтающийся конец цепочки и закрепил его в золотом зажиме на воротнике. Он хотел взмахнуть краем плаща для пущего эффекта, но вместо этого вскрикнул. Руки пропали. Опустив глаза, он вообще не увидел ни одной части себя – только два отпечатка подошв.
Старуха в восторге захлопала в ладоши:
– Чудесно! Точно в пору!
– Я невидим, – произнес Гален удивленно.
Он прошел по кругу, оставляя следы в пыли.
– Конечно! Но послушай меня, мальчик. Невидимкой быть опасно. – Старуха провожала его следы взглядом, и впервые голос ее прозвучал ясно. – И кони могут затоптать, и бесчисленное множество других вещей представляет угрозу. Этот плащ не стоит использовать для забавы – только в час подлинной нужды.
Гален расстегнул плащ и увидел, как его тело постепенно возвращается в зримый мир. С великой неохотой он протянул чудесный наряд старой женщине.
– Я не могу принять от тебя подобный дар, добрая женщина, – с уважением произнес он. – Это волшебное сокровище. Ты должна тщательно беречь его и найти чародея или еще кого-то, кому сумеешь его продать. На вырученные за подобную вещь деньги можно не то что новое платье – даже дом купить.
Не успел он увернуться, как старуха отвесила ему затрещину.
– Плащ не для продажи, даже если я помру с голоду. Его надлежит вручить тому, кому он всего нужнее. И это ты, солдатик.
Гален затряс головой, избавляясь от звона в ухе.
– Но он мне ни к чему, – возразил он, снова пытаясь вернуть подарок. – Я всего лишь солдат, ты же сама сказала, по крайней мере бывший.
У меня нет ни дома, ни подружки, ни даже работы.
Отталкивая его руки, старушка склонила голову набок.
– Он тебе понадобится. И еще кое-что.
Она снова пошарила в своих лохмотьях и на сей раз извлекла на свет божий большой клубок белой шерсти и клубок поменьше – черной.
– Черная груба, но крепка, – сказала она. – Белая мягка, но тепла и крепка по-своему. Одна связывает, другая защищает. Черная – как железная цепь, белая – как лебедь, плывущий по воде. – Она силком впихнула клубки Галену в руки, и он едва не выронил шерсть и плащ. – Черная – как железо, белая – как лебедь, – повторила она, многозначительно глядя ему в лицо.
Он машинально повторил ее слова:
– Одна связывает, другая защищает. Черная – как железо, белая – как лебедь.
Старуха отвернулась и двинулась прочь, в ту сторону, откуда пришел Гален.
