Когда Эрброу летел высоко, им не нужно было следовать изгибам реки, дракон летел напрямик, быстро преодолевая огромные расстояния. Йорш вспомнил долгую и изнурительную дорогу пешком, которую прошёл ребёнком. Изнурительную — это так, к слову: когда он уставал, Монсер брал его на руки, но длинной дорога была точно. Они подлетели к Далигару ещё до рассвета. Крепостные стены с их остроконечными, как иглы дикобраза, кольями круто поднимались вверх, и тень их падала на воду реки, блестевшую золотистыми искрами в утреннем свете. Башен, зубцов и бойниц в стенах было гораздо больше, чем помнил Йорш.
Эрброу плавно спланировал на небольшую поляну, покрытую травой и трилистником и укрытую среди огромных каштанов. Предсказание было начертано в южной части города, противоположной главным воротам с подъёмным мостом. План был простым: дракон оставался в укрытии, в тени, почти незаметный в неярком свете низкого ещё утреннего солнца, а Йорш должен был проникнуть внутрь и смешаться с толпой… Правда, сначала эльфу нужно было миновать часовых перед подъёмным мостом, часовых на подъёмном мосту, часовых после подъёмного моста и часовых, патрулирующих улицы. Йоршу необходимо было добраться до южной стены старинного Дворца правосудия и прочесть древнее предсказание.
Йорш с напускным равнодушием подошёл к подъёмному мосту. Одна из оборок белого одеяния покрывала его голову как капюшон, пряча остроконечные уши и слишком светлые волосы. Сердце выскакивало у него из груди. Долгие годы он провёл в уединённой библиотеке на вершине горы в компании одного дракона. Лишь присутствие человеческих созданий поблизости тревожило его. К этому чувству примешивались страх нападения, надежда на благоприятное предсказание, воспоминание о Монсере и Сайре, которое, как клещами, тоскливо сжимало его сердце. Оставалось только несколько шагов до ворот, как вдруг, неизвестно каким образом, его узнали. Люди у моста прекратили свои занятия: тот, кто беззаботно болтал, умолк; тот, кто переходил через мост, остановился; двое бродячих торговцев яблоками и капустой на полуслове прервали расхваливания товара и повернулись в его сторону. Никто не произнёс слова «эльф». Все попросту покатились от хохота. Откуда ни возьмись, показалась банда мальчишек-оборванцев под предводительством вожака с непомерно лопоухими ушами, и маленькие бандиты принялись глумиться над ним. Они галдели все разом, и Йорш не понял ни единого слова, но слова «эльф» так и не услышал. Почему же они к нему пристали?
Пролетело несколько камней, но ни один в него не попал: сосредотачиваясь на траектории полёта камня, Йоршу удавалось избежать столкновения. После первого испуга он понял технику и уворачивался от камней играючи. Потом одному из часовых надоело это развлечение, и он хриплыми криками прекратил бросание камней и вновь установил тишину. Это был высокий, худой мужчина с седоватой бородой. Он повернулся к Йоршу и сделал ему знак следовать за ним, наверное, чтобы спросить указаний у начальства. Юноша вошёл в город вслед за воином, и это спасло его от возможного нападения. После заключения в библиотеке Далигар показался ему огромным и, как в детстве, оглушил его. Вокруг возвышались громадные здания со старинными колоннами и большими арками, которые переплетались, превращая видимые кусочки неба в странные геометрические фигуры. Многие из арок развалились, своды некоторых были совсем разрушены. В древних дворцах размещались лазареты и убогие рынки с покосившимися прилавками, перед которыми выстраивались аккуратные очереди за кочаном капусты или парой яблок. Стояло невыносимое зловоние: аромат огромных цветов жасмина, свисавших с полуразваленных стен, смешивался с каким-то застойным, гнилым запахом. Йорш удивился, что жасмин ещё цвёл в конце осени.
Он узнал булыжную мостовую и выкрашенные в пастельные тона фасады домов с остроконечными крышами и полосатыми ставнями. Тёмно-красные диагональные полосы образовывали рисунок в форме ромба, когда ставни закрывались. Только они были совсем облупленные и без герани на подоконниках, которая запомнилась Йоршу в детстве. Они прошли мимо фонтана, над которым возвышалась деревянная скульптура медведя, стоящего на задних лапах, но, увы, давно оставшегося без головы. От редко падающих в фонтан капель воды шёл неприятный запах. Наконец они подошли к высокой стене из квадратных каменных плит вперемешку с кирпичами, на которой росли карликовые папоротники и маленькие розовые цветочки. Это был дворец Судьи-администратора, переходящий в здание трибунала, под которым размещалась тюрьма. Может, Йорш как раз попал в то место, где можно что-то узнать о его людской семье.
Дворец возвышался над городом. Основой его был многоугольный полигон, чью точную форму невозможно было идентифицировать. Никаких башен: просто одна его часть была выше другой, придавая всему зданию кривой и недолговечный вид, нечто среднее между ещё не законченной и уже начавшей разрушаться постройками.
В отличие от его воспоминаний, теперь на улицах города не было никаких птиц. Вдруг из полуразвалившихся ворот показалась курица. Она была настолько стара, что еле волочила лапы, но решительно направилась к Йоршу. Он узнал её — это была та самая курица, которую он воскресил тринадцать лет назад. Очевидно, что это незаурядное событие защитило птицу от котла или вертела, но, с другой стороны, связь, возникшая между ними, не давала ей умереть и от старости. У бедняги не было ни сил, ни желания жить дальше. Она почувствовала присутствие Йорша и с трудом дотащилась до него. Йорш наклонился и взял курицу на руки, они взглянули друг на друга в последний раз, и наконец курица с облегчением умерла. Юноша почувствовал, как сначала её мысли наполнились покоем, а затем остановилось её сердце. Он поднял глаза и огляделся. Не он один знал историю этой курицы и узнал её. Кроме солдата, сопровождавшего его, на улице находились четверо мужчин, две матроны, одна девочка и всё та же банда оборванных и тощих мальчишек, вооружённых рогатками. Все уставились на него, и тут уж слово «эльф» прозвучало чётко и ясно. Снова полетели камни, но на этот раз в большем количестве. Уследить за всеми было просто невозможно.
Йорш подумал, куда бы ему скрыться. Он был практически окружён, оставалась лишь стена. Ему потребовалось только представить, что он — ящерица, чтобы оказаться наверху в облаке белоснежных кружев и рюшей его белого платья. Вслед летели, камни и крики. По ту сторону стены был сад с высокими деревьями, бьющими ключом фонтанами и небольшим прудом, в котором любовались своим отражением прекрасные лебеди. Огромные цветы глицинии свисали со стены, и их вьющиеся плетёные стебли облегчили Йоршу спуск. Распустившиеся вокруг цветы создавали впечатление, что находишься в раю, только это был странный рай, как-то в нём всего было слишком много. Йорш вновь задумался, почему всё продолжает цвести, хотя скоро зима. Он ничего не понимал в глициниях, но их аромат казался ему слишком насыщенным. Неподалёку от стены девочка, тоже одетая в белое, каталась на качелях и пела старинную песню о безответной любви. Прячась в тени цветов, Йорш подошёл ближе. Девочка была высокая, хрупкая и очень красивая, с белоснежной кожей и большими зелёными глазами. Её белое платье было расшито золотом, светлые волосы заплетены во множество косичек, как и вышивка высокого крахмального воротничка, косички на котором соединялись золотыми колечками. Сцена с садом и девочкой напоминала какую-то картину или театральное представление. Кроме того, девочка казалась уже вышедшей из того возраста, когда дети болтаются на качелях, распевая песни. Наконец обманчивое совершенство этой сцены было нарушено: рядом с качелями сидела ещё одна девочка, темноволосая, совсем ещё маленькая, и вот, когда песня закончилась, малышка набралась мужества и спросила что-то у старшей подруги. И тут случилось нечто вроде светопреставления. Йоршу удалось услышать обрывки их слов: темой спора было предложение по очереди кататься на качелях. На самом деле это был сплошной монолог на тему абсолютной невозможности по очереди кататься на качелях — это неотъемлемое и постоянное право принадлежало, как оказалось, исключительно старшей светловолосой девочке.
— …потому что я, понимаешь ли, дочь Судьи-администратора, а ты… да как только можешь ты, обыкновенная, невыносимая девчонка, дочь какого-то ничтожного… обыкновенного и ничтожного…
Малышка в отчаянии залилась слезами.
— Ты толстая, уродливая и глупая. И в придачу ничтожная. Ничтожная. А мой отец, видишь ли, мой отец — это тот, кто…
Что за невыносимо глупая курица! Да сколько ей лет? Два с половиной, что ли? И что значило «ничтожный»? Оскорбление? Не говоря уж о том, что качели — для малышей, а барышня вполне могла стать невестой, хотя и оказалась настоящей гиеной. Йорш почувствовал неимоверное желание защитить младшую девочку, но у него и так было проблем по уши, и не стоило их приумножать.
