На поляне в шеренгу стояли виселицы. Скрипели на ветру деревянные столбы, раскачивались на веревках повешенные. Тихо-тихо. У моих ног в землю были воткнуты лопата и нож. Проще пареной репы. Главное — не смотреть, а то приснятся еще!
Как я снимал-хоронил первого, я очень хорошо помню, потому что фиг такое забудешь. Это была женщина с огромными, будто стеклянными глазами. Смотреть страшно, она пялится на тебя, словно живая, и зажмуриться страшно: вдруг, пока ты не видишь, она… Я кое-как перерезал веревку, а потом долго-долго рыл могилу, оборачиваясь каждые пять секунд: вдруг встанет? Вдруг схватит?! Она вела себя тихо, и я немного успокоился. Потом уже действовал как автомат: срезал веревку, рыл яму, клал висельника, закапывал яму. Долго провозился. Точно долго, потому что спину ломило сильней, чем после тех скелетов. А когда прихлопнул лопатой последний комок земли, почувствовал, что сейчас упаду и никакого Сашку сегодня…. Нет, что это я? Устал просто.
Глава VIII
В которой меня все боятся
У костра никого не было, когда я вернулся. Ночь уже, все разошлись, разлетелись по своим делам. Ну и ладно. Мне сейчас не до корпоративных посиделок, надо искать Сашку. Только где? Палыч говорил: «Заказчик уже забрал на кладбище», а где тот заказчик, где то кладбище, даже сам Палыч не знает.
Я щелкнул пальцами — хотел кружку кофе, и у меня получилось. Странно, я же Палычу вроде как должен. Или отработал уже? Или простые фокусы вроде кофе так дешевы, что и за волшебство-то не считаются? А еще бывает, мать рассказывала, начальство говорит одно, а на деле выходит совсем не так. «Вы проштрафились, и я вас не отпущу, пока не проработаете месяц!» Отрабатываешь свой месяц, увольняешься, а бухгалтерия тебе выдает такую сумму, что на три месяца работы хватило бы. Выходит, начальник просто запугивал, не хотел работника терять.
Мысль была приятная, согревала круче всякого кофе. Проверю немедленно. Отставил кружку, щелкнул пальцами: «Хочу к Сашке!» — и оказался у него дома.
Сашкин стол, как обычно, пестрел обертками от сникерсов, обложками дисков, резиновыми динозаврами (всем в школе расскажу!). В компанию затесалась тетрадка, одна на все предметы, и сборник шпаргалок по истории. Я еще с минуту разглядывал композицию, соображая, где же Сашка. Неужели он дома?!
— Сашка! Са-шка! — Я стоял и вопил, боясь сойти с места. Вдруг сделаю шаг и окажусь опять у костра?
В соседней комнате заскрипели половицы — кто-то идет. Неужели? Нет, Сашкина мать. Толкнула дверь, заглянула в комнату, скользнула взглядом по мне, как по пустому месту, спохватилась, посмотрела еще раз и завопила.
Честно: посмотрела на меня и ка-ак заорет! Главное — ничего членораздельного, просто: «А!» Орала бы по-русски, я бы хоть понял, в чем прикол. Может, у меня третье ухо выросло, пока я работал на Палыча, или, например, все считали меня умершим. Объяснила бы, э?
— Теть Галь, что случилось? — спросил я и получил тетрадкой по морде. Ногой по коленке (не больно), учебником по башке, пятерней по носу…
— Сгинь! Сгинь, нечистая! — вопила тетя Галя, охаживая меня всем, что под руку подвернется. На мое счастье, подворачивались в основном книги, тетрадки и коробочки из-под дисков, так что было не больно. Странно только…
— Теть Галь, это я, Игорь!
— Сгинь! — Она двинула мне кулаком в живот особенно сильно, несколько секунд я не мог ни дышать, ни объясняться. Пока плыли перед глазами круги и звенели в ушах тети-Галины вопли, я все-таки успел сообразить: «Не узнает. Или считает умершим».
— Я жив… — попытался я внести ясность, за что получил стулом по хребту.
Боль была такая, будто во всей спине не осталось ни одной целой косточки. Хватит, пожалуй, объяснений, так и покалечиться недолго. Не хочет разговаривать — не надо, а мутузить себя, любимого, почем зря я не позволю. Надо сматываться.
Тетя Галя стояла аккурат в дверях, проскользнуть мимо нее было затруднительно. Но надо. Иначе убьют.
— Сгинь!
Я получил в физиономию целую пачку дисков и решил, что пора. Тетя Галя только на секунду отвернулась, отыскивая, чем в меня еще можно кинуть (а все! Надо экономнее с боеприпасами!), и я прошмыгнул у нее под рукой и очутился в другой комнате. Хорошо хоть отца Сашкиного дома не оказалось, а то бы я точно не ушел живой. Пролетел через вторую комнату (Сашки нет), выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь… Уф!
Надо же: не убили. И не узнали. Что, интересно, со мной такое, что веселая обычно тетя Галя дисками кидается? Жалко, зеркала нет. И Сашки нет тоже. Какого тогда рожна я здесь оказался, спрашивается, когда сказал: «Хочу к Сашке»? Черт-те что! Палыч с зарплатой кидает, вместо волшебной силы подсовывает какую-то ерунду на палочке. Перемещение в пространстве, фокус двадцать первого века! Тьфу! Жаль Санька, но, видимо, ему и правда не повезло. Где ж теперь искать-то, если даже Палыч…
Лязгнул дверной замок. Нехорошо так лязгнул, знакомо. Точно: мать с собакой гулять пошла. Дверь приоткрылась, на лестницу выскочил мой пес и первым делом вцепился мне в ногу.
— Отвали! Отвали, сказал!
Он схватил только за штанину и трепал. Не больно, зато противно ужасно. Моя собака вроде, а так себя ведет.
Мать высунулась из-за двери, взвизгнула, отпрянула, крикнула: «Ко мне!» Пес, умница, отстал, нырнул за дверь, мать ее тут же и захлопнула. Во как! Боится меня. Все меня боятся.
Я спустился по лестнице, выходя, глянул на свое отражение в стеклах двери подъезда. Видно было так себе, но открывшееся зрелище впечатляло. Упырь. Или чертенок, в общем, гадость какая-то: темная кожа, лысая башка, огромные ноздри, острые уши, копытца на руках (ноги не видно) и хвост. Я опустил глаза, глянул на свои руки-ноги так, без отражения в стекле. Нормальные, человеческие. А в стекле — такое вот чудо… Нет, не картинка висит, это правда я. Только я, каким меня видят со стороны. Ну да, если тетя Галя и мать испугались, если собственный пес начал меня рвать… Я вспомнил, как первый раз пришел в корпорацию колдунов. Сперва мне показалось, что у костра сидит одна нечисть, а потом все они стали людьми. Потому что простые смертные видят нас, колдунов, такими. Теперь понятно, чего они боятся. Видят они нас так. Не могут, глупые, разглядеть человека в человеке.
Глава IX
В которой Леха оказывается предателем, а работу теряю я
Я рассматривал свое отражение в стекле и соображал, что делать дальше. Сашку жалко, но где его теперь искать? Облазить все могилы на всех кладбищах? Вряд ли для колдунов существуют границы, поэтому не на всех московских кладбищах, а вообще на всех. Нереально. Даже с моей волшебной силой — не-ре-аль-но. Возвращаться назад в корпорацию или отдохнуть где-нибудь на берегу Сены? До начала рабочего дня еще далеко, на улице глубокая ночь. Надо вообще поспрашивать у народа, чем они себя развлекают на досуге? Вряд ли только тем, что отправляются ночевать в Африку. Хотя, когда у нас ночь, там небось день: солнышко, обезьяны, пальмы… Я щелкнул пальцами в надежде, что кто-то из наших еще не спит.
Леха с Васьком лежали под огромным дубом, видимо где-то в России, хотя, может быть, и нет. Рядом располагались решетка с барбекю и телик. Сами парни валялись не на земле, а на диванах, что добавляло картине пикантности. Я материализовался шагах в десяти от них, хотел окликнуть сразу, но…
— Ты скажи, зачем ты номера в каталоге поменял? Этих мертвяков теперь сам заказчик найти не может, — допытывался Васек. — Да еще подсунул этого храпящего…
Леха солидно развел руками, типа: «А чего ты хотел», но вслух сказал другое:
— Потому что одним конкурентом у нас теперь меньше. А Игорь сейчас будет Сашку искать, работу прогуливать, глядишь, и его уволят. А я хочу стать партнером Палыча. Хочу выиграть конкурс, унаследовать корпорацию.
— Ну ты голова! — восхитился Васек, но тут до него дошло: — Погоди, а я? Договаривались же…
Но договорить он не успел. Леха щелкнул пальцами, и Васек схватился за голову:
— Что-то башка трещит. Извини. Ты какой-то анекдот рассказывал, да?
Было вообще-то темно, но я точно знал, что этот Леха сейчас улыбается и улыбочка у него гадливая.
— Я читал тебе таблицу умножения. Помнишь?
Васек напрягся и потряс головой:
— Нет. Помню дважды два. А дальше забыл.
— Ты устал, Васек.
— Я устал, — как загипнотизированный повторил Васек.
— Отдохни.
— Пойду отдохну. — Он встал с дивана и пошел, пошел куда-то в лес, хотя отдыхать на диване вообще-то удобнее.
Ну Леха! Ну жук! Значит, вот кому я обязан исчезновением Сашки! А до Васька мне, честно говоря, было параллельно: Лехин дружок, пусть Леха сам с ним и разбирается. Сашку жалко, но, честно говоря, хоть убей не помню, что заставило меня связаться с этим дураком. А главное — я следующий в Лехином списке. Он только что говорил, что хочет от меня избавиться. Ну уж нет! Не видать Лехе партнерства, как и увольнения моего! Партнером стану я, и тогда…
