К удивлению Энн, не только Король, но и Невольник, а также Узник ожили и беспокойно зашевелились у нее в мозгу.
– Ты уверена? – разом спросили они напряженным тоном.
– Да, конечно, – ответила Энн. – А что?
– Будь очень осторожна, – посоветовал Узник. – Именно эти люди бросили меня в тюрьму.
– В моем времени и в том месте, где я живу, – вставил Король, – это щупальца очень могущественной и весьма коррумпированной организации. Они развратили людей при моем дворе и попытались купить мою армию, и я очень боюсь, как бы в конце концов они не лишили меня престола.
Хотя Невольник ничего не сказал, Энн почувствовала, что он знает об этой организации даже больше, чем все остальные. Но, решила Энн, вполне возможно, все они думают о чем-то своем. Все-таки они явились из другого времени и места. И на Земле существовали тысячи фирм, постоянно изобретавших новые логотипы.
– Думаю, это просто совпадение, – обратилась Энн к Мальчику.
Девочка чувствовала, что он пребывает в нерешительности и слушает ее с затаенной тоской.
– Ты так считаешь, потому что никто на Земле не верит в другие миры, – заявил он.
– Да. Но чтобы это узнать, ты прочитал мои мысли, а я тебе запретила! – возмутилась Энн.
– Ничего не могу с собой поделать, – вздохнул Мальчик. – Ты притворяешься, будто и нас не существует. Но мы существуем – и ты знаешь, что мы действительно существуем.
Энн забыла о фургоне. Прошло две недели, в течение которых она снова вставала и шла в школу на полдня, а потом, в обеденное время, ее отправляли домой с температурой. Она прочитывала еще одну стопку библиотечных книг и лежала в постели, наблюдая в зеркало, как люди заходят в магазины.
– Как волшебница Шалот! – воскликнула Энн с отвращением. – Глупая женщина в этом дурацком стихотворении, которое мы учили в прошлой четверти! На нее наложили заклятие, и она тоже могла видеть все только в зеркале[4].
– Сейчас же прекрати ворчать! – сказала мама Энн. – Это пройдет. Нужно только набраться терпения.
– Но я хочу, чтобы это прошло сейчас! – крикнула Энн. – Я активный подросток, а не привязанный к постели инвалид. Здесь я уже на стену лезу!
– Ну-ну, не злись. Скажу Мартину, чтобы он одолжил тебе свой плеер, – ответила мама.
– Ага, жди, пока рак на горе свистнет, – ухмыльнулась Энн. – Да у Мартина зимой снега не допросишься.
Но на следующее утро Мартин совершенно неожиданно почтил ее братским присутствием.
– Выглядишь – просто жуть, – сообщил брат. – Похожа на бледную поганку.
В дополнение к этому комплименту он бросил плеер с записями сестре на кровать и тут же отбыл в школу. Энн была растрогана.
Из всего, что оставил Мартин, можно было слушать только три кассеты: музыкальные вкусы Мартина были под стать его пристрастию к динозаврам. Энн целый день гоняла в наушниках эти записи и приглядывала за фермой Гексвуд, просто чтобы куда-нибудь смотреть. Молодой Харрисон появился однажды – тем же манером, что и обычно, разве что купил очень много хлеба. Может быть, подумала Энн, ему и вправду надо накормить целый фургон людей, которые все еще на ферме? Она в это не верила. На данный момент, размышляла девочка с унылым, мрачным, болезненным ощущением, ее увлекательная гипотеза насчет гангстеров оказалась всего лишь дурацкой фантазией. Целый мир стал серым – вероятно, вирус поразил всю Вселенную, – и даже нарциссы у дома напротив словно поблекли и поскучнели.
Тем временем в зеркале отразилось, как некто, облаченный в мантию и оттого похожий на лорда-мэра, переходит дорогу.
На лорда-мэра? Энн сорвала с себя наушники и села, чтобы получше рассмотреть незнакомца. «Аппа-даппа-даппа-да», – негромко дребезжало в наушниках. Она нетерпеливо выключила плеер. Лорд-мэр с чемоданом, спешащий к облупленным черным воротам фермы Гексвуд, причем выглядело это так, словно он… как бы это выразиться… в чем-то сомневается, но в то же время настроен решительно. «Точно человек, идущий к дантисту», – подумала Энн. И было ли случайностью, что лорд-мэр только сейчас появился в этом полуденном затишье, когда на Лесной улице, как правило, почти не было людей? И неужели лорд-мэр носит зеленые бархатные перчатки? И эти сапоги с острыми-преострыми носами? Но золотая цепь у него на шее точно была. Может, он шел на ферму, чтобы выкупить кого-то, кто был похищен? И в этом чемодане у него пачки купюр?
Энн наблюдала, как человек остановился перед воротами. Если там и существовал какой-либо механизм, позволяющий открыть ворота, в этот раз он явно не действовал. Нетерпеливо постояв минуту-другую, мужчина в мантии выбросил вперед кулак и постучался. Даже сквозь закрытое окно до Энн доносился отдаленный глухой стук. Но никто не ответил. Человек сделал шаг назад с обозленным видом. Кого-то позвал. Энн слышала – столь же отдаленно, сколь и стук, – как мужчина кричит высоким тенором, но не могла разобрать слов. Когда и это не помогло, человек поставил чемодан и оглядел почти пустую улицу, проверяя, не смотрит ли кто.
«Ах-ха-ха! – мысленно торжествовала Энн. – Тебе и невдомек, что у меня есть надежное зеркальце!»
Девочка увидела лицо мужчины довольно отчетливо: узкое и напыщенное, с застывшим на нем выражением беспокойства и нетерпения. Она не знала этого человека. Она увидела, что он приподнял украшение, свисавшее с золотой цепи у него на груди, и поднес его к воротам, словно собираясь использовать в качестве ключа. И дверь распахнулась, медленно и плавно, в точности как перед фургоном, хотя тогда никакого украшения не было и в помине. Лорд-мэр очень удивился. Энн увидела, как он отпрянул и озадаченно воззрился на свое украшение. Потом он поднял чемодан и, сохраняя важный вид, поспешил внутрь. Ворота за ним захлопнулись. И с тех пор Энн его больше не видела – вслед за фургоном он бесследно исчез.
Возможно, на этот раз всему виной стало обострение болезни. В течение ближайших дней Энн было так плохо, что она вообще не могла ни на что смотреть, ни в зеркале, ни без него. Она потела, ворочалась, засыпала – урывками, с гадкими лихорадочными снами – и просыпалась, чувствуя ужасную слабость и сильный жар.
– Радуйся, – посоветовал ей Узник. До того как его посадили в тюрьму, он был чем-то вроде лекаря. – Болезнь достигает пика.
– Ты меня обманываешь! – возразила Энн. – Мне кажется, они похитили и лорда-мэра. Это место – настоящий Бермудский треугольник. И мне нисколечко не лучше. Наоборот – ХУЖЕ.
К вящему неудовольствию Энн, ее мама, по-видимому, разделяла мнение Узника.
– Наконец-то жар у тебя спадает, – сказала мама. – Значит, ты скоро поправишься. Слава богу!
– Ага – лет через сто! – простонала Энн.
Последовавшая за этим ночь и вправду казалась целым веком. Девочка то и дело видела сны, где ей приходилось бежать по бескрайнему, заросшему травой парку, хотя она еле шевелила ногами от ужаса, потому что Нечто кралось за ней по пятам. Еще хуже были сны о перламутровом лабиринте: ей привиделось, будто она попала в ловушку наподобие ушной раковины. На перламутровых стенах играли радужные отражения – все то же Нечто, бесшумно скользившее за ней. В этом сне Энн больше всего боялась, что Нечто поймает ее, но не меньше пугало ее и то, что в изгибах лабиринта Нечто может ее потерять. На перламутровом дне гигантского уха была кровь. Подскочив, девочка проснулась вся в поту и обнаружила, что наконец светает.
Заря была желтого цвета, и отражение Энн в зеркале тоже оказалось желтым. Но похоже, проснулась она вовсе не от кошмаров, а от звука одинокого автомобиля. «Ничего особенного», – раздраженно подумала Энн. Бывает, что продукты в магазины привозят ужасно рано. И все же она чувствовала, что это не доставка товара. Это что-то важное. Девочка с трудом подтянула к себе насквозь мокрую подушку и подложила ее под голову, чтобы наблюдать за происходящим в зеркале.
По Лесной улице прошелестел автомобиль с зажженными фарами – водитель будто не замечал, что уже светало, – и осторожно затормозил на парковке напротив прачечной самообслуживания. Где-то с минуту машина так и стояла, с включенными фарами и двигателем. Энн показалось, что темные головы в салоне автомобиля – она видела в зеркале, как они склонились друг к другу, – обсуждали, что им теперь делать. Может, это полиция? Машина – большая, дорогая, серого цвета. Такая больше подходит бизнесмену, чем полицейскому. Если, конечно, это не какая-то важная полицейская шишка.
Двигатель выключился, фары погасли. Двери открылись. «Очень большие шишки», – подумала Энн, разглядев троих мужчин, выбравшихся из автомобиля. Один из них казался богатым бизнесменом, порядком раздобревшим от сытой жизни, зато одетым с иголочки. На нем красовался дорогой макинтош, из тех, что никогда не выглядят мятыми, а под макинтошем – деловой костюм. Второй мужчина – пониже и потолще, – наоборот, имел вид весьма потрепанный. Зеленый твидовый костюм был ему не по размеру: брюки слишком длинные, рукава слишком узкие, а на шее болтался бесконечный вязаный шарф. «Осведомитель», – подумала Энн. На лице этого человека читались испуг и недовольство, как будто двое других взяли его с собой против воли. Третий, высокий и худой, оделся почти так же нелепо, как и «осведомитель» – в куцее верблюжье пальтецо длиной три четверти; такие были в моде лет сорок назад, не меньше. При этом мужчина носил свое одеяние гордо, словно это была королевская мантия. Волосы у него были того же верблюжьего оттенка, что и пальто.
