Кэнди незаметно тронула Шалопуто за руку.
— По-моему, здесь что-то не то.
— Я тоже так думаю, — ответил он тихо. — Но что?
В поисках ответа Кэнди внимательно осматривала улицы города, выстроенного на крутом склоне высокого холма. Вдоль извилистых улочек стояли аккуратные побеленные дома. Многие окна были закрыты, занавески опущены. Жители города не хотели даже смотреть наружу, тем более выходить.
— О нет, — пробормотал Шалопуто.
— Что?
Она посмотрела на него. Тот поднял голову к небу, и она сделала то же самое.
Наверху дул ветер, неся в северном направлении огромную флотилию облаков. Однако взгляд Шалопуто был прикован не к облакам. Среди них летели птицы. Это была массовая миграция: мигрировали не только морские птицы, населявшие гавань, а сотни и даже тысячи видов, облик которых нередко подвергал сомнению само определение птиц. Одна стая походила на крылатых кабанов, другая — на оперенных стрекоз. Их величину трудно было определить с земли, но если кабаны были размером со свиней, то стрекозы — не меньше чаек. Гиганты в этой беспорядочной стае, создания величиной с самолет, держались выше всех и обладали похожими раздутыми телами, выпускавшими за собой потоки мерцающих щупалец, вроде хвостов бесчисленных змеев, переплетенных с гирляндами елочных огней в четверть мили длиной.
— Их так много, — в изумлении проговорила Женева. Затем мрачно добавила:
— Куда они летят?
— Вы такое раньше видели? — спросила Кэнди.
— Нет, никогда, — ответил Шалопуто. — Даже в детстве.
— И я тоже.
Все вокруг отрицательно покачали головами.
— Вдоль гавани много мест, где можно поесть, — объявил вернувшийся Хват с братьями.
— Там в основном рыба, — сказал Джон Хнык.
— Только рыба, — поправил Джон Филей.
— Крабы и кальмары, — сказал Джон Ворчун.
— Все равно рыба, — возразил Джон Филей.
— Краб — не рыба, — сказал Джон Соня.
— Давайте просто поедим, — прервал их Том.
Кэнди посмотрела на Шалопуто. Огромная мигрирующая стая птиц исчезла. Они пролетели, и больше обсуждать было нечего.
— Согласна, — сказала Кэнди.
Они бродили вдоль маленьких кафе и ресторанов, расположенных у гавани, оценивая вывешенные на улице меню. Но к ним быстро выходили встревоженные владельцы заведений, сообщая плохие новости. Обед сегодня будет позже. Ничего не поджарено, не сварено и не выпотрошено, поскольку никто пока не доставил свой улов. Все пытались сделать вид, что подобная задержка незначительна, что это обычное дело. Но Кэнди было не обмануть.
— Где они ловят рыбу? — спросила она одного из хозяев.
— К западу отсюда, — ответил хозяин, — в проливах между Гномоном и Горгоссиумом.
Запад, подумала Кэнди. Оттуда эти птицы и летят. Что происходит? Скорее всего, что-то на Горгоссиуме.
Поскольку рестораны у гавани не могли ничего им предложить, они решили подняться в город и поискать что-нибудь еще. Крутые вымощенные булыжниками улицы затрудняли подъем. Но наградой им служил смех играющих детей. Рыночная улица была полна народу, однако даже в такой толпе трудно было не заметить возвышавшегося над ней зеленокожего человека с пронзительными глазами. Это выглядело странно, поскольку зеленый человек был весьма невысокого роста.
— Вы посмотрите, кто здесь, — сказала Кэнди с улыбкой. — Это же Эдди Профи!
— Где? — спросил Шалопуто.
— Да вот же, прямо перед нами. И он стоит на плечах Бетти Гром.
— Эдди и Бетти? — сказал Двупалый Том. — Ты это придумала?
— Они актеры, — объяснил Шалопуто. — Когда-то они поставили о нас пьесу. Было очень смешно.
— Я никого не вижу, — сказал Джон Хват, самый низкий из братьев.
Том приподнялся на цыпочки и кивнул.
— Ага, вижу. Вы только гляньте. Она роскошна. Все эти блестки. А мышцы какие!
Они появились из толпы, и теперь все могли видеть, что их сопровождает приятель-сценарист, пятифутовая обезьяна Клайд, махавший им рукой.
— Так-так-так, — сказал Эдди Профи. — Да это Квэнди Крокенвдуш и ее приятель Капуто!
Кроме Кэнди и Шалопуто, никто ничего не понял.
— Как я люблю воссоединения! — сказала Кэнди и начала всех друг другу представлять.
Перезнакомившись, они решили, что следующим в списке их дел стоит обед, и направились вверх по улицам Смеха-До-Упаду. Одна из них заканчивалась рынком со всевозможными товарами. Здесь продавались плоды Часа, одаренного солнцем и дождями, бесконечные ароматы утра поздней весны и даже некоторые фрукты, названия которых Кэнди были известны — абаратские виды вроде тантаренты, гнилушек доэманны и кутури, — однако гораздо больше на прилавках было того, чего она не знала.
— Запретные плоды, — сказал Эдди Профи и взял один фрукт весьма пышных форм. — Это большая девочка, — добавил он с хитрой усмешкой. — Похожа на тебя, Бетти.
Фрукт действительно напоминал весьма соблазнительную женскую фигуру. Бетти не обиделась.
— Если это я, то я его и возьму, — сказала она.
— Это лучшие морианы из всех, что у нас были за долгое время, — сообщил торговец.
— А в чем подвох? — спросила Кэнди.
— Скажи ей, — ответила Бетти, откусив голову морианы, а затем и верхнюю часть фрукта. Запах его розовой мякоти был такой вкусный, что от удовольствия у Кэнди закружилась голова.
— Ух ты! — сказала она.
— Отличные, правда? Но я тебе не дам. Попроси Эдди, пусть он купит тебе другой, — сказала Бетти.
— Почему я должен…
— Ты купил мне, — сказала Бетти.
— И я за это должен платить?
— Кстати, где деньги? — спросил древозубый торговец.
— Я заплачу за один, — и Эдди показал торговцу один крючковатый зеленый палец.
— Одна мориана стоит семь патерземов.
— Семь! — воскликнула Кэнди. — Ничего себе!
— Ты где была? — хмыкнул торговец. — Сейчас патерзем стоит меньше, чем раньше.
Пока Эдди платил за фрукт Бетти, Кэнди шарила по карманам. У нее оказалось всего два патерзема и мелочь.
— Где Шалопуто? — спросила она себя вслух. — У него вся наша наличность.
Сказав, что она идет искать Шалопуто, Кэнди отправилась вдоль ряда прилавков, решив, что он где-то впереди. Она удивилась, не обнаружив его поблизости — вероятно, он ушел исследовать более интересные места. Кроме того, зная Шалопуто, можно было предположить, что он смотрит представление театра марионеток, выступавшего перед детьми и взрослыми в самом конце улицы. Она начала пробираться сквозь толпу к театру кукол, то и дело поднимаясь на цыпочки или подпрыгивая в надежде его увидеть.
Подпрыгнув в третий раз, она его заметила. Однако он был не на улице. Когда их с Кэнди разделили в Балаганиуме, ему сильно не поздоровилось. Это его напугало, и в толпе он чувствовал себя неуютно, поэтому, вероятно, решил на время выбраться из давки. Теперь он стоял в тенистом узком переулке и махал ей рукой.
— Вот ты где! — крикнула она и направилась к нему через улицу. Оказавшись на другой стороне, она осторожно проскользнула между двумя прилавками, заваленными всякой снедью, и вышла с яркой, шумной улицы в тихую тенистую аллею.
— Я была уверена, что ты смотришь кукольное представление, — сказала Кэнди.
— Я немного посмотрел, — ответил Шалопуто. — Но там все одно и то же. Ты понимаешь…
— Не очень, — ответила Кэнди, немного сбитая с толку.
— Понимаешь. Любовь и Смерть. Всегда Любовь и Смерть. Хотя, если это куклы, ты, по крайней мере, видишь вещи такими, какие они есть — что всех дергают за свои ниточки.
Обычно Шалопуто не шутил. Кэнди рассмеялась, хотя ей показалось, что в его замечании имеется глубина, которую трудно связать с Шалопуто и его жизнью.
— Ты от меня что-то скрываешь? — спросила она.
Теперь рассмеялся Шалопуто; с эхом в этом переулке происходило что-то такое, что делало звук темнее и глубже, чем он должен быть. Кэнди замедлила шаг. Потом остановилась.
— Какие у меня могут быть тайны? — спросил Шалопуто. — Тем более от тебя.
— Не знаю, — сказала Кэнди.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Ты говорил о любви.
— А, — тихо сказал он. — Да, я говорил так, словно действительно ее испытывал. Да. Как будто знал, что это такое — кого-то любить. Слышать от них обещания верности. Что они будут любить тебя вечно, если ты дашь им… — Он поежился. — Ну не знаю. Что-нибудь неважное.
Кэнди почувствовала, как по спине бегут холодные мурашки. Это был не Шалопуто.
— Прости, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее страха. — Ты не тот, за кого я тебя приняла.
— Нет нужды извиняться, Кэнди, — молвила фигура в тенях. — Ты не сделала ничего плохого.
— Приятно слышать, — ответила она, все еще пытаясь говорить так, словно ничего серьезного не произошло, обычное недоразумение. — Мне пора идти. Там друзья… они меня ждут. — Она попыталась оглянуться, но ее взгляд все равно остался прикован к чужаку.
