Пока Триффан и Фиверфью ждали его появления на поверхности, казалось, что весь свет июньского дня, и без того яркий, стал еще ярче и сконцентрировался на входе в тоннель, куда указывала кротиха.
И вот появился он: сначала рыльце, потом молодая лапа; ясный свет засверкал вокруг, заиграл и заискрился на листьях деревьев, словно специально освещая для всех, кто мог видеть, место его выхода.
Крот Камня вылез на поверхность и, так же как Триффан с Фиверфью до этого, осмотрел окружающий мир. В его широко раскрытых глазах светилась невинность юности; она же угадывалась в мягкой шерстке и в трогательной неуклюжести, присущей подросткам этого возраста.
Он быстро подбежал к Фиверфью, но обратился к Триффану:
— Сегодня вы отведете меня к Камню? Ты говорил, что, когда подойдет Середина Лета и солнце будет ярким, ты отведешь меня. Сегодня? — Его глаза и движения выдавали жгучее нетерпение.
— Да, да, время пришло.
И что-то было в этом молодом кроте такое, отчего глаза Триффана наполнились слезами, хотя он сам не понимал почему, быть может, из-за предчувствия, что когда-нибудь на эти хрупкие плечи навалится тяжесть бед и тревог всего кротовьего мира. И тем не менее пора сыну Фиверфью прикоснуться к Камню и узнать о своем священном предназначении.
Фиверфью и Крот Камня ждали, когда Триффан выберет путь вверх по холму, но Триффан, следя за игрой света на траве, думал совсем о другом. Определенно где-то здесь, в свете и тенях, скрывался невидимый Босвелл. Наверное, уже никто и никогда не увидит его, а он наблюдает за своим сыном, как наблюдал за всеми и всегда — с любовью и надеждой, что они отыщут путь к Безмолвию.
— Да, — тяжело вздохнув, прошептал Триффан, и его глаза снова наполнились слезами. Старея, он порой так остро ощущал одиночество, которое несла с собой мудрость, и так хотелось ему, чтобы рядом оказался Босвелл, чтобы можно было говорить с ним, задавать вопросы. Как жаль, что столько вопросов остались незаданными в свое время… когда он, Триффан, был таким, как сейчас этот молодой крот. Триффан горько улыбнулся. Интересно, чему он может научить Крота Камня? Наверное, чему-то касающемуся жизни…
— Настал день, настал час, — нежно проговорила Фиверфью сыну и, положив лапу ему на плечо, обратилась к Триффану: — Пошли, драгой мой, пошли вместе, покажем ему, где он рожден и что ему предстоит.
— Мне страшно, — сказал молодой крот, не двигаясь с места.
Лес внезапно замер, вокруг повисла торжественная тишина, воздух затих, а свет словно замерцал и померк.
— Лучшее средство против страха — повернуться рыльцем к тому, что пугает, и твердо переставлять лапы, — сказал Триффан. — Пошли, июньское солнце зовет нас, влечет к Камню… Пошли, я должен тебе кое-что рассказать.
Так, один за другим, Триффан во главе и Фиверфью позади, они направились вверх по склону на поляну, где одиноко стоял великий и могучий Данктонский Камень, всегда ожидающий, что к нему подойдет крот, полный смирения и веры.
Глава вторая
Несколько дней после рождения кротенка Триффан и Фиверфью не могли решить, как назвать его. Крот Камня — это не имя, с которым можно жить. А ведь имя значит больше, чем может показаться: с ним наследуется нечто от тех, кто носил его раньше, и оно может затем передать это нечто другим, кто еще придет в мир.
Очень немногие имена — если вообще есть такие — звучат как-то зловеще, и все же некоторые кажутся мрачнее других. Так, мрачно звучит имя Мандрейк или Рун, а вот Брекен — имя доброе и основательное, Роза — имя для кротихи, чья жизнь много обещает другим. Но как назвать Крота Камня?
Триффан знал, что его самого отец назвал сразу, едва увидев, как новорожденный кротенок вскарабкался выше своих братьев и сестер и задрал вверх рыльце, напомнив в миниатюре, как сказал Брекен, одинокий пик в окрестностях Шибода, на вершине которого возвышается Камень.
Вспомнив это, Триффан почувствовал, что именно ему придется дать имя Кроту Камня, и несколько дней, отдуваясь и вздыхая, все придумывал, прикидывал так и эдак, ожидая вдохновения, которое все не приходило.
Но как-то раз Фиверфью, как это водится у матерей, шептала что-то бессвязное довольному малышу, примостившемуся у нее на брюхе, и Триффану дозволено было слушать это; он улыбался, видя их обоих довольными, и едва ли разбирал, что она говорит:
— Ты мой сыне-сияне, буди сияне для всех нас…
«Мой сын», «для всех нас»…
Она говорила не так, как говорят данктонские кроты, и на ее певучем диалекте слово «сияне» вызывало мысль о ветре, дующем на цветы жарким августовским днем; ветер разбрасывал семена и сеял их, чтобы схоронить в сердце теплой земли до новой весны.
Но слово «сияне» имело и другое значение — «солнце». Триффан, знавший традиции данбарских кротов, почувствовал и разгадал естественную игру слов, подразумевавшую, что Крот Камня не только ее сын, или Босвелла, или обоих, но что он является солнцем, которое будет сиять всем и посеет новую жизнь.
И Триффан почувствовал это — скорее инстинктивно, не поняв до конца ход собственных мыслей. В какой-то момент он догадался, что для Фиверфью «сыне-сияне» означает множество вещей, и его собственные мысли двинулись дальше, и ему вспомнился день — теплый солнечный день, когда солнце действительно сияло! — день, когда он впервые пришел в Биченхилл и почувствовал, что это доброе место, и с того дня оно словно запало ему в душу своей природной красотой, какую кротовий мир уже забыл; там Триффан ощутил себя дома.
Биченхилл, где солнце, освещая пологие холмы, изменяло перспективу и делало небо шире, чем во всех системах, какие он видел в жизни. Биченхилл! Кроту Камня лучше было бы родиться там, а не в заброшенном Данктоне. Да, Биченхилл.
То самое место, где Мэйуид и Сликит, повинуясь инстинкту, спрятали двух кротят Триффана от Хенбейн и тем самым спасли, поскольку с той же уверенностью, как в восходе солнца утром, Триффан чувствовал, что Уорф и Хеабелл в безопасности, и надеялся, что когда-нибудь они увидят своего отца или хотя бы узнают о его любви к ним.
И, размышляя об этом, Триффан задрожал и прошептал, глядя на Крота Камня:
— Его можно назвать Бичен, любовь моя, в честь места, посетив которое кроты познают любовь. Это место добрых кротов, любящих кротов, кротов, которым можно верить. Бичен — это достойное имя.
Фиверфью задумалась, а потом, коснувшись детеныша, шепнула ему это имя, и он оглянулся и придвинулся ближе. Она шептала снова и снова, приучая к этому имени его и себя, и не заметила дрожи Триффана, не догадалась о сладкой печали в его сердце, не заметила слез, текущих из его глаз. А когда заметила…
— Мой любый!.. — воскликнула она тревожно.
— Ничего, крот может поплакать, когда ему хочется, — пробормотал Триффан, посмотрев на Бичена, а потом на нее. — Я боюсь за детеныша, Фиверфью, и не знаю, что можно сделать для крота, отмеченного Камнем, как помочь ему.
— Люби его истинно, — сказала Фиверфью, нежно погладив Триффана и утерев его слезы. — Не бойся, Камень — его отец, он сумеет оборонить его. Вопреки горестным сомнениям, будем вместе молить Камень, и он направит нас. Бичен теперь его имя.
Так Бичен получил имя, и Триффан знал, что, где бы ни странствовал в будущем Крот Камня, он обязательно придет в Биченхилл. И Триффан был благодарен, что Камень послал туда его собственных кротят и что когда-нибудь Бичен сможет сообщить им об их отце,
когда они в своей черед станут свидетелями пришествия Крота Камня и окажут ему поддержку, в которой он будет нуждаться.
❦
Детство Бичена протекало как обычно у всех кротов. Он вырос в такой же норе, в таких же тоннелях, как много кротовьих лет назад Ру — кротиха, давшая первое потомство Брекена, среди которого был и любимый всеми Комфри.
Фиверфью предпочла поселиться в этих скромных тоннелях, и, хотя земля здесь не изобиловала червями, как другие земли в Данктоне, она не придавала этому значения, ведь прокормить нужно было лишь себя и единственного детеныша.
