Испуганная Килк щебетала на своем языке. Таким образом, несчастному протоцератопсу приходилось выслушивать одновременно два потока советов на двух разных языках:
— Ты не сможешь уговорить хищника.
— Да, но ты сможешь! Ты сможешь убедить любое существо, которое способно мыслить. Я знаю, я видел, как это делается. Переводчик Бикс…
— Ах, Бикс. А я, по-твоему, кто? Я только ученик, как и ты. У меня нет большого опыта в этом деле. Я могу только помочь тебе понять стратиомимуса, но не больше. Не думаю, что даже прославленный Бикс смог бы договориться с тремя хищниками, рыщущими в поисках пищи. Почему они колеблются? Потому что у нас нет ни оружия, ни поддержки савроподов и совершенно ясно, что мы здесь по собственной воле.
— Тогда тем более нечего терять, попытка не пытка, — настаивал Уилл.
Предводитель албертозавров нетерпеливо фыркнул и сделал шаг вперед. Это был весьма внушительный шаг, но Уилл и его спутники не отступили. Им некуда было бежать, оставалось только ждать. Взгляд огромных круглых глаз хищника метался между Уиллом и Килк. Словно албертозавр решал, какая из двух жертв — более лакомый кусочек. Один-единственный прыжок — и все будет кончено. В последний момент Уилл закрыл глаза, в одно мгновение перед ним промелькнула вся его недолгая жизнь. Об одном он только сожалел: что не попрощался с Сильвией и отцом. Что ж, надо довериться Чазу — маленький переводчик делал все возможное: усердно ворчал и рычал на чужом языке. Но албертозавры не торопились с ответом.
— Я сказал, что нас отправили с поручением, у нас спасательная миссия и что на их территории мародерствуют странные люди. Они очень обрадовались этой новости. Это обещает хорошую и легкую охоту. А что касается нашей миссии, она для них ровно ничего не значит. Есть какие-нибудь умные соображения?
Уилл отчаянно пытался думать о чем-то, кроме горячего зловонного дыхания. Что можно еще сказать? Придумать что-нибудь невозможно, для этого нет времени, еще хуже, что публика состоит из таких неблагодарных слушателей.
Над лесом пронеслось ужасное рычание, накрывшее все остальные звуки леса, от которого замертво падали птицы. Предводитель албертозавров обернулся и запрокинул голову, словно хотел что-то высмотреть в южном направлении. То же самое повторили два его спутника. Уилл тоже тревожно обернулся в ту сторону. Килк и Чаз последовали его примеру.
Еще не угасло эхо от первого, как раздался второй, еще более устрашающий рев, так что с деревьев осыпалась листва. Земля дрожала, словно сильное землетрясение вырвалось наружу, послав впереди себя грохот.
Близкая добыча перестала привлекать их внимание, албертозавры все как один бросились наутек. Сильные, мощные ноги быстро уносили их в густые заросли. Они выстроились колонной, двое тех, что поменьше, бежали следом за самым огромным.
Килк жалобно простонала. Этот одиночный звук растворился в создавшейся неестественной тишине. Не было нужды переводить. Было понятно, что она воскликнула: «Что же теперь будет?»
«Что бы это ни было, — сказал себе Уилл, — хуже уже не будет». Но он ошибался.
Прямо к ним шли два здоровенных взрослых тираннозавра, массивные челюсти наполовину открыты, желтые глаза горят гневом. Тонкие передние лапы соприкасались впереди кончиками тяжелых когтей. Они вдвоем весили, пожалуй, больше четырнадцати тонн. Едва завидев разъяренных гигантов, албертозавры бежали, словно шакалы при появлении львов.
«Уже нет времени на переговоры», — с отчаянием думал Уилл. Он старался приготовить себя к неминуемой смерти. Ему не удавалось закрыть глаза. В природе нет более грандиозного и ужасающего зрелища, чем вид тираннозавра, приготовившегося к нападению. Уилл испытывал те же ощущения, что и человек, оказавшийся посредине железнодорожного моста, по которому на огромной скорости мчится поезд.
Самец тираннозавр двигался прямо, как стрела; его огромный череп наклонился вперед. Пятифутовый хвост, усеянный огромными шипами, волочился сзади, помогая динозавру удерживать равновесие. Голова хищника молниеносно метнулась к юноше. Оцепенев от ужаса, Уилл увидел сверкающие желтые глаза и темные, почти черные зрачки. Сейчас зияющая пасть уничтожит его. Он закрыл глаза и напрягся.
Ничего не произошло.
Чего же медлит этот тираннозавр? Уилл едва мог вдохнуть, от ужаса у него пересохло во рту. Конечно, эта задержка очень кстати: может быть, удастся что-нибудь придумать.
Ворчливый рокот, гораздо более низкий и более впечатляющий, чем даже у албертозавра, был потоком неведомых слов. «Будто паровой двигатель, работающий вхолостую», — подумалось Уиллу. Лицо юноши от волнения свело нервным тиком. С великим трудом он заставил себя открыть глаза. Страшная пасть, как оказалось, никуда не делась — по-прежнему маячила меньше чем в ярде от его лица. Сознание Уилла раздвоилось: одна часть его существа не могла оторвать взгляда от головы, другая прислушивалась к бормотанию Чаза. Маленький протоцератопс был напуган чуть ли не до потери сознания, но все же еще выполнял свою работу:
— Он говорит… он говорит, что ты человек. Уилл не нашел что ответить. В любом случае на это было сложно что-либо возразить.
Тираннозавр снова зарычал. Его дыхание было невероятно отвратительным, с гнусным запахом мертвечины.
«Я не буду падать в обморок, — сказал себе Уилл, сражаясь с колотившей его дрожью. — Я умру как человек, а не как кусок мяса».
Стремление выжить придало уверенности голосу протоцератопса.
— Я едва могу поверить в это. Самец тираннозавр, его имя Лихой, желает знать, что ты сделал с их детенышем. Если быть точным, с их дочерью.
Уилл удивленно заморгал. Его любопытство уже превозмогло страх, и даже ноги перестали дрожать. Он стоял лицом к лицу с самым ужасным, самым коварным хищником, и тот, вместо того чтобы проглотить Уилла в один присест, еще задавал вопросы.
Само собой разумеется, надо поторопиться с ответом.
— Их дочь? Я ничего не делал с их дочерью!
Когда Чаз перевел, приблизился второй тираннозавр. Если присутствие одного наводило страх, то тем более от этого соседства тело Уилла просто онемело. Один из них постоянно рычал на него.
— Это Рыка, мать, — пояснил Чаз, переводя еще и для Килк. Уилл понимал, что протоцератопсу приходится нелегко — постоянно перескакивать с одного языка на другой, да еще в таких чрезвычайных обстоятельствах.
— Я не пойму, о чем речь, — сказал Уилл. — Попроси, пусть они объяснят подробно.
Прочистив горло, Чаз вновь издал тоненький рев, который казался жалкой пародией на рычание тираннозавров. В ответ незамедлительно раздался отрывистый рык. Речь тираннозавра звучала настойчиво, будто тому было до боли необходимо услышать ответ Уилла.
— После обильного обеда они оставили свою дочь Грызуню поспать. Кажется, она переела и не хотела идти с родителями. Когда они вернулись, оказалось, что она исчезла. Добровольно она бы не ушла. Детеныши тираннозавров всегда слушаются своих родителей.
В чем же дело? Уилл лихорадочно размышлял, время от времени поглядывая на семитонного хищника.
Чаз продолжал:
— К своему удивлению, они обнаружили следы борьбы. К тому же там находилось много людей, это можно было определить по сильному запаху, который исходил от них, и вообще они оставили много следов своего присутствия. Тут же были следы их дочери и отпечатки лап стратиомимусов. Следы исчезли в лесу. С тех пор Лихой и Рыка безуспешно пытаются напасть на след своей дочери и этих людей. А присутствие стратиомимусов их только еще больше запутало.
Уилл все обдумал:
— Спроси их, этот человеческий запах, который они обнаружили, не напомнил ли он им что-нибудь морское?
Чаз перевел. Оба тираннозавра переглянулись, прежде чем самец ответил.
— Он говорит, что так и есть, — передал Чаз слова Лихого, — хотя морской запах очень слабый. Они знают запах моря, потому что им оставляют рыбу караваны, проезжающие через долину. Раньше они никогда бы не подумали, что можно как-то связать этот запах с людьми, которые ходят пешком.
Почти нечленораздельное рычание прервало его последние слова.
— Он очень хочет знать, — продолжал протоцератопс, — откуда тебе это известно. — Чаз добавил более мягко: — Обдумывай каждое слово, Уилл. Эти двое очень раздражены.
— Я вижу.
Огромные, горящие гневом глаза неусыпно следили за ним, и он знал, что сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки, ни единого промаха. Сколько еще мгновений любопытство тираннозавров будет удерживать их от яростной расправы над виновником?
Упершись руками в бока, он смело взирал на них, одновременно оценивая свое положение, — ему не хотелось выглядеть так же беспомощно, как он чувствовал себя. Он внушал себе, что перед ним встревоженные родители, а не двуногие пожирающие махины. К счастью, он был необычайно находчив:
