«И, в заключение: этим жарким летом волнистый попугайчик Понки нашел оригинальный способ сохранять свежую голову. Понки, который живет в «Пяти Перьях» в Барнсли, научился кататься на водных лыжах! Мэри Доркинс отправилась туда, чтобы узнать подробности…»
Гарри открыл глаза. Раз дошло до попугайского воднолыжного спорта, значит, больше ничего стоящего не будет. Он осторожно перевернулся на живот и встал на четвереньки, готовясь отползти от окна.
Он уже передвинулся на пару дюймов, как вдруг события завертелись одно за другим.
Сонную тишину, точно выстрел, разорвало громкое, раскатистое: «хлоп!»; из-под припаркованного автомобиля вылетел кот и исчез из виду; из гостиной Дарсли раздались визг, громовые ругательства и звон бьющейся посуды, для Гарри все это словно послужило долгожданным сигналом к подъему, — он вскочил на ноги, одновременно выхватывая из-за пояса джинсов, словно меч из ножен, тонкую деревянную палочку, но прежде чем успел выпрямиться в полный рост, его макушка встретилась с открытым окном дома Дарсли. От последовавшего за этим грохота тетя Петунья заверещала еще громче.
Гарри показалось, что голова раскололась надвое. Из глаз брызнули слезы, он покачнулся, пытаясь разглядеть на улице источник шума, но как только, с немалым трудом, выпрямился, две огромные багровые руки высунулись из открытого окна и крепко схватили его за горло.
— Убери… это… прочь! — зарычал дядя Вернон в ухо Гарри. — Сейчас же… Пока… никто… не увидел!
— Отцепитесь… от… меня! — прохрипел Гарри.
Несколько секунд они боролись. Левой рукой Гарри пытался разжать дядины пальцы-сосиски, а правой крепко сжимал поднятую палочку, и тут боль в его голове вспыхнула особенно сильно, дядя Вернон, словно получив заряд электрошокера, ойкнул и разжал руки. Как будто невидимая отталкивающая сила исходила от его племянника, сделав прикосновение к нему непереносимым.
Задыхаясь, Гарри свалился прямо на куст гортензии, вскочил и огляделся вокруг. Но не увидел ничего, что могло бы так оглушительно хлопнуть, только кое-где в соседских окнах замаячили головы. Гарри быстро сунул в джинсы палочку и попытался принять невинный вид.
— Вечер добрый! — дядя Вернон приветственно замахал рукой миссис Дом-Номер-Семь, которая высунулась из-за тюлевой занавески напротив, и крикнул: — Вы слышали, как только что грохнул автомобиль? У нас с Петуньей чуть припадок не случился!
Он продолжал натужно, ужасающе улыбаться, пока все любопытные соседи не исчезли в своих разномастных окнах, после чего пальцем поманил Гарри, и тут его улыбка трансформировалась в гневную гримасу.
Гарри подошел на пару шагов и предусмотрительно остановился чуть-чуть не доходя до той черты, за которой его смогли бы удавить протянутые руки дяди Вернона.
— Что, черт подери, ты вытворяешь, парень? — прохрипел дядя Вернон срывающимся от бешенства голосом.
— Что я вытворяю? — невозмутимо переспросил Гарри.
При этом он продолжал посматривать то в один, то в другой конец улицы, не оставляя надежды увидеть, кто же издал такой хлопок.
— Грохочешь тут, как стартовый пистолет, прямо под нашим…
— Это не я, — твердо сказал Гарри.
Рядом с широким багровым лицом дяди Вернона появилось узкое лошадиное лицо тети Петуньи. Она была вне себя от ярости.
— Почему ты прятался под окном?
— Да-да, совершенно верно, Петунья! Что ты делал под нашим окном, парень?
— Слушал новости, — скупо объяснил Гарри.
Дядя и тетя возмущенно переглянулись.
— Слушал новости? Опять?
— Вообще-то они каждый день разные, — заметил Гарри.
— Не умничай, парень! Я хочу знать, чего тебе на самом деле нужно, и хватит уже твердить мне эту чушь про новости! Ты прекрасно знаешь, что провашу братию…
— Вернон, осторожнее! — выдохнула тетя Петунья, и дядя Вернон понизил голос так, чтобы его мог слышать только Гарри:
— …Что провашу братию в наших новостях и речи нет!
— Это вы так думаете, — сказал Гарри.
Дарсли таращились на него несколько секунд, а потом тетя Петунья прошептала:
— Ты отвратительный маленький враль. А что же делают все эти… — она еще больше понизила голос, и следующее слово Гарри прочел по губам: —…совы, если не приносят тебе новости?
— Ага, — торжествующим шепотом добавил дядя Вернон, — отвечай-ка, парень! Как будто мы не знаем, что ты получаешь все ваши новости от этих мерзких птиц.
На мгновение Гарри заколебался. Правду говорить было нелегко, хотя дядя и тетя могли и не догадываться, с каким трудом дается ему признание.
— Совы… не носят мне новостей, — сдержанно ответил он.
— Я в это не верю, — сразу же отреагировала тетя Петунья.
— Я тоже, — сердито добавил дядя Вернон.
— Мы знаем, ты что-то замышляешь, — продолжила тетя Петунья.
— Мы не дураки, и тебе это известно, — заявил дядя Вернон.
— Вот это уж точно для меня новость, — раздраженно бросил Гарри и, прежде чем Дарсли успели позвать его обратно, развернулся, пересек лужайку перед домом, перешагнул через низкий заборчик и пошел по улице.
Он знал, что теперь его ждут неприятности. Потом ему придется поплатиться перед дядей и тетей за подобную дерзость, но сейчас его это не заботило: сейчас его волновали куда более серьезные проблемы.
Гарри не сомневался, что с подобным хлопком кто-то аппарировал или дезаппарировал. С точно таким же звуком исчезал домовой эльф Добби. Неужели Добби сейчас здесь, на Прайвет-драйв? Вдруг в этот самый момент идет следом? Как только Гарри в голову пришла эта мысль, он тут же обернулся кругом и оглядел Прайвет-драйв, но улица казалась совершенно пустынной, а Гарри был уверен, что Добби не умеет становиться невидимым.
Он шагал и шагал, плохо представляя себе, куда, — в последнее время так часто ходил по этим улицам, что ноги сами несли его по привычному маршруту. И через каждые несколько шагов оглядывался через плечо. Сомнений не было: когда он лежал там, среди увядающих бегоний тети Петуньи, рядом с ним находился кто-то из магического мира. Почему же с ним не заговорили, почему не дали о себе знать, почему теперь скрываются?
Но мало-помалу уверенность улетучивалась, а разочарование становилось острее.
Наверное, этот хлопок никакого отношения к магии не имел. Вполне возможно, Гарри попросту слишком остро среагировал на самый обычный шум — потому что уже отчаялся получить хоть крошечную весточку из мира, которому принадлежал душой и телом. Ведь не исключено, что это в доме у соседей что-нибудь обвалилось?
На душе у Гарри стало тошно и пасмурно — знакомое чувство, которое преследовало его все лето.
Завтра в пять утра его разбудит будильник — нужно будет заплатить сове, которая приносит «Ежедневный Пророк», но какой смысл его читать? Изо дня в день Гарри просматривал лишь заголовки первой страницы и тут же отбрасывал газету: когда идиоты-газетчики наконец-то поймут, что Волдеморт вернулся (а ничто другое Гарри не волновало), то об этом точно напишут на первой полосе.
Если повезет, совы принесут и письма от его лучших друзей — Рона и Гермионы, хотя Гарри давным-давно оставил всякую надежду на то, что в их письмах окажется ценная информация.
«Про Сам-Знаешь-Кого мы болтать не можем, понятное дело… Нам сказали не писать ничего важного, потому что письма могут перехватить… У нас дел по горло, но подробно писать не могу… Много чего происходит, но все расскажем при встрече…»
Но когда будет эта встреча? Похоже, точная дата никого не волновала. В открытке ко дню рождения Гермиона написала: «Надеюсь, мы увидимся очень скоро», но как скоро наступит это «скоро»? Насколько Гарри мог судить по неопределенным намекам в письмах, Гермиона и Рон были вместе, возможно дома у Рона. Думать о том, как они развлекаются в Норе, пока он торчит тут, на Прайвет-драйв, было невыносимо. На самом деле Гарри был настолько зол на них, что выбросил, даже не открыв, посланные ко дню рождения две коробки шоколадных конфет из магазина «Пригоршня Сластей».[6] После увядших листиков салата, которые достались ему в тот день на ужин от тети Петуньи, об этом пришлось пожалеть.
И чем же так заняты Рон и Гермиона? Почему он, Гарри, этим не занят? Разве он не доказал, что может справиться с тем, что им не по силам? Неужели о его заслугах все забыли? Разве не он очутился на том кладбище и видел, как убили Седрика, разве не его привязали к надгробной плите, и едва не убили?
«Не думай об этом», — категорично приказал себе Гарри, в сотый раз за лето. Он и так постоянно оказывался на кладбище в страшных снах, не хватало еще размышлять об этом наяву.
