Директор школы шумно выдохнул, словно хотел привести в движение воздух, который ещё оставался в кабинете.
Старый, обшарпанный вентилятор стоял на самом углу огромного книжного шкафа и походил на какое-то плотоядное растение, готовое схватить свою добычу. В лучах солнца, падавших на пол и рисовавших на нём тигровый узор, роились бесчисленные пылинки.
Джейсон и Джулия сидели перед директорским столом, выпрямив спину, аккуратно сложив руки на коленях и глядя на носки своих туфель. И старались не шелохнуться, потому что шаткие стулья под ними скрипели при малейшем движении.
Директор школы постукивал по столу тупым концом чёрного, заострённого, как булавка, карандаша.
— Итак, младшая госпожа Кавенант, могла бы ты ещё раз повторить мне свою версию событий?
Перепуганная Джулия не решалась поднять на него глаза.
— Мне очень жаль, господин директор, — произнесла она еле слышно.
— Тогда это сделаю за тебя я. Выходит, ты сказала госпоже Стелле, что твой брат остался дома, чтобы ухаживать за вашей мамой, которая лежит с загипсованной ногой.
Джейсон повернулся к сестре:
— Конечно, ты тоже…
Карандаш директора школы лёг на белый лист бумаги.
— Интересненькая история, не так ли? Потому что в это же время младший господин Кавенант пытался сломать себе ногу, прыгая из окна туалета на задний двор кондитерской «Лакомка».
Теперь Джулия обернулась к брату и проговорила:
— А ты, наоборот…
Рука директора легла на телефон.
— Мне очень хочется поговорить с госпожой Кавенант, чтобы узнать, как она себя чувствует…
— Прошу вас, не надо! — взмолилась Джулия, ужаснувшись от одной только мысли, которая пришла в голову директору. — Я сказала неправду!
Рука директора не шелохнулась.
— Есть другие объяснения?
Джейсон глубоко вздохнул и произнёс:
— Знаете, господин директор, мне очень жаль, но это я виноват.
Директор медленно поднялся из-за стола и прошёлся по кабинету.
— Ах вот как? Мне, значит, следует приготовиться к впечатляющему признанию? Услышать правду?
Джейсон пожал плечами:
— Дело ваше. Я хотел забрать велосипед до начала уроков.
— У маяка? А что там делает твой велосипед?
— Он вовсе не мой, а дочери господина Боуэна, который одолжил его мне, когда мой разбился о калитку. Но так или иначе, сейчас он у маяка, потому что я оставил его там, когда поехал в двуколке с Минаксо в Черепаховый парк. Там мы должны были с помощью бочонка смолы поймать двух воров, которые вынесли много вещей из виллы «Арго».
Директор лишь поднял бровь.
— И тебе это удалось?
— К счастью, да, — улыбнулся Джейсон.
— И твои родители, естественно, об этом не знают.
— О нет, — сказал Джейсон. — Они думают, что мы отправились чистить подвал господина Боэуна…
И только тут он заметил, что Джулия смотрит на него огромными глазами.
— Скажи-ка мне, — произнёс директор, возвращаясь к столу, — тебе не кажется, что ты несколько преувеличиваешь, придумывая всё это?
— Нет, нисколько, — заверил Джейсон. — Вы попросили рассказать правду, не так ли? Ну, так это и есть правда.
— Мальчик… — Директор вздохнул и нацелил на него остро отточенный карандаш. — Не знаю, как работают подобные вещи в Лондоне, но в Килморской бухте таким, как ты, лучше было бы не смеяться над такими, как я.
— Но я не смеюсь над вами! Я действительно пошёл к маяку, но по дороге заглянул в кондитерскую «Лакомка», чтобы купить булочки. Для нас с сестрой.
— А потом?
— А потом там появился мой отец. И я не хотел, чтобы он увидел меня… И потому решил… выбраться из туалета через окно.
— А почему ты не хотел, чтобы он увидел тебя?
— Потому что он думал, будто я в школе, — совсем тихо проговорил Джейсон.
Директор сначала развёл руками, а потом сердито взмахнул.
— Значит, что у нас получается: девочка врёт своей учительнице, её брат-близнец притворяется, будто идёт в школу, а потом заглядывает в кондитерскую, прежде чем отправиться бездельничать к маяку.
— Я не собирался бездельничать!
— Выложите всё из своих карманов, — приказным тоном сказал директор. — Если не хотите, чтобы я позвонил вашим родителям…
Джейсон и Джулия неохотно сунули руки в карманы и выложили на стол целую кучу разных вещей — жевательные резинки, монеты, какую-то обгоревшую фотографию, огрызки карандашей, четыре старых ключа и редкую египетскую драгоценность.
— Это талисман, мне подарила его на удачу одна моя подруга, — объяснил Джейсон, заметив удивление директора.
— Очень хорошо, — решил тот. — Всё это останется у меня. — И смахнул всё в коробку.
— Но это несправедливо! — воскликнул Джейсон. — Оставьте нам хотя бы ключи от дома!
Директор взял ключи.
— Эти?
Джулия кивнула.
Директор приподнял трубку.
— Звонок вашей маме — и тотчас верну.
Видя, что брат и сестра молчат, он закрыл коробку.
— Немедленно в класс. И никаких отговорок.
Глава 5
Сегодня салон закрыт
Внезапно проснувшись и обнаружив, что лежит на диване в совершенно тёмной комнате, Манфред перепугался.
— Лошадь! — завопил он, обливаясь потом и чувствуя, как пылает лоб, потом огляделся, но так ничего и не увидел в темноте.
Он приподнялся на локте, ощупал руки, ноги и обнаружил на себе незнакомую шёлковую пижаму.
— Что происходит? Где я?
— Всё в порядке. У тебя жар. Высокая температура.
— Обливия, это ты?
Но рядом сидела не Обливия, и голос звучал куда мягче, чем у неё, а руки без фиолетовых ногтей оказались ласковее.
Манфред хотел было ответить, но не смог. Потом ощутил на лбу влажную и холодную ткань и покачнулся под её тяжестью.
— Вот так… — произнёс голос. — Постараемся снизить эту высокую температуру.
У Манфреда не хватало сил сопротивляться. Влажная ткань словно обняла его голову и опустила на мягкий подголовник дивана.
— Я… я упал… — пробормотал Манфред, словно оправдываясь.
— Ну, ясно же, что упал, — услышал он голос сирены. — Но, к счастью, выбрался на берег.
— Дважды, — проговорил Манфред и вроде бы уснул.
Гвендалин поднялась и заботливо, подобно сестре милосердия, оглядела человека, лежащего на диване в её доме.
Без ужасного рабочего комбинезона, со спокойным выражением лица, с бородой, как у повстанца, и с загадочным шрамом на шее, он показался ей более привлекательным.
И теперь она вспомнила, где видела его. В доме госпожи Обливии Ньютон, что за пределами Килморской бухты. А потом встретила и в гостинице, где обменялась с ним несколькими словами.
«Интересный мужчина», — подумала Гвендалин.
Конечно, не из тех, кто может понравиться её родителям. Чувствуется, что немало пережил. Этот таинственный, явившийся из моря человек определённо способен воспламенять такие сердца, как у неё, сердца, которые любят приключения.
— Ну как, Шрам, получше тебе? — спросила парикмахерша, пригладив волосы Манфреда и разбудив его. — Придётся полежать здесь ещё некоторое время, потому что госпожи Обливии нет дома. Не знаешь, где отыскать её?
— Нет, Обливия… Уехала… Уехала!
— Куда?
— В Венецию… — с трудом прошептал Манфред, которого мучил жар.
— Уехала в Венецию?
— Лев над дверью… Зеркала… зеркала…
— Тебе нужно зеркало? Несколько зеркал?
— Тысяча семьсот…
Гвендалин усмехнулась:
— Нет, мне не столько лет, Шрам.
Манфред продолжал бредить:
— Тысяча семьсот… И пока я ждал… мой мотоцикл… зеркала… прокололи… Проклятые мальчишки… После Египта… с картой…
Гвендалин послушала его некоторое время, потом, видя, что понять ничего не может, ушла в кухню и позвонила домой Обливии Ньютон, оставив бог знает какое по счёту сообщение.
Потом набрала телефон матери.
— Ты и представить себе не можешь, что со мной приключилось. В самом деле не можешь. Да! Как ты догадалась? Это мужчина, да. Что значит наконец-то? Но это не так, как тебе кажется. Нет! Нельзя прийти и посмотреть на него. Он спит. Более того — бредит. У него очень высокая температура. Говорит, что из-за какой-то лошади упал со скалы. Может, проспорил все деньги. Так или иначе, доплыл до берега… И я нашла его. Конечно! Загадочно и чудесно! Что говоришь? Нет, разумеется, я не пустила его в дом грязным. Конечно, он был облеплен водорослями. И я одела его в пижаму Альфонса. Будет знать, как бросать меня накануне дня рождения. Она прекрасно подошла ему. Как будто для него покупала. Вот видишь! Думаю, это знак судьбы. Нет, не знаю. Пока что называю его Шрам.
В соседней комнате Манфред что-то громко говорил.
— Слышишь? Это он. Бредит. Я уже сказала тебе. Конечно. Я положила лёд… Он не помогает, и Шрам продолжает говорить про львов, про мотоцикл, Венецию… Наверное, он путешественник.
