Само собой разумеется, Клык не в двадцатку, а в десятку входит.
— Привет. — Голос у меня совершенно осип. Я киваю, но что бы еще сказать путное, придумать никак не могу. И почему-то это выводит меня из равновесия.
— Мне особенно хотелось познакомить Дилана с вами, — говорит доктор. — Он, бедняга, вынужден терпеть мое общество. Ему необходима компания таких же, как он, молодых людей.
Я закатила глаза. Вот сказанул — «такие, как он»! Гусь свинье не товарищ.
— Давай, Дилан, не стесняйся, покажи им. — Доктор ободряюще треплет чувака по плечу.
Дилан смущенно переминается с ноги на ногу, но медленно стягивает куртку, обнажая широкие плечи и мускулистые руки. Он тяжелее Клыка, шире, больше. Может быть, он старше? А может, его просто лучше кормят?
Не помню теперь, какие еще у меня в голове завертелись мысли, потому что Дилан повел плечами и распахнул свои крылья. Во весь их пятнадцатифутовый размах.
Незачем лишний раз напоминать о моей выносливости. Но все-таки больше чем с одной умопомрачительной ситуацией в час мне совладать трудновато. А тут они, эти самые умопомрачительные ситуации, одна за другой как снег на голову посыпались. Что вместе с просяными лепешками вот-вот вызовет у меня несварение желудка.
— Дилан, откуда ты такой взялся? — Ровный, спокойный голос Клыка не выдал ни малейшего удивления.
Клык пододвинулся ко мне поближе и отхлебнул из бурдючка с водой.
Дилан кривовато ухмыльнулся:
— Из лабораторной пробирки.
Профессор Гюнтер-Хаген улыбнулся и радостно хлопнул в ладоши.
— Вам есть о чем друг с другом побеседовать. Но уже поздно, и мы все устали. — Он отвешивает старомодный поклон. — Будем с нетерпением ждать вашего завтрашнего визита.
Они уходят, а мы остаемся сидеть, не произнося ни слова. Пока темные силуэты не скрываются за палатками, мне не оторвать глаз от наших посетителей.
— Так-так. — Патрик наконец прерывает молчание. — Вот уж чего не ожидал. А вы знали, что есть еще подобные вам?
— Нет, — категорически отрезала я.
Что за чушь Ангел молола про Клыка? Жаль, что ничего от нее не скроешь. Надо попробовать оттащить ее в сторону и вытрясти из нее подробности. Глянула на ошеломленную стаю. Им вовсе не надо все это слышать. Только лишний раз расстроятся.
Но теперь Ангел намертво прилипла к Газману — не оттащишь. А через двадцать минут все перебрались в палатку и начали устраиваться спать. Ангел рядом с Газзи заснула первой. Или, по крайней мере, притворилась, что заснула. Посмотришь на нее, так сама невинность.
Игги — он бесконечно вертится — устроился отдельно в сторонке.
Надж, Клык и я улеглись вместе, натянув над собой сетку, защиту от малярийных комаров.
— Забудь про то, что сказала Ангел, — шепчет Клык мне на ухо. — Она же еще совсем ребенок. Ляпнула всякие глупости, не подумав.
— Что-то мне этот ребенок стал больно подозрителен.
Мы уютно прижались друг к другу.
— К тому же… — начинает Клык, — даже если она права… Я рад, что я… Что ты меня переживешь.
— Клык, что ты мелешь!
— Спи. Завтра длинный и трудный день. И завтрак у тебя ранний.
Если б не мое «усовершенствованное» зрение, я бы в темноте ни за что не разглядела его усмешки.
Через пару минут он уже тихонько сладко посапывает — заснул, как и все остальные. А я никак не могу успокоиться. Вроде спать хочу до смерти, а вся на взводе и по сто раз прокручиваю в мозгу Ангелово пророчество.
Клык умрет! Об этом даже подумать страшно. Год назад ничего хуже представить себе было невозможно. А теперь, когда я знаю, что значит обнимать и целовать его, пока у обоих у нас не перехватит дыхание… Да я теперь просто жить без него не смогу.
И самое ужасное во всем этом то, что Ангел еще ни разу ни в чем не ошибалась.
Пару часов спустя я все еще не сплю. От чуть слышного шороха глаза у меня широко раскрылись и взгляд стремительно скользнул вверх по тонкой нейлоновой стене палатки. По ней медленно-медленно движется расплывшаяся тень, человеческий силуэт, едва различимый на фоне догорающего костра.
Я вздохнула с облегчением. Слава богу, не лев. Если там человек, значит, кто-то начинает какую-то новую игру. И в игры я с удовольствием поиграю. Вам ли не знать, что счет в любой из них в конце концов оказывается в мою пользу. А вот голодного льва, честно скажу, я здорово опасаюсь. При одной мысли о здешнем животном мире у меня разыгралось воображение, рисуя самые кровавые ужастики. Пуля — пожалуйста, сколько хочешь, а рваные раны от львиных зубов — нет уж, пожалуйста, увольте.
Пока я размышляю про таинственные опасности, которые сулит нам африканская фауна, человек останавливается и поворачивает к нашей палатке. Коренастая невысокая тучная фигура. Заметьте, среди местных я не видела еще ни одного толстого. Внимательно наблюдаю за силуэтом. Одна рука поднимается. Похоже, человек в ней что-то держит. Но пистолет это или нет, разглядеть невозможно.
Каждый нерв во мне напрягается. Я готова поднять тревогу и немедленно разбудить стаю.
Осторожно высвобождаюсь из объятий Клыка и снимаю со своего плеча руку Надж. Сажусь на корточки, не сводя глаз с силуэта, резко расстегиваю молнию входа в палатку и выскакиваю наружу.
Никого.
Осмотревшись, подпрыгиваю, распахиваю крылья. Пара мощных взмахов — и я поднимаюсь в воздух футов на пятнадцать.
Ага-а-а! Вот и он! Тучная низкорослая фигура прячется в тени пары худосочных деревьев. С моим орлиным зрением мне пара пустяков рассмотреть в темноте каждую деталь. Не может быть! Я не верю своим глазам.
Чу?
Он настоящий мерзавец. Я миллион гадов на своем веку перевидала, но таких, как он, — раз, два и обчелся. Это я вам гарантирую. Совсем недавно мы выяснили, что он сбрасывает в океан радиоактивные отходы. Это все на Гавайях случилось. А что он теперь здесь, спрашивается, делает?
Как могу бесшумно опускаюсь на ближайшее дерево. Чу тихо с кем-то разговаривает. Похоже, по мобильнику.
— Да… Собираю новые экземпляры… Приблизительно через пятнадцать минут… — И он исчезает в неприметной палатке со стоящим перед ней знаком ПУНКТ ПЕРВОЙ ПОМОЩИ. Больше десяти человек там не поместится.
Так что представьте мое удивление, когда в следующие пятнадцать минут за ее пологом скрывается не меньше пары дюжин молодых беженцев.
И ни один не выходит.
Любопытство не дает мне усидеть на дереве. Тихонько слезаю и подкрадываюсь вплотную к задней стенке. В палатке ни звука. Даже дыхания ничьего не слышно. Осторожно озираясь вокруг, на цыпочках подхожу ко входу. По-прежнему ни звука.
Ничего не остается, как заглянуть внутрь. Встаю в позу нападения в стиле кунг-фу и ногой отодвигаю полог тента.
Пустота.
Вывод: или у меня галлюцинации, или отсюда ведет туннель в ад. Должна признаться, что ни тот, ни другой вывод меня в данный момент не устраивает.
Нахмурившись, возвращаюсь обратно в нашу палатку, изо всех сил стараюсь не наступить на раскинутые руки, ноги и крылья, устраиваюсь на своем месте между Клыком и Надж и снова беру Клыка за руку.
Он открывает глаза:
— Все в порядке?
— Мммм… — мычу я. — Спи.
Соврать Клыку я не в состоянии.
Представьте себе палаточную трущобу, разросшуюся на десятки километров. Теперь представьте себе, что вы поворачиваете налево и прямо перед вами вырастает купол нью-йоркского цирка. Только это не цирк, а палатка профессора Г-Х. Разукрашенная до невозможности, с окнами, с крытой верандой и с зеленой ковровой дорожкой, расстеленной на песке перед входом.
Мельком глянула на Ангела, и она вяло мне улыбнулась. Мы обе хорошо помним, как я вчера вышла из себя. И радости нам обеим это не прибавляет. Сегодня утром Клык велел мне не приставать к ней с расспросами. А, если честно, хорошенько обдумав ситуацию за ночь, я и сама решила, что мне не больно хочется знать подробности. Делаю вид, что ничего не произошло. Надеюсь, все это были ее детские бредни и все само собой рассосется.
Дверь палатки-дворца открывает… чувак в белой форме. Он здесь привратником, что ли, подвизается?
Внутри все залито светом, бьющим в громадные окна, мощные вентиляторы гоняют теплый воздух. Наши ноги утонули в толстом шелковистом ворсе плотно застилающих пол восточных ковров, и я, не сдержавшись, чуть не мурлычу от удовольствия.
Доктор выходит из-за перегородки и встречает нас с распростертыми объятиями:
— Проходите, дорогие гости, располагайтесь. — Как и вчера, его безукоризненный дорогущий полотняный костюм сияет свежестью. — Вы, наверное, проголодались. Я бесконечно рад наконец с вами познакомиться. Я так давно следил за вашей деятельностью. Ни одной статьи не пропустил, в какой бы стране о вас в прессе ни писали.
