Ознакомительная версия.
И смех мгновенно стих.
— Многие из древнейших наших семейных древес со временем заболевают, — сказал он. Беллатриса, затаив дыхание, умоляюще смотрела на него. — Вам придется подрезать ваше, чтобы оно выздоровело, не так ли? Отсечь ветви, которые угрожают здоровью всего дерева.
— Да, мой Лорд, — прошептала Беллатриса, и глаза ее снова наполнились слезами благодарности. — При первой же возможности!
— Ты ее получишь, — сказал Волан-де-Морт. — И в вашей семье, и во всем мире… мы обязаны уничтожать пятнающую нас заразу, пока не останутся только те, в чьих жилах течет чистая кровь.
Волан-де-Морт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил ее на медленно вращавшуюся над столом фигуру, слегка повел палочкой. Фигура ожила, застонала и забилась, как будто пытаясь порвать незримые путы.
— Ты узнаешь нашу гостью, Северус? — осведомился Волан-де-Морт.
Снегг поднял взгляд к перевернутому лицу. И все Пожиратели смерти уставились вверх, на пленницу, словно получив наконец разрешение проявить любопытство. Как только лицо несчастной повернулось к огню, она произнесла надтреснутым, полным ужаса голосом:
— Северус! Помогите!
— Да, разумеется, — произнес Снегг, едва лицо ее снова медленно отворотилось в сторону.
— А ты, Драко? — спросил Волан-де-Морт, поглаживая не занятой палочкой рукой голову змеи.
Драко резко потряс головой. Теперь, когда женщина очнулась, он, казалось, не мог больше смотреть на нее.
— Ну да, ты же не ходил на ее уроки, — сказал Волан-де-Морт. — К сведению тех из вас, кто с ней незнаком, у нас гостит сегодня Чарити Бербидж, состоявшая до недавнего времени преподавательницей в школе чародейства и волшебства Хогвартс.
Вдоль стола пронесся шумок одобрительного понимания. Полная, сутуловатая женщина с заостренными зубами захихикала:
— Да, профессор Бербидж сообщала детям чародеев и волшебников сведения о маглах… Объясняла, что они не так уж и сильно отличаются от нас…
Один из Пожирателей смерти плюнул на пол. Чарити Бербидж снова повернулась лицом к Снеггу:
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Молчать! — Волан-де-Морт снова взмахнул палочкой Малфоя, и Чарити умолкла, словно ей в рот засунули кляп. — Однако грязнить и развращать сознание детей чародеев профессору Бербидж было мало, поэтому на прошлой неделе она напечатала в «Ежедневном пророке» страстную статью, посвященную защите грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять в свои объятия этих людишек, крадущих наши знания и нашу магию. Вырождение нашей чистой породы, уверяет профессор Бербидж, есть вещь самая желательная… она была бы лишь рада, если бы все мы спаривались с маглами… или же, вне всяких сомнений, с оборотнями…
На этот раз никто не засмеялся, ибо в голосе Волан-де-Морта звучали безошибочно узнаваемые гнев и презрение. Чарити Бербидж в третий раз повернулась лицом к Снеггу. Из глаз её струились, стекая на волосы, слезы. Снегг безразлично смотрел на ее лицо, снова отворачивавшееся от него.
— Авада Кедавра!
Полыхнул зеленый свет, осветив каждый угол гостиной.
Чарити рухнула на стол, ударившись о него с такой силой, что он затрясся и затрещал. Несколько Пожирателей смерти отпрянули, прижавшись к спинкам своих кресел. Драко и вовсе упал на пол.
— Кушать подано, Нагайна, — негромко произнес Воланде-Морт, и огромная змея соскользнула с его плеч на полированную поверхность стола.
Кровь все текла и текла. Сжимая правую руку левой и негромко ругаясь, Гарри толкнул плечом дверь своей комнаты. И тут же услышал хруст раздавленного ногой фарфора: он наступил на стоявшую прямо перед дверью чашку давно остывшего чая.
— Какого…
Гарри оглянулся, но лестничная площадка дома номер четыре по Тисовой улице была пуста. Надо полагать, чашка чаю перед дверью отвечала представлениям Дадли о мине-ловушке. Держа кровоточащую руку над головой, Гарри сгреб другой рукой осколки фарфора и ссыпал их в стоявшую прямо за дверью, едва различимую в сумерках мусорную корзину. А потом протопал в ванную комнату, чтобы сунуть порезанный палец под кран.
Глупо, бессмысленно, обидно, что еще четыре дня нельзя колдовать… Впрочем, вряд ли он справился бы с порезом своими силами. Лечить раны он так и не научился, и это — если вспомнить о его ближайших планах — серьезный пробел в полученном им магическом образовании. Поставив в уме галочку — надо бы выяснить у Гермионы, как это делается, — Гарри отодрал большой ком туалетной бумаги, протер им пол в коридоре, собрав столько пролитого чая, сколько смогла впитать бумага, а затем вернулся в спальню и захлопнул за собой дверь.
Это утро Гарри провел, опустошая свой школьный чемодан, — впервые с тех пор, как он уложил его шесть лет назад. В начальные годы учебы Гарри просто выгребал из него примерно три четверти содержимого, заменяя его новыми вещами и оставляя на дне разного рода мусор: старые гусиные перья, сушеные жучиные глаза, лишившиеся пары и ставшие маловатыми носки. Так вот, несколько минут назад Гарри сунул во всю эту муть правую руку и вдруг ощутил острую боль в безымянном пальце, а вытянув руку наружу, увидел, как из него течет, и течет сильно, кровь.
Дальше Гарри действовал с большей осторожностью. Опустившись на колени, он порылся на дне чемодана, нашел старый значок, на котором потускневшая надпись: «СЕДРИКА ПОДДЕРЖИМ — ОН НАСТОЯЩИЙ ЧЕМПИОН» — еще сменялась время от времени другой, столь же потускневшей: «ГАРРИ ПОТТЕР, ТЫ СМЕРДЯК», потертый и потрескавшийся вредноскоп и золотой медальон со спрятанной в нем запиской от Р. А. Б., и наконец отыскал то, что рассадило ему палец. И сразу узнал его. Это был осколок — длиной в два дюйма — зачарованного зеркала, которое подарил ему покойный крестный отец, Сириус. Гарри отложил осколок в сторону, осторожно ощупал чемодан, Пытаясь отыскать еще какие-нибудь остатки этого подарка, однако, кроме стеклянной пыли, прилипшей к прочему сору и поблескивавшей, подобно песочку, ничего не нашел.
Гарри присел на корточки, осмотрел повредивший ему палец осколок, но, кроме отражения собственных ярких зеленых глаз, ничего в нем не увидел. Тогда он положил осколок поверх лежавшего на кровати утреннего номера «Ежедневного пророка» и попытался стряхнуть с себя вызванные находкой разбитого зеркала горестные воспоминания и печаль, занявшись остатками мусора, покрывавшего дно чемодана.
На разбор его ушел еще час. Гарри выбрасывал то, от чего никакой пользы уже точно не будет, складывал в две кучки вещи, которые еще могли, хотя бы теоретически, пригодиться. Школьная форма, костюм, в котором он выходил на игру в квиддич, пергамент, перья и большая часть учебников грудой легли в углу комнаты, где им и предстояло остаться. Интересно, как поступят с ними дядя и тетка? Наверное, сбагрят куда-нибудь в самый темный час ночи, будто улики, свидетельствующие о некоем злодейском преступлении. Свою магловскую одежду, мантию-невидимку, набор для приготовления зелий, кое-какие книги, подаренный Хагридом альбом с фотографиями, пачку писем и волшебную палочку Гарри уложил в старый рюкзачок. В наружный карман его пошла Карта Мародеров и медальон с запиской от Р. А. Б. Это почетное место медальон получил не по причине его ценности, которой он, собственно говоря, и не обладал, но по причине цены, которую пришлось за него заплатить.
В итоге осталось разобраться лишь с объемистой кипой газет, лежавшей на столе рядом с белой совой Гарри, Буклей. Газет было ровно столько, сколько дней провел он этим летом на Тисовой улице.
Гарри поднялся с пола, потянулся, подошел к столу. Букля не шелохнулась. Он начал перебирать газеты, отбрасывая номер за номером на груду ненужного мусора. Сова спала или притворялась спящей — она сердилась на Гарри за то, что в последнее время он выпускал ее из клетки лишь ненадолго.
Когда газет осталось совсем немного, Гарри начал перебирать их с несколько большим вниманием — ему нужен был номер, пришедший почти сразу после его приезда сюда, тот, на первой странице которого коротко сообщалось об отставке преподававшей в Хогвартсе магловедение Чарити Бербидж. И наконец он этот номер нашел. Открыв его на десятой странице, Гарри уселся за стол, чтобы перечитать статью, которую искал.
Элфиас Дож
ПАМЯТИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА
Я познакомился с Альбусом в одиннадцать лет, в первый наш хогвартсовский день. Приязнь, возникшая между нами, несомненно, объяснялась тем, что в школе мы оба ощущали себя чужаками. Я перед самым приездом туда переболел драконовой оспой, и, хотя был уже незаразен, моя рябая, зеленоватого оттенка физиономия популярности мне среди учеников отнюдь не прибавляла. Что касается Альбуса, он появился в Хогвартсе обремененным нежелательной известностью. Едва ли не за год до того отца Альбуса, Персиваля, посадили в тюрьму за жестокое, подробно описанное в прессе нападение на трех молодых маглов.
Ознакомительная версия.
