— Ну, раз вы здесь теперь вожаки, вот и заворачивайте новыми делами, а лично я до утра устрою храпака на лосиной шкуре.
Лугатик поддержал друга. Они, подхватив под руки Катюху, отправились к постройке.
Ночь была в самом разгаре. Яростная тьма обступила вырубку, кидала в пламя костров своих черных змей, сгорала, бешено огрызаясь огню. Внутри этого противоборства Сашка начинала делать первые шаги в новой роли. Ванькина нескладная фигура маячила рядом, не выпуская из поля зрения Кирилла. Перевертыши рьяно работали, стараясь до рассвета много успеть. Дел было невпроворот. Кирилл объяснял и показывал работы, знакомил Сашку с людьми-собаками. Если вопросы выходили за рамки вырубки, Кирилл откликался коротко:
— Это известно Философу. — Он был подвижен, крутился среди перевертышей, как белка в колесе.
Ванька шепнул девушке:
— Из кожи лезет, выслуживается. Не перед тобой, перед старейшинами.
Сашка грустно усмехнулась, покрутила головой:
— Наплевать ему на старейшин. — Руками провела по бедрам, натягивая ткань футболки, очертившей красивый стан. — Стариков теперь не особенно чтят. Он служит только Философу. Да и все эти перевертыши в рот ему заглядывают. Но где находится этот рот и как с ним поговорить — никто не знает. Магия.
— Ничего, встретимся — поговорим, — со странной уверенностью вымолвил Малкин. — Другого выхода и выбора у нас нет.
Девушка недоверчиво поморщилась, а по телу почему-то пробежали мелкие мурашки. От костра отделился Кирилл и вырос перед вожаком. Коротко сообщил, что готов ужин, и предложил вожаку принять в нем участие. На зов поварих люди-собаки стали плотно рассаживаться у костров. Запах дыма смешался с запахом пищи, разливаемой по мискам. Малкин слегка подтолкнул Сашку. Не следовало отказываться, не с этого надо начинать вновь избранному вожаку. Сашка шагнула к костру, села, получила миску с горячим варевом и деревянную ложку. Пригубила. Поймала вопросительный взгляд одной из поварих, одобрительно кивнула. Повариха заулыбалась, показывая полный рот крепких острых зубов. Сашка еще не чувствовала себя лидером, мало быть избранной, надо повести за собой. Но здесь и была закавыка. Ибо ее цель не совпадала с ожиданиями людей-собак. Она отставила миску и вдруг ясно расслышала нарастающее дикое завывание. Нечеловеческое. Оно неслось со всех сторон, вдребезги разносило ушные перепонки. Хотелось крепко закрыть руками уши, чтобы ничего не слышать. Какая-то непонятная сила подкинула Сашку на ноги. Малкин за спиной сжал ее плечи.
Люди-собаки вскочили, выхватили ножи. Кирилл завопил во все горло:
— Волки, волки! Идут! Смерть волкам! В ряды! В боевые ряды!
Жуткий дикий вой заполнил все пространство вокруг. Лес аукал нечеловеческими стонами. Из строения с перепуганным видом выскочили наружу Катюха, Лугатик и Раппопет. Не понимали, откуда все это неслось и что вообще происходило. Люди-собаки выхватывали из костров горящие головешки. От Сашки ждали действий, ждали команд. Она почувствовала это всей своей кожей. Подхваченная странным порывом, вдруг издала призывный воинственный клич:
— Не отступать! Никому не отступать!
— Слушай вожака! Слушай! — заголосил в луженое горло Кирилл, — Не отступать!
Малкин не узнал Сашку. Она в секунду превратилась в воительницу, в львицу, в тигрицу, в матерую суку. Ждала, когда из леса появятся волки. Напряжение на пределе, каждая клетка тела, каждый нерв звенели, как натянутые струны. Завывание превращалось в жуткий монотонный писк. Мозг переставал мыслить. Деревья вокруг раскачивались и трещали. Люди-собаки тоже закачались. Пламя костров прижималось к земле, плющилось блинами, словно сверху давила безвоздушная бездна. Катюха, Лугатик и Раппопет, озираясь и пригибаясь, яростно заработали локтями, пробиваясь сквозь ревущую толпу ближе к Малкину. У Сашки появилась тяжесть в теле, будто руки и ноги магнитом притянуло к земле. А Кирилл исступленно заблажил:
— Вперед! Вперед! Не оглядываться! Волки впереди! В живых не оставлять!
Сашка не видела волков, хотя Кирилл продолжал бешено выкрикивать:
— Вперед! Вожак приказал! Оружие в ход! Вожак с нами! Вожак с нами! За мной! — и первым, высоко подняв горящую головешку, бросился навстречу неизвестности.
Стая ринулась за Кириллом. Сашка растерялась. Она ничего не приказывала, но для стаи это было уже неважно, ей сообщили, что это приказ вожака. Захваченная новым бешеным всплеском, Сашка сорвалась с места и понеслась в гуще толпы, не разбирая дороги. Мозг отключился. Стая растеклась по лесу потоками горящих и тлеющих головешек.
Ванька продирался сквозь сучья рядом с Сашкой. Пытался понять, откуда исходила угроза и где были волки. Раппопет, Лугатик и Катюха ломились сзади, Раппопет громко ругался, что-то орал Лугатик, и взвизгивала Катюха. А впереди зло захлебывался рев Кирилла, подгоняя бегущих.
Проскочили лес, поляну у реки. Волков не было. Но люди-собаки не останавливались. Огонь головешек чуть отодвинул тяжелый свод неба. Ступили на асфальт. Впереди окраина города, редкие светильники на столбах. И Ванька догадался, куда увлекал Кирилл. Так начинался набег на город.
— Притормози их! Это набег, Сашка! Задержи! — Малкин схватил девушку за локоть. — Застопори! Ты вожак! — Цепко впился пальцами в плечо.
Сашка, разгоряченная, в общем реве не слышала Ваньку. Тот, удерживая, кричал ей в лицо:
— Они обезумели! Верни их назад! Никаких волков нет! Это сумасшествие! Ты понимаешь? Да приди же в себя, черт побери! — сильно встряхнул ее. — Ты — вожак!
Сашка мотнула головой, сжалась, и мозг выдернул ее из тумана, заработал четко и быстро. Она выскользнула из рук Малкина, развернулась и закричала:
— Стоять! Всем остановиться!
Но топот ног и воинственный рев несущейся толпы придушили ее голос.
— Назад, назад, назад! — взвизгнула Сашка.
Опять никто не услышал. Ненасытное желание схватки с волками, жажда крови распалили стаю.
— Я — вожак! Подчиняйтесь! — надрывалась Сашка, но прекратить бешенство толпы было невозможно. Черные оскалы на лицах, головешки и ножи над головами.
Рядом возникли Лугатик, Раппопет и Катюха. Задыхаясь от бега, Андрюха крикнул:
— Надо уматывать! Чего ты им орешь? Их уже не остановишь! Они сошли с ума!
— Я — должна! — огрызнулась Сашка.
Вдруг возле них выросла клокочущая яростью женщина-сука. Сашка узнала повариху. Волосы растрепаны, одежда раздергана, из распахнутой накидки вывалилась грудь с крупными ядреными сосками, она не обращала на это внимания, упоение предстоящей схваткой овладело налитым телом. Исступленно размахивала ножом, истерично визжала, прыскала слюной в лицо Сашке:
— Ты должна быть с нами! Ты должна быть впереди!
— Никто не слушает меня! — зло прокричала в лицо поварихе Сашка.
— Вожак должен вести! — яростно провопила женщина-сука. — Место вожака впереди! Мы слышим призывы вожака, когда он впереди!
Сашка жестко оттолкнула повариху:
— Я — вожак, все — за мной! — прокричала с надрывом. — Назад! Назад! Ко мне, назад, назад! Время для набега не настало!
Повариха захохотала, широко, как пасть, раззявила рот, снова брызнула слюной:
— Время подвластно Философу! Он выбрал этот час! Разве ты не слышала?! Ты должна узнать, как приятен запах волчьей крови! Никто не вернется на твой призыв, пока не прольется волчья кровь! Веди! — И женщина-сука с вызовом ударила Сашку в плечо. — Займи свое место впереди нас!
Девушка оторопела, непроизвольно отступила, а повариха, чувствуя безнаказанность, еще раз дерзко ударила и дико провизжала в толпу людей-собак:
— Вожак требует крови! Волчьей крови! Вожаку нужна волчья кровь!
Опять в воздухе разнесся дикий воинственный клич, и скоро люди-собаки ступили на окраину города. И тут открылось, что волки ждали их. Стойкий волчий дух яро ударил в нос людям-собакам, останавливая. Стая волков люто сверкала ледяными глазами, сосредоточилась в темноте, замерла в предвкушении горячей крови людей-собак, бешено втягивала в себя их запах.
На один миг две стаи окаменели, как многоголовые истуканы.
Ночь замерла.
Но вот взорвавшаяся ярость людей-собак и свирепый вой волков слились воедино, разрушив безмолвие. Ряды сомкнулись, качнулись вперед, и обе стаи разом безоглядно ринулись в атаку. Две черные массы ударились, подобно двум пушечным ядрам, разметав, как осколки, передовых воинов. Увязли одна в другой.
Горящие головешки в руках людей-собак били в осатанелые морды зверей. Ослепляли, принуждали шарахаться от огня, останавливаться, пятиться, попадать под сверкающие смертельным холодом стали ножи. Лезвия кромсали дубовые шкуры волков, проникали в волчьи сердца, резали глотки.
Но и челюсти волков работали беспрестанно. Звери подминали людей-собак, вырывали куски мяса, горла, упивались горячей кровью. Бешеный напор волков смял первые ряды людей-собак, звери клином вошли во вражью стаю, разбивая надвое. Рычание, клацанье зубов, крики и стоны, удары ножей, кровь волков и людей-собак — все смешалось.
