— Друзья, о чем мы говорим, — всплеснул руками дядюшка Хосе, продолжая жевать торт, который он отщипывал кусочками с общего блюда. — Мы все на волосок от гибели, а говорим о каком-то золоте. Все это глупости.
— Вовсе не глупости, — сказал Антонио. — Может, как раз тут сокрыты возможности нашего спасения.
— Ясно одно, — сказал Алеша. — Какой бы путь мы ни избрали сейчас, чтобы добраться домой, по воздуху или по морю, нас непременно настигнут и погубят, потому что мы узнали о преступных тайнах. Они боятся, чтобы это не просочилось в мировую печать.
— Не заблуждайся, мой друг, — покачал головой Антонио. — Вся мировая печать у них в кармане. В газетах они помещают только то, что выгодно сговорившимся негодяям… Ну, еще, быть может, кое-какие сенсации и разоблачения, чтобы и дальше дурачить читающую публику так называемой «объективностью». Когда-то я сам работал в крупнейшей газете Нового света и понял кое-что такое, что обычно скрывается за семью печатями.
— В рассуждении Алеши есть истина, которая может нас спасти, — задумчиво сказал Педро. — Сейчас мы мешаем Боссу и его людям, они уничтожили бы нас всех, не моргнув глазом, если бы могли. Надо что-то сделать, чтобы они захотели разойтись с нами миром. Чтобы им было это выгоднее.
— Ты думаешь, один ты умный и умеешь строить планы? — подала голос Мария, взглянув на брата. — Наши враги умеют это делать не хуже нас, я нисколько не удивилась бы, если бы узнала, что они подслушивают сейчас все наши разговоры.
Все встревоженно переглянулись.
— Мы много раз предлагали Боссу свои условия, — в замешательстве сказал дядюшка Хосе. — Может быть, выслушаем его?..
Никакого конкретного плана действий так и не придумали. Впрочем, Антонио, который, несомненно, лучше всех ориентировался в обстановке, забаррикадировал все возможные выходы и входы, в нужных местах определил посты. На дежурство тотчас же заступили Мария, Мануэль и Агостино.
Еще раз тщательно обыскав Босса, Антонио и Педро посадили его в холодный карцер. В стеклянной будке на крыше, где помещалась радиостанция, установили найденный в спальне Босса пулемет. Правда, патронов к нему было маловато, всего две ленты.
С помощью Альваро, личного повара Босса, провели ревизию имеющихся съестных припасов. Когда выяснилось, что Альваро исполнял не только обязанности повара и личного слуги Босса, но и главного истязателя при допросах заключенных, то и его решили посадить под замок.
Алеша и Педро попытались вызвать Альваро на откровенный разговор, но выяснилось, что доверять этому человеку никак нельзя: он не мог даже допустить, что человек может быть свободным от гнетущей воли другого человека.
— Бросьте охмурять меня, ребята, — сказал он. — Я в ваши демократии никогда не верил и не верю. Мне платят, остальное меня не заботит… Как я могу изменить Боссу, если всецело обязан ему? Если у меня сейчас райская жизнь?.. Да если он прикажет содрать кожу с живого человека, я сделаю так, как он прикажет… Лет десять назад я буквально подыхал с голоду. Работы нет, денег нет, родственников нет, кроме младшего брата. Да и какие могут быть родственники у нищих?.. Завербовались мы с братом на лесоразработки. В одну муниципию в штате Риу-Гранди-ду-Сул. Привезли нас человек двести, не только бразильцев, но и всяких других оборванцев. Были филиппинцы, поляки, югославы. И вот выясняется, что вербовщики обманули людей: хозяева будут платить сущий мизер, четыре месяца придется еще отрабатывать автобусный билет и питание в пути. Собрались люди, попробовали протестовать, но наемники, которых держал хозяин, натравили на нас собак и побили дубинками. Несколько человек посадили в яму. «Здесь нет никаких других законов, кроме приказа хозяина. Пока вы не отработали своего срока, вы куплены со всеми потрохами!» Хозяин ходил с плеткой и револьвером, латифундист, богач, и все внушал нам, что у нищих нет ни родной земли, ни отечества, ни своих богов, так что нужно поджать хвост и примириться с судьбою. Один ублюдок, которого тоже нанял хозяин, вдолбил нам пять слов на эсперанто, гнусном языке насилия: «работать», «молчать», «исполнять указание», «перерыв» и «конец перерыва»… Это был ад, это было хуже ада, потому что мы наверняка знали, что где-то на земле еще есть свободные люди… Принудительная похлебка по баснословной цене и лежанка в палатке, где полно паразитов, — вот все, что мы имели после изнурительной, изматывающей работы… Люди подыхали, как от мора. Долги росли — в лагере завелось пьянство. Мы с братом поняли, что неминуемо подохнем, и бежали. Скитались в сельве. Нас преследовали, как зверей. Брата убили из снайперской винтовки… Когда я выбрался на волю и пожаловался судье, он намекнул, что и я уже не жилец на белом свете. Тогда я бежал снова. И попал к людям, которые накормили меня. С тех пор я служу им. И буду служить. И скажу так: «Кто восстает против хозяина, тот восстает против самого себя!..»
— Но ведь такие, как Босс, и довели тебя до полной нищеты!..
Педро употребил все свое красноречие, чтобы пробудить в душе повара хоть каплю самоуважения и жажду правды. Пустое — Альваро был темен, как ночной лес, и не желал никакого света.
Охранники пристально следили за дядюшкой Хосе и его группой. Они пытались предвидеть их действия. Но как можно было предвидеть, если группа сама не знала, что предпринять.
Однажды свободный от дежурства Педро задержал Алешу.
— Знаешь, — сказал он, — у нас в Гаване жил бедный человек, которого все называли Пепе-верблюд. Его знал весь город. Он утверждал, что родился с двумя желудками. Он говорил, что постоянно голоден, и каждый, забавляясь, охотно угощал его, потому что этот «казус медико» был единственным в своем роде. Когда Пепе-верблюд умер, обнаружилось, что он был самым обыкновенным человеком и желудок у него был один, причем самых обыкновенных размеров.
Алеша сразу смекнул, что Педро неспроста завел речь о необычайном человеке.
— Ну, и что из этого следует?
— А то, что и нам не мешало бы приобрести сейчас «второй желудок». Чтобы обратить на себя внимание… Время идет, наши враги что-то замышляют, если не тревожат нас. Заметь, они даже не требуют ответа от Босса, который обещал переговоры с нами… Что бы это значило?
— Не представляю.
— Я тоже не представляю, но убежден, что наши шансы сокращаются с каждым часом… Что нам нужно?
— Поскорее убраться с острова.
— Верно. Но поможет ли нам вертолет, если даже мы вновь захватим его? Нет, они вызовут подмогу и нас собьют… Точно так же потопят, если мы воспользуемся яхтой.
— Это все нам внушили, Педро, — сказал Алеша. — Надо прежде всего отбросить внушение… Почему не улетает вертолет? Почему охранники, подчинившиеся Бенито, не вызывают подмоги?
Педро пожал плечами.
— Наверно, боятся ответить за то золото, которое мы у них конфисковали.
— А может, за те слитки, которые мы еще можем конфисковать?
— Понял! — вскричал Педро. — Алеша, ты навел меня на спасительную мысль!..
Мальчики тут же посвятили в свой план Антонио.
— Давайте попробуем, — сказал тот. — Не люблю лгать и притворяться, но без маленького спектакля сейчас уже не обойтись.
И он отправился в камеру к Боссу, который уже несколько присмирел.
— Как самочувствие, Босс?
— Антонио, ты просто издеваешься надо мной, задавая такие вопросы. Ты видишь, я ослаб, плохо сплю, мне так и кажется, что меня заразили уже СПИДом. Если я подохну от истощения, всем вам крышка.
— Не подохнешь, Босс: жили же тут люди, которых ты морил голодом.
— Я подохну от ужасной грязи, от скверных запахов, от недостатка воздуха и света.
— Не подохнешь, Босс: все это терпели другие, но ты не хотел даже думать о них.
— Каюсь, Антонио, я даже не представлял себе, как тяжела их участь. Наоборот, мне казалось, что они недостаточно страдают.
— Видишь, Босс, ты кое-чему уже научился и, стало быть, достоин поощрения. Вот сейчас спроворим одно маленькое дельце, и ты перейдешь на режим домашнего ареста: личные комнаты, личный повар…
С этими словами Антонио пригласил в камеру Педро и Алешу.
— Они уполномочены провести с тобою, Босс, важные переговоры. О существе этих переговоров они скажут сами.
— Хм, пацаны… Я не хочу с ними говорить.
— Это вполне самостоятельные люди. Они сумели защитить свои убеждения, их надо уважать. Впрочем, мы не навязываемся.
— Ладно, валяйте, — скривился Босс.
— Наваляем, не торопитесь, — важно сказал Педро. — Каждый получит от нас то, что приготовил для других.
— Это что, угроза?
— Нет, принцип. Справедливость не утвердится до тех пор, пока люди будут уступать насильнику или ублажать его.
— Что вам угодно?
