Бен тут же все очень живо представил. Они поедут на чем-то вроде больших салазок или тобогана, с дикой скоростью скользя по слизи.
И по пути он, Бен, будет засасывать магическую энергию быстрее, чем расходовать, и тогда…
Янтарка выглядела растерянной. Бушмейстер, судя по выражению его физиономии, не понял вообще ничего.
— Гениально! — подвел итог Бен.
Терн надулся от гордости, но скромно ответил:
— Как можно ожидать меньшего от мыши с разумом круче, чем у Эйнштейна.
— Никак, — с готовностью согласился Бен.
— А теперь, — распорядился Терн, — давайте все как следует отдохнем. Для битвы нам понадобится вся наша сила.
* * *
Янтарка честно попыталась заснуть, но так и не смогла. Она все думала и думала обо всех этих несчастных мышах, покорно маршировавших прямо в пасть смерти. Пока не смолкнет песня, она практически ничего не может сделать…
Ох, только бы она поскорее смолкла!
Терн стоял на страже в пещере, а Бен нес вахту у входа в магический тоннель, прислушиваясь к звучащей из недр земли песне. Бушмейстер заснул, стоило ему опустить голову на землю.
Янтарка долго пролежала без сна, но тот наконец взял ее измором, как терпеливый убийца, и она пала под его ударом.
Не прошло, казалось, и пяти минут, как Бен уже вовсю тряс ее.
— Два часа, — сказал он. — Песня длилась два часа.
— Следовательно, наш колдун примерно в паре тысяч километров от нас, — объяснил Терн.
Разум Янтарки попросту отказался регистрировать эту цифру. За свою жизнь она преодолела не более пары-тройки километров и примерно столько же пролетела.
Но две тысячи километров! Неужели мир и вправду так велик?
— Теперь мы можем трогаться в путь, — сказал Бен.
Мыши выбрались из пещеры. Буря уже отшумела, и лишь несколько снежинок лениво кружились теперь в черном небе и со скрипом ложились на землю.
Воздух был свеж и чист, но мороз все равно кусался. Янтарка скакала через сугробы, остальные следовали за ней. Среди рваных облаков летела полная луна, словно ковбой, гонящий свои стада на восток.
При ее мертвенном свете по серебряной снежной равнине через каждые пару метров прыгало или с трудом тащилось что-то темное — то были мыши, десятки тысяч мышей.
Обгоняя оглушенных чарами мышей, перекатываясь через снежные заносы, они выбежали к крутому ледяному склону, который видели раньше.
Койоты были еще там — валялись на снегу, словно до отказа набитые матрасы. Глаза их пугающе мерцали, отражая луну.
Земля вокруг была черной от мышей, тысяч и тысяч мышей, тщетно пытавшихся штурмовать ледяную стену и скатывавшихся назад.
Там были и мышата с гладким мехом и блестящими глазками, и совсем дряхлые седые мыши, с которых клоками валилась шерсть.
Мыши тут были всевозможных видов: оленьи и домовые, мыши-прыгуны и перогнаты. Мыши красные и серые, рыже-коричневые и даже парочка белых — таких Янтарка видала в зоомагазине.
Шли даже мертвые. В толпе виднелось несколько мышей, у которых сквозь мех торчали кости. Они шли со всеми и глядели вперед невидящими белесыми глазами.
Янтарка протолкалась через сплошной поток и решительно направилась к самому крупному койоту. Он валялся у подножия склона, под завязку полный едой, так что не мог даже двигаться. Ее так и подмывало превратить его в глыбу льда, но она взяла себя в лапы и ограничилась тем, что прокусила ему нос.
— Ай! — Койот вскочил на ноги, глядя на нее так, словно его только что укусил собственный хвост.
— У нас тут новые правила, — сообщила ему Янтарка. — Мышей не жрать.
Койот улыбнулся, показав длинные острые зубы.
— Ребята, тут звонят к обеду, — крикнул он остальным. — Вы слышите? Нас зовут за стол.
— Будешь есть мышей — будешь жирный, — привела убийственный аргумент Янтарка.
— Ничего не имею против приятной полноты, — возразил койот, облизываясь.
Янтарка сжала кулачок, и койот начал пухнуть на глазах. Громадный жировой пузырь начал расти у него на спине, как какой-нибудь исполинский нарыв. Шкура на брюхе и на лапах набрякла и надулась.
Койот извернулся, чтобы посмотреть, что с ним такое происходит, и, не удержавшись на ногах, под собственным увеличившимся весом рухнул наземь. Несколько раз пытался он встать, и ноги снова и снова отказывались держать разжиревшую тушу.
Он на глазах набрал с полцёнтнера, но не остановился на этом и через минуту весил еще два раза по столько.
Койот заскулил. Он заложил уши и попытался засунуть хвост между ног, но они были уже настолько раздутыми и жирными, что он туда просто не пролез.
Он испустил ужасный вопль, и все его подельники, вскочив на ноги, кинулись наутек, оставив своего предводителя погибать.
— Прошу тебя, — прохрипел несчастный койот. — Клянусь, я никогда больше не притронусь к мышам. Клянусь! Прости меня!
— Ну конечно, не притронешься, куда тебе, — ласково сказала Янтарка.
Зверь был уже размером с бурого медведя и продолжал развиваться в заданном направлении. Сейчас в нем было, наверное, килограммов триста — триста пятьдесят. От всего этого жира шкура натянулась на нем как на барабане, и мех выглядел как-то дешево и неприглядно.
Решив, что с него достаточно, Янтарка остановила рост, развернулась и стала пробираться вверх по склону в самый центр мышиного ковра.
— Пожалуйста! — взвыл койот. — Сделай все как было! Я такой толстый, я не могу двигаться!
Но его мольбы совершенно не тронули Янтарку. На его совести и так были сотни мышиных жизней, и еще одна — даже волшебная — не сильно увеличила бы груз.
— Двигаться ты можешь, — бросила она через плечо, — если хорошенько постараешься. А когда похудеешь на пару десятков килограммов, будет еще легче. Но если будешь жрать мышей, вес тебе не сбросить. Каждая съеденная мышь станет добавлять тебе по полцентнера.
Койот подскочил бы, если б мог. Глаза у него вылезли на лоб, а язык выпал из пасти. Он положил морду на землю и разревелся:
— Никаких мышей? Но я люблю мышей!
Терн подскочил к нему вплотную.
— Какая ирония, ты не находишь? — сказал он ему. — Ты такой жирный, что наверняка умрешь с голоду, прежде чем сможешь начать двигаться и поймать свою следующую жертву.
Янтарка остановилась посреди текущих мимо нее мышей. Хотя песнь червя давно уже смолкла, все они были «на крючке»: заклинание волокло их за собою как на аркане. Они шли на восток, царапая лед, вцепляясь в него когтями, оскальзываясь, скатываясь к подножию, падая, вставая и снова штурмуя склон.
— Стойте! — закричала им Янтарка.
Но никто ее не слушал. Казалось, они слишком отупели от усталости, чтобы слышать.
«Я заставлю их! — подумала Янтарка. — Я заставлю их меня услышать!»
И она издала крик — крик, который пронесся над холмами и отразился от дальних вершин. В нем было достаточно волшебства, чтобы проникнуть в самые зачарованные умы. Ну и конечно, она добавила звука — тут ведь задача не в том, чтобы просто докричаться до другого края долины, нужно, чтобы тебя услышали горы и долы, тысячи гор на тысячи миль вокруг.
— Хватит! — крикнула она. — Мыши всего мира, пробудитесь! И слушайте меня!
И мыши повсюду остановились. Большинство обернулись к Янтарке, а те, что были мертвы, просто упали на землю, свободные от заставлявших их идти чар.
Мыши в недоумении оглядывались, пробудившись от волшебного сна и обнаружив себя ночью в снегах, не вполне понимая не только, как они сюда попали, но, вероятно, даже кто они такие.
«Я сделала это, — подумала Янтарка. — Я освободила весь мышиный род, как то было сказано в пророчестве».
Но так ли оно на самом деле? Уверенности у нее не было. Да, сейчас ей все удалось, но вскоре великий червь начнет петь опять…
— Ура! — закричала какая-то мышь. — Чары разрушены!
— Писк! — возопила другая, подскакивая высоко в воздух.
И тут же мыши загалдели и запищали. Одна молодая мать, чей живот круглился от готовых появиться на свет малышей, подбежала к Янтарке:
— Спасибо! Ты спасла меня и моих будущих детей. Я услышала песню… я пыталась не слушать, но она потащила меня за собой.
— И со мной было так же, — прошамкал мышиный дедушка. — Я был как листочек, упавший в реку. Быстрая вода понесла меня…
Возраст не мешал ему улыбаться и подпрыгивать на месте от радости.
«Что же с ними будет, когда песня начнется снова? — подумала Янтарка. — Почувствуют ли они себя обманутыми? Или даже не заметят, что я… что я не смогла им помочь?»
Нет, поняла она, обманутыми они себя не почувствуют. Они даже не поймут, что что-то не так. Только заслышав первые слова песни, они повернутся и стройными рядами пойдут навстречу гибели, одурманенные, неспособные вспомнить, что на какое-то счастливое мгновение стали свободными.