В Дождливой долине Уилл обнаружил необыкновенное разнообразие цветов, многоцветных бромелиад и беспокойных насекомых. Он так залюбовался всем этим великолепием, что некстати подвернувшаяся ветка едва не сшибла его наземь.
Под ним безостановочно пыхтела огромная живая машина, каждым шагом ящер покрывал огромное расстояние. Рыка обычно шла рядом с ним, но иногда держалась позади.
На пути им повстречалось несколько кератозавров, которые обгладывали останки недавно умершего протосавропода. Когда они проходили мимо, кератозавры, повинуясь инстинкту, повернулись, чтобы защитить свою добычу, но, завидев озлобленных тираннозавров, разбежались кто куда. Лихой и Рыка не обратили внимания на скелет и с шумом пронеслись мимо, оставив позади удивленных кератозавров, которые вылезли из укрытия только после того, как их более крупные сородичи удалились.
Уилла донимала мошкара, так и мельтешившая у самого лица, к тому же он не мог привыкнуть к зловонному дыханию тираннозавра. Но заметить это вслух он не осмеливался. Уилл решил, что только очень неразумное создание станет критиковать тираннозавра в глаза. Только очень-очень неразумное создание.
Время от времени он наклонялся, вглядываясь в желтые, размером с блюдце глаза, которые в ответ косились на него. Он всегда улыбался и говорил ободряющие слова, даже не задумываясь, произведут ли они какой-нибудь эффект.
В дороге он сделал одно открытие. Оказалось, что тираннозавры, как и все динозавры, любят музыку, и музыкальное образование Уилла нашло применение. Как выяснилось, Лихой и Рыка не прочь послушать что-нибудь из музыки Листа или Берлиоза и еще им очень нравятся народные марши. Так совершенно неожиданно для себя Уилл обнаружил, что его умение виртуозно насвистывать тоже может пригодиться в жизни.
— Эти люди сумасшедшие! — шептала Трилл.
— Я знаю. — Шремаза делала все возможное, чтобы успокоить дочь. — Нам остается только надеяться, что Килк придет с подмогой или нам самим представится удобный случай для побега.
Стратиомимусов привязали к двум деревьям. Как всегда, пираты обильно кормили и поили их. Как выразился Блэкстрап, на порченом товаре много не заработаешь, за добром надо как следует присматривать. Пленники вели себя покорно, и пираты решили накормить самого опасного узника. С огромной осторожностью они сняли толстый канат, стягивавший пасть маленького тираннозавра. Поскольку это происходило впервые после поимки, каждый был сейчас особенно внимателен.
От огромных запасов гнилого мяса, подобранного на кладбище неподалеку от первой стоянки, ничего уже не осталось, и пираты выловили в ближайшем озерце странного вида крокодила. Припрятав лучшую часть, хвост они приготовили для себя на костре, а остаток туши разделили на куски, чтобы накормить самого ценного пленника. «Конечно, даже мертвый, он все равно принесет нам деньги, — думал Смиггенс. — Но если выживет — мы озолотимся».
Блэкстрап бросил клич, найдутся ли добровольцы, чтобы накормить дьявольское отродье, но ответом ему было гробовое молчание.
— Чего вы боитесь? Посмотрите на этого беднягу! Он и шевельнуться не может, лапы туго связаны и хвост тоже. К тому же он привязан к дереву. Нечего здесь бояться!
— Почему бы вам самому не покормить его, капитан? — раздался чей-то голос.
— Кто это там тявкает?! — Блэкстрап пытался обнаружить наглеца, но лица матросов как по команде приобрели выражение ангельской невинности. — Я разве сказал, что не буду участвовать в этом? Ну, кто? Среди вас найдется хоть один мужик?
— Я накормлю дракона, — вызвался Чин Ли. Самый маленький из всех, он шагнул вперед, взял обеими руками крокодилью лапу и стал медленно продвигаться к хищнику. Остановившись на почтительном расстоянии от тираннозавра, он размахнулся и швырнул тяжелый кусок прямо в пленника.
Динозавр поймал мясо на лету, его сильные челюсти сомкнулись, издав звук, похожий на то, как с высоты нескольких этажей о землю шлепается ком мокрой грязи. Судорожно заглатывая куски, как большая птица, он расправился с мясом. Голодные глаза цвета топаза загорались огнем при одном только взгляде на остаток туши.
Чин Ли, едва не лопаясь от гордости, вернулся к товарищам.
— Гляньте, а? Даже дракона можно научить фокусам. Если ты смышленый.
— Не дракона, — мягко поправил Смиггенс, — динозавра.
Чин Ли пропустил его замечание мимо ушей. Он знал, что это дракон, и ни один белый умник его не переубедит. Он бросил зверю еще кусок мяса, с удовольствием заметив, как легко тот поймал его.
— Это ж просто-просто! — Из круга наблюдателей вышел Мкузи и повторил трюк китайца. Пленник брал мясо у него с такой же готовностью, как и у прежнего кормильца.
— Лучше всего продать его тому, капитан, кто в состоянии утолить такой аппетит. — Андреас с неприкрытым восхищением наблюдал, как куски один за другим исчезали в ненасытной утробе.
— Забавно было бы посмотреть, как он прыгает за своим обедом, — заявил Копперхид.
— Прекрасная мысль. — Смиггенс насмешливо посмотрел на матроса. — Вы, конечно, окажете нам любезность и развяжете ему лапы, мистер Копперхид.
Моряк усмехнулся:
— Только не я, мистер Смиггенс. Такие когти не для меня, спасибо.
— Трусы! Чего здесь бояться? Вы просто кучка хныкающих младенцев! — С такими словами вперед вышел дюжий португалец по имени Гимараеш.
Оттолкнув Мкузи в сторону, он взял последний кусок мяса и смело шагнул к пленнику. Гимараеш остановился и внимательно посмотрел на безобразную, измазанную в крови морду. Два взрослых стратиомимуса встревоженно заверещали, пытаясь предупредить об опасности, но, конечно, никто из людей не обратил на это внимания и тем более никто ничего не понял. Гимараеш наклонил голову набок, изучая раскрытую пасть и зубы. Моряк был выше на целый фут сидящего на корточках тираннозавра.
Удовлетворенный своими наблюдениями, Гимараеш подошел еще ближе, вытянул правую руку и помахал куском мяса прямо перед мордой животного. Вежливо и осторожно тираннозавр взял из рук моряка еду, закинул голову, столь же аккуратно проглатывая пищу.
Моряк оглянулся на своих товарищей:
— Ну что, видали? Ничего страшного. Связанное животное можно быстро приручить.
Он высокомерно фыркнул и вслед за тем совершил непростительную ошибку: повернулся к пленнику спиной. Не успел португалец и шага ступить, как хитрый зверь молниеносно, словно змея, бросился вперед, раздался страшный лязг острых зубов. Некоторым пиратам к тому времени зрелище кормежки уже поднадоело, и они вернулись к своим занятиям. Но вопль португальца заставил всех встрепенуться. Мкузи и Трегганг поспешили на помощь раненому. Когда же они рассмотрели рану как следует, их первоначальное беспокойство и страх уменьшились, а вскоре и совсем исчезли, сменившись весельем, а затем и едва ли не открытым хохотом. Блэкстрап с трудом сдерживался, и даже обычно строгий Смиггенс на минуту превратился в весельчака.
— Не шевелися, дружища! — скомандовал Мкузи, все еще хихикая.
Он снял рубашку и порвал ее на бинты. Португалец постоянно дергался, мешая перевязке. Рана немного кровоточила, но не представляла никакой угрозы для жизни.
Неровный укус вырвал кусок примерно шесть на пять дюймов из левой ягодицы португальца — к счастью, рана оказалась не слишком глубокой. Зияющая дыра на штанах была куда больше. Из членов команды «Кондора» Смиггенс лучше всех разбирался во врачевании, поэтому ему, как всегда, и выпало заниматься перевязкой.
Поведение пленницы нисколько не изменилось, она просто таращилась на всех. Она всего лишь немного утолила голод, но это совсем не значило, что насытилась. Крокодил или человек, ей безразлично. Тираннозавры столь же неразборчивы в еде, сколь и прожорливы. Со стороны казалось, что она насмехается над людьми, хотя зловещий оскал на хищной морде детеныша динозавра был от рождения.
Коренастый Томас бросил пленнику остаток крокодильего хвоста:
— На, старина! Это тебе добавка. Отведай-ка и крокодилий зад.
Эта шутка вызвала у пиратов дикий хохот. Только один человек не улыбнулся. Португалец бросил свирепый взгляд на американца:
— Когда мы выберемся отсюда, я отрежу твой поганый язык. Тогда посмотрим, кто будет смеяться.
Томас ничуть не возмутился.
— Тебе придется сначала поймать меня, дружище. — Широкая улыбка открыла ослепительно белые зубы. — А ты еще долго бегать не сможешь.
— Сущая правда, — вставил длинный Самуэль. — Ты бы, португалец, радовался, что легко отделался. И скажи зверю спасибо, что он подождал, пока ты повернешься к нему задом!
Снова раздались смешки.
Для бедняги португальца насмешки были куда страшнее, чем боль в укушенном месте. Он с большей охотой принял бы на себя удар меча, чем выносить подтрунивание своих товарищей, хотя в глубине души Гимараеш понимал, что шутят над ним не со зла. Португалец относился к тому разряду людей, для которых боль — старая знакомая. Мочку его правого уха оторвало пулей — память о торговом судне, которое пираты взяли на абордаж в Южно-Китайском море. Внушительный шрам, перечеркнувший его грудь, был подарком одного ныне покойного моряка с датского корабля.
