– Вот он!
«Порядок, теперь ты стоишь лицом к дому. Опустись на четвереньки и медленно ползи влево. Не поворачивайся – ты должен держаться по кромке дороги и ползти вдоль нее к туннелю».
Я встал на четвереньки. Поверхности дороги я руками не ощущал, но чувствовал, как на них и на ноги тяжестью навалилось давление; они казались мне протезами.
Кромку дороги я нашел левой рукой, вернее, моя левая рука проползла за кромку, и я чуть не рухнул вниз. Но я удержался.
– Направление правильное?
«Да. Ты не развернулся, а просто сдвинулся вбок. Можешь поднять голову, чтобы найти туннель?»
– Нет, только если подняться.
«Ни в коем случае! Включи снова нашлемную фару. Может, твои глаза уже пришли в норму».
Я с трудом поднял руку к правой стороне шлема и, наверное, задел рычаг, потому что неожиданно увидел перед собой круг света, расплывчатый и туманный в центре. Слева его разрезала кромка дороги.
«Молодец! Нет, нет, не вставай; ты ослаб и у тебя кружится голова, можешь упасть. Ползи. И считай. Туннель отсюда шагах в трехстах».
Я пополз, считая на ходу.
– Очень уж далеко, Оскар. Как думаешь, доползем?
«Конечно! Что, по-твоему, мне очень хочется здесь оставаться?»
– Я ведь останусь с тобой.
«Прекрати болтовню. Я из-за тебя со счета сбиваюсь. Тридцать шесть… тридцать семь… тридцать восемь…»
Мы продолжали ползти.
«Уже сотня. Начнем отсчитывать вторую. Сто один… Сто два… Сто три…»
– Мне становится лучше, Оскар. Теплее.
«Что?»
– Теплее, говорю, становится.
«Ты не тепло чувствуешь, дубина ты стоеросовая, это ты замерзаешь насмерть. Ползи быстрее! Нажми подбородком на клапан. Добавь воздуха. Ну же, нажми!»
Я слишком устал, чтобы спорить. Я нажал клапан раза три-четыре, почувствовал, как воздух струей ударил мне в лицо.
«Двигаемся быстрее! Тоже скажет, тепло ему становится! Сто девять… сто десять… сто одиннадцать… сто двенадцать, да живее же ты!»
На двухстах я сказал, что должен отдохнуть.
«Черта с два!»
– Но я не могу больше! Дай отдохнуть хоть немного!
«Что, полежать захотелось? А с Крошкой что будет? Она ведь там, ждет тебя. И уже перепугалась, потому что тебя так долго нет. Что с ней будет, ну-ка, отвечай!»
– Попробует надеть скафандр Тима.
«Верно! В случае подачи идентичных ответов предпочтение отдается участнику, отправившему ответ первым. Куда же она пойдет в скафандре Тима, скажи на милость?»
– Э-э-э… К выходу из туннеля, наверное. А там ветер достанет и ее.
«Вот-вот, и я про то же. Вся семья, наконец, соберется вместе. Ты, я, Материня, Крошка. Очень милая семейная могилка получится».
«Давай, братец, давай. Ползи. И считай: двес-пять, двес-шесть, двес-семь…»
Падения я не помню. Не помню даже, чем казался «снег». Помню только чувство радости, что счет кончился и можно отдохнуть.
Но Оскар отдохнуть не давал.
«Кип! Вставай, Кип! Надо вскарабкаться обратно на дорогу».
– Исчезни!
«С радостью исчез бы отсюда, да не могу. Вот, смотри, прямо перед твоим носом. Цепляйся за край дороги и карабкайся наверх. Подумаешь дело, придется ползти чуть больше».
С трудом приподнявшись, я увидел край дороги в двух футах над моей головой. Я снова рухнул на «снег».
– Слишком высоко, – прошептал я. – Все, Оскар, нам конец.
«Да? – фыркнул он. – А кто это несколько дней назад ругал маленькую девочку, слишком уставшую, чтобы подняться на ноги? „Командир Комета“, так, что ли? Правильно я повторил имя? Или, как там его еще звали, – „Гроза космических дорог“?.. Можно получить у вас автограф, командир, прежде чем отойдете ко сну? Мне как-то раньше не доводилось знакомиться с космическими пиратами… которые крадут корабли и маленьких девочек».
– Это нечестно!
«Ладно, ладно, я вполне понимаю, когда мне показывают на дверь. Но выслушай еще кое-что напоследок – в одном ее мизинце больше силы воли, чем во всем твоем теле, ленивая и лживая толстая свинья! Прощай! Можешь не просыпаться».
– Оскар! Не уходи!
«Ну, так если ты не можешь достать край дороги руками, возьми молоток, попробуй зацепиться им, подтянуться».
Я моргнул. Может, и вправду получится. Я пошарил рукой по поясу, решив, что молоток у меня все-таки есть, хотя рукой я его и не чувствовал, и отцепил его. Потом поднял его обеими руками, зацепился за край дороги и подтянулся.
И этот идиотский молоток разлетелся точно так же, как веревка. А ведь был сделан он не из гипса, а из инструментальной стали.
Вот тогда я разозлился по-настоящему. Я сел, перевалил через край оба локтя, застонал, напрягся так, что меня в пот бросило, и… перевалился на дорогу всем телом.
«Вот молодец! Можешь больше не считать, просто ползи на свет».
Передо мной маячил туннель. Но я задыхался, поэтому решил надавить подбородком на клапан. Безрезультатно.
– Оскар! Клапан заело! – Я попробовал снова.
Оскар ответил не сразу:
«Нет, брат, клапан не заело. Замерзли воздуховоды».
– Мне нечем дышать!
Опять он ответил. Не сразу, но решительно:
«У тебя полный скафандр воздуха. Этого более, чем достаточно на оставшиеся несколько футов».
– Мне не доползти.
«Ты дополз уже до того места, где лежит Материня. Ползи дальше!»
Я поднял голову. Точно, вот она! Я полз и полз, и ее тело росло перед глазами. Наконец, я выдавил:
– Все, Оскар, дальше мне не проползти.
«Боюсь, что теперь ты прав. Подвел я тебя… Но спасибо, что ты меня там не оставил».
– Ты меня не подвел… ты молодец… просто я не справился…
«Оба мы не справились… Но доказали, что старались изо всех сил, это уж точно! Прощай, партнер!»
– Прощай!
Я сумел проползти еще два шага и уткнулся лицом прямо в голову Материни.
Она улыбалась.
– Здравствуй, Кип, сынок.
– Извините, Материня, я не справился до конца…
– Что ты, Кип, что ты! Ты все сделал.
– То есть как?
– Мы с тобой справились вместе.
Я долго-долго обдумывал это.
– И вместе с Оскаром.
– И вместе с Оскаром, разумеется.
– И с Крошкой.
– Конечно, как же без нее. Мы справились все вместе. А теперь можно отдохнуть, милый.
– Спок ночи… Материня.
* * *
Но отдых выдался чертовски короткий. Только я закрыл глаза, чувствуя себя счастливым и согревшимся, потому что Материня думала, что я справился, как за плечо меня затрясла Крошка и прислонилась своим шлемом к моему.
– Кип! Кип! Вставай, Кип, вставай, пожалуйста!
– А? Что? Зачем?
– Затем, что я не могу тебя нести! Я пробовала, но не могу. Ты слишком большой!
Я поразмыслил над этим. Разумеется, нести меня ей не под силу, с чего это ей вообще взбрела в голову такая идиотская мысль – меня нести? Я же вдвое больше, это я ее понесу… как только переведу дух.
– Вставай, Кип! Пожалуйста! – Она плакала навзрыд.
– Да ну что ты, маленькая, конечно, встану, раз ты так хочешь, – сказал я ласково.
Вставал я с гигантским трудом и, не помоги она мне, упал бы снова. Когда я окончательно поднялся на ноги, она помогла мне выровняться.
– Повернись кругом. Пошли.
Но ей все равно почти что пришлось нести меня, подставив плечи мне под правую руку и подталкивая. Каждый раз, когда мы подходили к порогу сорванных взрывом панелей, она либо помогала мне переступить через него, либо просто проталкивала вперед.
Наконец, мы достигли шлюза, и Крошка пустила в него воздух с внутренней стороны. Она отпустила меня, и я сполз на пол. Когда открылась внутренняя дверь, она обернулась ко мне, чтобы что-то сказать… и быстро начала снимать с меня шлем.
Я глубоко вздохнул. Голова закружилась и свет замерцал в глазах.
Крошка сказала, глядя на меня:
– Как ты себя чувствуешь?
– Я? Нормально. С чего бы мне чувствовать себя иначе?
– Давай я помогу тебе пройти в дверь.
Я не мог понять, зачем мне нужно помогать, но оказалось, что без ее помощи я действительно не смог бы двигаться. Крошка усадила меня на пол подле двери спиной к стене – я не хотел ложиться.
– Я так перепугалась, Кип!
– Почему?
Я никак не мог понять, почему она перепугалась. Разве Материня не сказала, что у нас все в порядке?
– Перепугалась, и все. Не надо было мне позволять тебе выходить.
– Но ведь надо было установить маяк.
– Да, но… А ты его установил?
– Конечно. Материня очень обрадовалась.
– Да, я уверена, что она обрадовалась бы, – сказала Крошка хмуро.
– Она и обрадовалась.
– Хочешь чего-нибудь? Помочь тебе снять скафандр?
– Ммм… пожалуй, пока нет. Ты не принесешь мне воды?
– Одну минуту!
Крошка вернулась с водой. На самом деле я не так хотел пить, как мне казалось, от воды мне даже стало нехорошо. Крошка смотрела на меня, а потом спросила:
– Можно я тебя на немножко оставлю одного? Тебе не будет плохо?
– Да ну, что ты.
Мне, конечно, было плохо, все тело начинало болеть, но она все равно ведь ничего не сможет с этим сделать.
– Я быстро.
Крошка начала застегивать шлем, и я с отвлеченным любопытством заметил, что она одета в свой собственный скафандр – мне почему-то казалось, что на ней был скафандр Тима. Я услышал, что она идет к шлюзу, и понял, куда она направилась и зачем. Я хотел сказать ей, что Материне лучше было оставаться там, потому что здесь она может… может… Даже сам с собой я не хотел думать, что ее тело начнет здесь разлагаться.
