– Северное сияние! – восхитилась Маша.
Она видела северное сияние в книжках и в своей любимой познавательной программе. Маша полезла в школьный рюкзак за телефоном. Такую красоту надо срочно сфотографировать, чтобы показать одноклассникам. Вот они удивятся! Телефон чиркнул вспышкой, на секунду Маша увидела себя в окне, сияние придавало её коже зеленоватый оттенок.
– Нет, – возразил водитель, – не северное сияние, хотя природа у них одна. Тот, кто умеет не просто смотреть, а видеть, и в северном сиянии разглядит силуэты иных миров. Это граница. Держишь кролика?
– Да, – кивнула Маша.
Фотография вышла размазанной. Телефон не смог передать оттенков и мерцания. Маша засунула его обратно в рюкзак и больше не отводила взгляда от разгорающегося света. По стене проходили маленькие волны. Они рождались на далёком, невидимом отсюда крае и пробегали, постепенно теряя силу.
– Постарайся задержать дыхание как можно дольше! Не дыши через три, два…
Маша не уточнила, почему водитель попросил её задержать дыхание. Стена вздрогнула, поползла в их сторону. Не как улитка, а как змея, извиваясь по всей длине. Свет слепил, Маша зажмурилась.
– Один! – скомандовал водитель, и Маша вдохнула. Автобус подбросило, словно что-то приподняло его и мягко опустило обратно. В ушах загудело низким давящим гулом, какой бывает, когда нырнёшь в набегающую волну. Слегка давило на затылок, тело одновременно отяжелело и потеряло вес, Маша сделала шаг к креслу и встретила небольшое сопротивление, как будто и впрямь была под водой. Она открыла глаза и увидела, что плывёт в сине-зелёном зареве, кресла исчезли. Исчез и весь автобус. Граница сияла позади лодки.
– Осталось немного, – сказал водитель.
Он тоже изменился. Вместо куртки с капюшоном его фигуру скрывал плащ. Или мантия? Теперь он походил на волшебника из фильмов. Обеими руками он сжимал резное весло и грёб от границы, направляя лодку вперёд. Пассажиры сидели на скамьях лодки, в бесцветных глазах отражалось сияние, оставшееся позади.
Маша опустила голову. Кролик остался таким же пушистым и тёплым. Прятал мордочку в её ветровку и согревал. Свет границы проникал повсюду, стремился забраться в едва удерживающуюся от вздоха девочку, но отступал перед теплом, связывающим Машу и кролика, обволакивал остальных пассажиров. И постепенно отнимал у них цвет. Краски отделялись от людей призрачным силуэтом и растворялись в сиянии. Вскоре в лодке остались серые тени. На маленьком личике мальчика сохранились дорожки от слёз. Маша сжалась у края лодки, почти вплотную к гребцу, зажала рукой нос и рот, чтобы ненароком не вдохнуть.
– Прошли, – крикнул Лодочник. Свет померк, лодку снова окружили сумерки.
Глава третья. Перепутье
Лодка плыла по тёмной реке. Небо, густо-серое, похожее на асфальт, нависало над головами. Вода в реке была тоже цвета асфальта. Весло недавнего водителя автобуса, который теперь представился Лодочником, почти не тревожило течение. Ни всплесков, ни жужжания комаров, ни щебета птиц. Лодка плыла в тишине. Маша перегнулась через край, чтобы Лодочник не заметил, что она плачет. Ей стало по-настоящему страшно.
«Мне всего восемь, а я плыву к ведьме на лодке… – мысли забились в испуге. – Он же имел в виду совсем-совсем конечную остановку? И сказал мне, что обратно автобусы не ходят. А вдруг ведьма Костика туда отвела? А если у меня ничего не выйдет, я что, тут и останусь? И Лодочник приплывёт, чтобы меня до конечной довезти? И больше я не увижу маму с папой?»
Слёзы капали в реку, соприкасаясь с водой, они превращались в камни и уходили на дно. Маша перегнулась сильнее, чтобы разглядеть удивительное превращение, из воды на неё взглянуло отражение – заплаканное, бледное лицо, растрепавшиеся косички. Кружевной воротник торчал из-под куртки. Маша поправила его, отражение повторило движение, не отводя взгляда зелёных глаз. Маша кивнула двойнику в реке и уронила две окаменевшие слезы. По отражению пошли круги, лицо помутнело, будто запылилось. Маша увидела в воде вместо себя девушку, очень похожую на маму, только с папиными глазами. По щекам девушки тоже текли слёзы. Маша опять полезла за телефоном, но ещё один круг потревожил речную гладь, и по коже девушки пошли трещинки, словно кто-то накинул поверх воды тонкое кружево или невидимый паук быстро ткал паутинку. Сперва трещинки были незаметными, у девушки чуть заострился нос, появились пятнышки возле глаз. Из воды за Машей следила уже не девушка, а женщина. Паутинка обратилась в морщины, разрастающиеся по лицу. Русые волосы белели. Вот они засеребрились на макушке, вот седина покрыла их до середины кос, и на Машу из воды глядела старуха. Маша вздрогнула, лодка закачалась, девочка потеряла равновесие и полетела за край.
Мокрое весло больно стукнуло по носу. Лодочник поймал Машу над водой, вернул в лодку.
– Не перевешивайся, Мария Звонова, – сказал Лодочник, когда Маша перестала всхлипывать от страха.
Кролик бегал у Машиных ног, задевал лапками кеды.
– Это Река времени. В воду упадёшь, не выплывешь, отнимет река годы.
– Там была я, да? Той девушкой и старухой тоже? Я такой стану, старой и морщинистой?
– Если выберешься и доживёшь до преклонных лет. Тогда ты поймёшь, что в старости нет ничего страшного. Старость – торжество прожитой жизни, а морщины – твой путь по земле сквозь года.
Маша завыла. Она без конца всхлипывала и скулила, как маленький испуганный щенок. Взяла кролика на руки, чтобы успокоиться, гладила одним пальцем пушистую голову.
– Слёзы не помогут, хотела плакать, осталась бы дома. Раз сюда пришла, не реви. – Лодочник не поворачивался к Маше.
Она догадывалась, что скрывают капюшон и мантия. По рукам Лодочника. Весло держали кости, как в книжке с окошками «Человеческое тело». Когда Маша первый раз открыла одно окошко, то закричала: под нарисованной розовой кожей оказались белые косточки. Потом они с мамой долго изучали руки друг друга, и мама, смеясь, спрашивала: «А ты думала, там веточки? Или палочки, как у человечков, которых ты рисуешь?» Маша тогда была маленькой и особыми успехами в рисовании не отличалась.
– Вы такой хороший, – Маша никак не могла унять слёз, – спасибо, что вы мне помогаете.
– Я помогаю? – переспросил Лодочник. В вопросе прозвучал смех. – Был бы хорошим, в автобус не пустил. И не вёз бы по реке, а столкнул в воду. Ты бы сразу на конечной очутилась. Тому, кто вознамерился ведьму победить, не позавидуешь.
– Их что, так много, ведьм? – Маша вытерла слёзы прямо о шёрстку кролика, тот недовольно повёл ушами.
– Много разных. Добрые есть и злые, кто послабее, кто посильнее. Они застряли на Перепутье, не пожелали на конечной сходить и здесь со светом или тьмой встретились, кому как повезло, кто к чему в явном мире тянулся. Есть те, кто мирно живёт в лесу и духов защищает, есть и другие. Твоя из тех, что в мир за границей может переходить. У неё договор такой, она из обоих миров силу черпает. Лес тебя к нужной ведьме выведет. Остальных, надеюсь, не покажет.
– А моя ведьма, она всегда ведьмой была или здесь уже стала? – засомневалась Маша. – В моём мире нет магии.
– Во всех мирах есть магия. Где глазами рассмотришь, где – лишь сердцем зрячим, – Лодочник говорил без эмоций. – Много лет ведьма твоя детей воровала. В какой город приходит, там дети пропадают. На рынках и ярмарках появлялась, в одной руке – большая корзина с яблоками, в другой – корзина с кроликами. Сядет среди торговок и продаёт свой товар. За яблоки денег просит, за кроликов – что подороже. Людям постоянно чего-то хочется: приобрести или избавиться. Рядом с ведьмой языки развязываются, дыхнёт она на человека пряным духом, тот сразу, что на сердце таит, расскажет. Она его пожалеет или приободрит, кролика подсунет, придёт человек домой, а там пропажа. С детьми проще. – Лодочник перебросил весло на другую сторону.
