— Ищите на камнях знаки! — выкрикнул Генрих. — Отметины, царапины, ищите все, что покажется вам искусственного происхождения!
— Искать-то мы будем, — отозвался Олаф. — Но только в рукописи сказано, что Врата спрятаны от солнца и ветра. А это значит, что они должны быть в пещере...
Генрих неопределенно пожал плечами.
— Может быть. Все может быть. Но если пещера существует, то мы увидим ее в любом случае. А если ее нет?.. С того дня, как рукопись была написана, прошли века. Многое изменилось за это время. Мог отвалиться кусок скалы, прикрывавший пещеру. А может, пещера — это условно. Вдруг она — это Кожа Мидгардов, а Врата — вход в нее и расположены снаружи. Надо искать, другого не остается.
Старик Эйвинд бросился к камням и проявил такое усердие, что тут же оцарапал нос, пытаясь найти что-то необычное. Питер глядел на поверхность скалы с нескрываемым скептицизмом. Олаф жевал фильтр от сигареты и, шагая вдоль стены, ощупывал ее пальцами. Хайдекинды Гури и Трури знаки не искали. Малыши сидели с несчастным видом на земле, мокрые, со слипшейся шерстью, и дрожали, не сводя с реки испуганных глаз.
— Генрих, скорей сюда! — заорал вдруг Питер.
— Нашел? Что-то нашел?
— Господи, да откуда я знаю, нашел я или нет! Тут на стене какая-то уродина нарисована. Девица, что ли
— Девица? — гном Ильвис встрепенулся, поспешно вытер ладонями глаза от слез. — Где девица?
Он подбежал к Питеру, бросил короткий взгляд па рисунок и радостно вскрикнул:
— Скорей сюда! Вот она, Кожа Мидгардон!
На гладкой каменной стене был выбит маленький, непропорциональный женский силуэт. От времени он почти стерся, но все же у изображения можно было ясно различить нос, торчащий, как морковка, и волосы, вздыбившиеся соломой. В целом же рисунок напоминал схематичные изображения, из тех, которыми отмечают двери женских туалетов: равнобедренный треугольник с кругом вместо головы.
— О господи, дружище! — Генрих хлопнул Питера по плечу так, что тот едва устоял на ногах. — Кажется, ты спас нас всех. Боже, какой маленький рисунок. Как ты его отыскал?..
— Да это не я его, — Питер поежился. — Это он меня отыскал. Я, значит, проходил возле стены, как вдруг передо мной появилась тень. Жуткая такая, высокая, в балахоне, с капюшоном на голове...
— Королевский Палач? — Ильвис машинально схватился за секиру.
Слышать Ильвиса Питер не мог и продолжал рассказ:
— Призрак встал передо мной, а потом как стукнет по этой девице — из стены аж искры посыпались. А сам исчез...
Генрих посмотрел на предводителя древнерожденных.
— Вы уверены, что это Врата?
Гном кивнул:
— Пусть сожрет меня Хель, если это не дорога Эку- Тора!
— Но какое отношение имеет к Тору женщина?
— Когда Трюм, конунг великанов-етунов, похитил молот Тора, он потребовал в обмен на него красавицу Фрейю, — объяснил Ильине. — Пришлось Тору нарядиться в женские одежды и выдать себя за невесту... А вот еще один знак!
На каменной скале проявился светящийся контур: тонкая изломанная линия. Свечение было настолько слабым, что, не ожидай его гном в этом месте, он ни за что бы его не заметил. В лунную ночь линия показалась бы желтым отблеском на слюдяном сланце. Конфигурация линии меньше всего напоминала дверь, скорее, большой многоугольник с асимметричными формами. Кроме тонких светящихся линий, на скале не оказалось ни рун, как ожидал Генрих, ни ручек, что, впрочем, не удивляло Питера Бергмана, будущего археолога. Только сбоку от двери искрилась грубо выбитая на камне женская фигурка. Но и в этих искорках не было ничего сверхъестественного, потому что скол состоял из густых, блестящих вкраплений минералов.
— Слава богу, не соврала рукопись! — Генрих настороженно присмотрелся к камням, опасаясь заметить признак разложения, свидетельство гибели Врат, но ничего подобного не обнаружил. Камни были как камни, с трещинками, но без волдырей.
Уровень воды неустанно поднимался. Молнии перестали частить. Снова задул ветер. Гонимые им волны уже несколько раз перескакивали через «порог» лестницы и заливали ноги людей и древнерожденных.
— Скорее отворяйте проклятые Врата! — не выдержав очередного удара волны, взвизгнул Эйвинд из Норддерфера. Он подскочил к камням и замолотил по ним кулаками, требуя немедленно выпустить его из ловушки.
— Головой постучи! — присоветовал Ильине Он повернулся к Генриху. — Открывайте вы, господни Генрих...
— Я? Это вы открывайте! — воскликнул Генрих. — Откуда же мне знать, как и что делать?
Ильвис нерешительно подошел к Вратам, приложил руку к выбитому в скале барельефу. Ничего не произошло, и он отступил с виноватым видом.
— Я не могу открыть их.
— Так пройдите сквозь них! — в панике воскликнул Генрих. — Ведь гномы могут проходить сквозь камни!
— Через камни — да, но не через Врата асов, — гном вздохнул. — Я надеялся, что вам известен ключ.
— Мне ничего не известно — рукопись оборвалась, не сообщив, как открыть Врата, — зло ответил Генрих. — Я был уверен, что эти Врата работают, как все другие. Проклятие! Ильвис, но разве гномы и альвы не приходятся друг другу родственниками?
Ильвис поморщился:
— Помилуй боги! Сроду не было между нами родства! Черные альвы завелись в глубинах земли, как обычные черви, а мы, гномы, родились из камней.
— Попытайтесь еще раз! Вдруг что-то просто заело от времени.
Гном послушно накрыл ладонью изображение женщины на каменной стене.
— Обычные Врата отворяются сразу после того, как древнерожденный прикоснется к ним, — сказал он через пару секунд. — Но эти Врата — другие.
Генрих в отчаянии посмотрел на дверь.
Сто пятьдесят третья ступенька скрылась под водой. Волна ударила во Врата, но уже не отступила, а осталась плескать возле нее. Питер отвернулся от горы и, заложив руки за спину, обреченно посмотрел на бескрайнее водное пространство.
Мир погиб. Там, где раньше зеленела земля, плескался безбрежный океан. Ненасытная стихия поглотила все. Канули в необъятной водной стихии любимые и враги, отцы и матери, дети, сестры, братья. Ничто больше не напоминало о том, что некогда человеческие существа жили, страдали и радовались в этих местах. Погибли животные, погибли деревья и птицы, а те из них, кто еще носился над плещущимися волнами, скоро ослабнут и упадут в воду: единственным клочком суши на всей Земле оставалась только гора со старинной крепостью на вершине. Надолго ли?
«А может, мне повезет открыть Врата?» — подумал Генрих, прикладывая руку к скале и закрывая глаза. Он представил себе Малый Мидгард — чистый, пахнущий лесом воздух, людей и древнерожденных, Альбину, друзей-глюмов. Представил розового дракона и короля Реберика, рыцаря Скурда, потерявшего в битвах глаз, его подругу — воительницу Хонку. Генрих попытался даже внушить себе, что перед ним нет никакой преграды и что рука его с легкостью проходит сквозь толщу скалы... Но ничего не помогало, стена оставалась глуха ко всем мыслям и воспоминаниям.
«Кого же я еще забыл?» Генрих вспомнил бога Одина, таскающего в мешке головы королей и советников, чтоб они в случае надобности принимали важные решения, вспомнил волков Гери и Фреки, сопровождавших Одина в путешествиях...
— Ничего не получается! — в сердцах сказал он. — Но я уверен, ключ есть, его не может не быть!
— Ах, господин Генрих. Все пропало! Врата так стары, что даже боги давно забыли, как открыть их. — Ильвис едва сдерживал новый поток слез.
— Ложь! — вскрикнул старик Эйвинд. — Бог Воронов ничего не забывает! К нему надо взывать, если хотите открыть Врата. Пустите! Меня он послушает...
— А кто такой Бог Воронов? — настороженно спросил Олаф.
— О невежество! Бог Один, кто ж еще? — ответил Эйвинд, проталкиваясь к Вратам. — Его прозывают богом Воронов потому, что у него есть два ворона, которые летают над миром и приносят новости.
Скальд Ярлов приложил руку ic пинку пи камнях, закрыл глаза и торжественно, точно молитву, запел:
Хугин и Мунин
над миром все время
летают без устали;
мне за Хугина страшно,
страшней за Мунина,
вернутся ли вороны! [2]
— Постой! — Олаф схватил старика за руку. Ты сказал: «Хугин»? Нет, повтори, ты точно сказал: «Хугин » ?
— Не мешай! — взвизгнул вздорный старик:
Гери и Фреки
кормит воинственный
Ратей Отец;
но вкушает он сам
только вино,
доспехами блещущий. [2]
— О господи! — простонал Олаф. — «Хугин», именно это слово прокричал ворон, спасший меня в ту бурю, Генрих... бог Один... Я не понимаю... бог Один... ворон Хугин... Какое я имею к ним отношение?..
Генриха вдруг пронзила внезапная догадка.
— А ну, Олаф, приложи скорей руку к рисунку. Господин Эйвинд — в сторону!