Когда Глашатай умолк, раздался громоподобный рык, и я понял, что слышу голос Властелина Леса: он заглушил все лесные звуки, дневные звери мгновенно онемели, а ночные птицы пробудились от сна, рыбы умчались в глубины океанов, а листья деревьев немо затрепетали, и гул могучего голоса затопил, словно океанский прилив, лесные пространства. «О-у-у-у-эх! О-о-о-у-у-у-эх! — раздавалось над лесом. — Вчера смертный человек разжег у меня в ногах костер и опалил меня, а сегодня влез мне на голову, и я не мог показаться своим подданным. О-о-о-у-у-у-эхххх! Ужели вы не видите этого наглого осквернителя?»
Услышав ответный вопрос Властелина, гомиды глянули вверх, и мое убежище было раскрыто. Любители плясать пустились в неистовый пляс, прирожденные весельчаки бурно развеселились, и все они начали делить мою шкуру, хотя я еще не был пойман или убит. Им очень хотелось отведать человечинки, но, пока они раздумывали, как стащить меня на землю, я вспомнил подходящее заклинание — эгбе, — произнес его, стал невидимым и умчался домой.
Дома, отдохнув и поразмыслив о встрече с гомидами, я устыдился себя и гневно воскликнул: «Позор на мою голову, великий позор! Я зовусь охотником, но, оказавшись в лесу, трусливо улепетываю, едва увижу гомидов. Разве истинные охотники так поступают? Нет, лучше гибель, чем позор! Мне непременно нужно вернуться в лес, — ибо разве я не Многоликий Маг? Отныне никто не сумеет меня устрашить! Если ко мне подступит голодный людоед из колдунов, он подавится своими же зубами; если кто-нибудь скажет, что предвидит мою смерть, я повыбью ему двумя выстрелами глаза; а если меня обступят гомиды, они на собственных шеях испытают остроту моего меча. Смерти бояться — добычи не видать. А храбрым и доблестным помогает Создатель».
Сказав так, я повторил заклинание эгбе, но в этот раз меня занесло на пальму, и в тело мое вонзилось около сотни шипов. Мало того — как только я оказался на пальме, хлынул проливной дождь, и дождевые капли так измолотили мне голову, что к утру, когда дождь кончился, я почти оглох. Однако делать нечего — полуглухой и вымокший, спустился я с пальмы, нашел спрятанные от дождя в сухом дупле спички, развел костер и, сняв рубашку, распялил ее над огнем. Вскоре рубашка высохла, и я повесил вместо нее брюки. Когда с просушкой одежды было покончено, я высушил оставшийся у меня ломтик ямса, поджарил его и съел. А потом набил табаком трубку, затянулся — и наш мир показался мне лучшим из миров.
Я приятственно попыхивал трубкой, но вдруг из-за отдаленного орехового дерева послышалась брюзгливая ругань. Оглядевшись, я увидел глянцевито-темнокожее существо и понял, что ворчит именно оно. «Опять эти вонючки взялись за свое, — причитало существо, — от них нет покоя ни ночью, ни днем!» Я-то, конечно, оставил его ворчливые жалобы без всякого внимания и только чаще стал попыхивать трубкой. Ибо мне нетрудно было узнать в нем Орехового тролля, а разозлил его запах табака: обитатели Леса Тысячи Духов не выносят резких запахов. Тролль явно собирался ворчать до бесконечности, или пока у меня не кончится в трубке табак, и я дунул дымом ему в лицо, надеясь выкурить с моей поляны, однако он заворчал еще громче, и на меня посыпались мерзкие оскорбления.
— Ты протухший от собственных экскрементов труп, — злобно бубнил тролль, — из каждой поры в твоем теле веет гнусной вонью, а кожа у тебя покрыта гнойной коростой.
Услышав его наглые обвинения, я гневно поднялся — ибо курил, само собой разумеется, сидя, — встал перед ним во весь рост и сурово сказал:
— Тебе ли оскорблять людей, вонючий кусок черной тухлятины? Если ты не уберешься отсюда сию же секунду, скользкий слизняк, я вспорю тебе брюхо зарядом дроби, так что ошметья твоих разодранных кишок поразвиснут на ветках самых дальних деревьев! — Узнав, какая уготована ему судьба, он молча повернулся ко мне спиной и, шипя, будто недодавленный змей, скрылся в чаще.
Поутру, несмотря на яростный ночной ливень, тучи, к моему удивлению, развеялись, и солнце светило потом до самого вечера. Между тем подступало время завтрака, поэтому я взял ружье на изготовку и отправился за добычей. Долго пришлось бродить мне по лесу, ибо дичи там не было, и только откуда-то сверху слышался птичий щебет. Вскоре, впрочем, узналось, что я просто не сразу добрался до тех мест, где обитают пригодные для охоты животные, а когда наконец добрался, у меня даже глаза разбежались, так много я вдруг увидел дичи. Присев за куст, чтобы звери меня не заметили, я срезал пушистую ветку, взял ее для маскировки в рот, потом обстоятельно зарядил ружье и, осторожно поднявшись, недвижимо замер в ожидании. Вскоре мне представился случай подстрелить упитанного зверя, но как раз в это мгновение из-за дальних деревьев появилось очень странное существо ростом едва ли мне до пояса. Под мышкой оно держало маленький травяной коврик и громко плакалось, причем из глаз у него катились горькие слезы, из носа сочились желтые сопли, а изо рта на подбородок стекали тягучие слюни, но главная-то беда заключалась в том, что от его пронзительных воплей поразбегались все звери. Сначала я надеялся, что существо порыдает и успокоится, да не тут-то было: после одиночного истошного вопля, который распугивал зверей, оно начинало жалобно скулить, и успокоившиеся звери мало-по-малу возвращались, а потом опять раздавался истошный вопль, и звери удирали снова. Наконец я не выдержал и гневно воскликнул:
— Ох и поганые же существа живут в Лесу Тысячи Духов, недаром они оплакивают свою судьбу и слезами, и соплями, и слюнями, а когда их кто-нибудь слушает, то и воплями. Ну скажи мне, какое у тебя горе? И зачем ты таскаешься по лесу с этим ковриком? А главное, почему ты не боишься смерти? Ведь если твои вопли не прекратятся, я пристрелю тебя, как гиену!
Слезливое Существо выслушало мою речь не перебивая, но потом глянуло на меня с таким видом, будто я крохотная пылинка праха у него под ногами, и ненавистно захныкало:
— Так-то вот вы, смертные нечестивцы, и отвечаете на добро. Из-за вас даже милосердие оборачивается иногда злодейством. Вечно вы гоняетесь за мыльными пузырями своих мелких желаний, а ваши блудливые глаза ничего как следует не видят. Насытившись, вы пускаетесь в погоню за славой, а прославившись, требуете королевских почестей, забывая, что даже пальцы на одной руке не равны друг другу и вовсе не все они украшаются кольцами. Ваш изворотливый рассудок завистлив и алчен: если вам сегодня посчастливилось, он жадно жаждет для вящего счастья, чтобы соседа вашего завтра посетило несчастье; если сегодня у вас одиночная смерть, то завтра повальный мор; если сегодня война, завтра побоище; если сегодня слезы, завтра всеобщий плач — вот как идет ваша жизнь, и наши сердца надрываются от жалости к вам, мы проливаем над вами горькие слезы, но вместо благодарности видим подозрительность и злобу, наши коврики вызывают у вас насмешки, плач сочувствия становится любимой темой для издевательств, вы презрительно называете нашу жизнь никчемной и с пренебрежением глумитесь над нею в отвратительной пословице: «Не тронь тролля — он хныкать не будет».
Должен признаться, что Слезливому Существу удалось пристыдить меня, ибо его претензии к роду человеческому были вполне обоснованны. Однако, не желая показать своего огорчения, я громко расхохотался и объявил, что мои разговоры о существах из Леса Тысячи Духов были просто шуткой. Слезливое Существо запричитало горше прежнего и уже повернулось уходить, когда я вдруг вспомнил, что человек — сам хозяин своей судьбы, и решил извлечь пользу из этой встречи. Окликнув Слезливое Существо, я низко склонился перед ним и смиренно попросил о каком-нибудь милостивом даре. Слезливому Существу явно пришлось по душе мое смирение: оно радостно возликовало и одарило меня двумя парами стручков сладкого перца, подробно объяснив, что, когда я встречу на пути нежданную опасность, мне надо будет проглотить две горошины из первой пары стручков, и у меня мгновенно вырастут могучие крылья, так что я смогу взлететь, словно птица; а когда мне захочется, чтобы крылья исчезли, я должен буду проглотить две горошины из другой пары стручков, и мое желание мигом исполнится. Сразу же открою вам, друзья, что Слезливое Существо добросовестно выполнило свой обет: при проверке его дара все случилось по сказанному.
