Дашийн Данзанванчиг из Дэлгэрхэт-Сомона, Восточно-Гобийского аймака, тоже был сыном охотника. В 1939 году пришел по призыву в ряды Монгольской Народной Армии. Упорно учился цирик, и пришел день, когда он своей рукой написал письмо родителям и невесте Цэгмэд.
Прежде Данзанванчиг видел лишь необозримую степь да в детстве слушал легенды доброго соседа старика Дэлгера о бесстрашных баторах и их быстрых как ветер конях. Теперь он увидел мир. Оказалось, всемогущие люди существуют не только в преданиях. Они могут летать на волшебной птице Хангарид, именуемой самолетом, создавать чудо-города; они укрощают буйные реки и заставляют их рождать тысячи солнц, чтобы море света разлилось над землей. Эти сильные [102] люди пришли в Монголию из великой Страны Советов. Они хотят, чтобы в юртах аратов навсегда поселилось счастье…
Когда командир минометного расчета Данзанванчиг пошел в поход на восток, он видел советских людей рядом. Из их рук он получил оружие…
В боях по прорыву Калганского укрепрайона минометное подразделение поддерживало огнем батальон майора Осора и прикрывало фланг соседей – подразделение Советской Армии. К рассвету 20 августа цирики вышли к сопке Чжан-Зя-Коу. Но как только передовая рота попыталась подняться на высоту, заговорили огневые точки противника.
Командир подразделения Санжаа получил приказ уничтожить наблюдательный пункт и дзот врага в 300 метрах впереди.
Настала минута показать свое искусство не на учебном поле, а в бою. Вторая мина, посланная Данзанванчигом, угодила точно в цель.
Цирики пошли в атаку, но противник усилил огонь. Были засечены три дзота; в каждом из них – тяжелый и легкий пулеметы.
– Подавить дзоты! – передали с командно-наблюдательного пункта.
Для выполнения приказа понадобились считанные минуты. Точный огневой налет – и дзоты умолкли.
– Отлично! – крикнул комбат, как это бывало на учениях. [103]
– Служу Родине! – весело ответил командир расчета, подмигнув товарищам.
Лил дождь. Окоп, в котором стоял миномет, затопило водой. Нужно было менять огневую позицию. Дви~ нулись вперед. На пути, под огнем японских автоматчиков, уничтожили еще один пулемет противника. Но минометчиков накрыла артиллерия. Снаряды стали рваться совсем рядом. Осколок зацепил Данзанванчига. Тот схватился за бок, но, превозмогая боль, двинулся вперед.
Еще один разрыв, и осколок пробивает Данзанванчигу кисть правой руки.
Подполз командир взвода.
– Ранен? – с тревогой спросил он. – Отправляйся в санпункт!
– Нет! Я еще в силах бить врага!
Руку перевязали. После этого взводный поставил расчетам задачу обстрелять два дота так, чтобы мины рвались перед амбразурами и дым вместе с пылью мешал врагу вести наблюдение.
«Ослепив» огневые точки противника, минометчики заставили их замолчать.
Наступление продолжалось. Минометный расчет продвигался вслед за боевыми порядками подразделений. Стиснув от боли зубы, наводчик, не слушая советов товарищей, полз на боку. И снова – рядом взрыв. Данзанванчига ранило в левую ногу. Собрав последние силы, он поднялся и сделал несколько шагов. Но глаза заволокло туманом, ноги подкосились. Воины бросились к командиру. Хотели отправить в санчасть.
– Оставьте меня здесь, – сказал он решительно. – А сами идите вперед. Отомстите за меня!..
Цирики знали, что спорить с командиром бесполезно. Его положили на здоровый бок, оставили запас воды.
Данзанванчиг лежал недалеко от траншеи. Вдруг до него донеслись шорох и тяжелое, прерывистое дыхание. С трудом подняв голову, он увидел вражеского солдата. Тот был тоже ранен: одной рукой он держал винтовку, другая беспомощно висела вдоль туловища. Скрестились непримиримые взгляды. Грянул выстрел. Пуля обожгла плечо Данзанванчига. Вытащив из мокрой кобуры пистолет, он разрядил обойму в сторону стрелявшего. [104]
Герой калганского боя очнулся в полевом госпитале. Советские врачи сделали все возможное, чтобы спасти жизнь тому, кто не щадил ее ради общей победы. И спасли…
***
Он был другом Дампила и Данзанванчига – молодой цирик Лувсанцэрэнгийн Аюуш из Тугрик-Сомона. Малограмотным пришел он в ряды Монгольской Народной Армии, а через три года свободно читал, писал, отлично изучил боевую технику, вырос духовно и физически. Большую роль в этом сыграли братская поддержка сослуживцев, крепкое войсковое товарищество.
Только в армии Аюуш понял по-настоящему всю глубину народной пословицы: «В юрте опора – центральный шест, в жизни – друг».
А может, у перевала Чугулатхалга сам Аюуш впервые почувствовал и себя опорой батальона в решающую минуту боя?
Нужно было заставить японский дот замолчать. Сделать это мог только один человек – разведчик, притаившийся возле черной амбразуры, из которой летела смерть…
Станковый пулемет в разведке. Вроде бы и не по уставу. Но комбат Сосор решил, что наблюдательный, остроглазый пулеметчик Аюуш с помощником Дашдондогом скорее помогут раскрыть систему огня противника, чем другие.
Пробираясь от укрытия к укрытию, Аюуш присматривался в бинокль к темным «юртам» дзотов. Время от времени посылал туда очереди. Огневые точки отвечали, обнаруживая себя. Постепенно на этом участке удалось засечь семь пулеметных дзотов и один орудийный дот. Артиллеристы взяли их на учет, а когда начался решительный штурм, ударили по ним прямой наводкой.
Во время штурма пулемет Аюуша двигался в боевых порядках роты. Если наступлению мешали пулеметные точки противника, расчет выдвигался на фланг или несколько вперед и подавлял их, открывая путь стрелкам.
Наконец враг нащупал досаждавший ему пулемет.
– Я ранен, – прошептал Дашдондог. [105]
– Держись!
Аюуш осмотрел товарища. Пуля прошла через левое плечо.
Достал индивидуальный пакет, хотел перевязывать, но помешали три японских солдата, подползавших под прикрытием бурьяна и кустарника. Значит, стреляли они. Аюуш припал к пулемету, быстро поймал в прицел приплюснутые пилотки. Двумя очередями скосил японцев. После этого перевязал товарища…
Хорошо замаскированный вражеский пулемет не давал бойцам роты поднять голову. И опять командир коротко приказывает Аюушу:
– Подавить!
Вслепую этого не сделаешь. Пулеметчики выбрались из укрытия, поползли в обход. Встретили траншею. В ней несколько японцев. Они так увлеклись, стреляя в сторону наступающих, что не видели ничего рядом. Внезапный кинжальный огонь Аюуша быстро привел в чувство оставшихся в живых врагов. Японцы обстреляли Аюуша и его помощника.
Снова ранен Дашдондог, на этот раз в руку. Пока Аюуш перевязывал друга, пуля прошила и ему кисть правой руки.
Цирики безмолвно посмотрели друг на друга. Решение пришло само собой: приказ нужно выполнить во что бы то ни стало.
Вот и дзот, который мешал наступлению. Превозмогая боль, Аюуш послал в амбразуру несколько очередей. Кажется, все. [106]
Но пулеметчиков нащупал японский снайпер. Еще две пули ранили Аюуша. Дашдондог хотел разорвать гимнастерку и перевязать Аюуша, но не смог: не хватило сил. А тут с криками ринулось в контратаку подразделение японцев. Аюуш приподнялся, чтобы лучше разобраться в происходящем. Пуля пробила ему грудь…
Последний диск. Последний запас сил. Цепь японцев уже в 30-40 метрах. Приподнявшись на локтях, тяжело раненный Аюуш дал последние очереди и заставил врага бежать.
Подносчик патронов несколько минут назад уполз за боеприпасами. Он доложил взводному о ранении Аюуша и Дашдондога. Дудэ послал четырех цириков, чтобы вытащить раненых и пулемет. Но японцы усилили огонь, и люди, посланные на выручку, не смогли пробраться к раненым: дзот, из которого строчили два пулемета, находился за второй траншеей, почти рядом с пулеметом Аюуша.
Цирики увидели, что Дашдондог лежит без движения. Увидели они и то, как с трудом прополз Аюуш несколько метров, как бросил гранату, как тут же умолкли два вражеских пулемета. Это было последнее, что мог сделать для своей роты Лувсанцэрэнгийн Аюуш.
На безжизненном теле героя военфельдшер насчитал одиннадцать пулевых ран. Одиннадцать раз мог уйти с поля боя пулеметчик Аюуш, и столько же раз его сердце подсказало: «Держись! Не покидай друзей! Только ты можешь заткнуть огненную пасть врага и открыть путь своим братьям. Держись до последнего!»
И он держался…
Беседуя о трех героях – друзьях из 7-й монгольской бригады – с товарищем Ю. Цеденбалом, мы решили от имени командования Конно-механизированной группы советско-монгольских войск написать представление в Малый хурал о присвоении звания Героя Монгольской Народной Республики Аюушу и другим воинам, показавшим образцы мужества и отваги при штурме укрепрайона.
– С удовольствием поставлю свою подпись под такой реляцией, – сказал мне Цеденбал.
Когда речь идет о массовом героизме советских и монгольских солдат, нельзя не сказать доброго слова [107] о тех, кто не врывался в доты и дзоты, не поднимал в атаку боевых порядков, но все же много сделал для приближения часа нашей победы. Например, о наших шоферах!
