Только тут капитан по-настоящему испугался, но не за себя, не за корабль — за пассажиров. Вдруг кто-нибудь из них упал за борт?
Капитан стал быстро считать макушки. Мальчишки и девчонки вместе с вожатым сидели на палубе, с ног до головы мокрые, чуть испуганные, но счастливые.
— Так ей и надо, этой «Ракете»! — кричал Максим. — Пусть знает: нас не перегонишь!
— Ура, обогнали! — зашумела палуба. — Вперед, быстроход, летучий теплоход!
Максим с гордостью взглянул на своего друга: теперь все убедились, что Гум-гам умеет играть. Наверное, в мире миллион теплоходов, но только один из них стал летающим. Раскрасневшись от пережитого волнения, Максим пытался понять, какое чудесное превращение произошло с ним минуту назад. Он, Максим, живой человек, как будто стал вдруг теплоходом. И остро почувствовал, как бьется моторное сердце, и бешено вертится живой винт, и трепещут железные бока, — ведь даже теплоходу немного страшно, когда он перелетает мост. А когда он, теплоход-человек, снова плюхнулся в воду, и ощутил жесткий удар о днище, и вдохнул полной грудью, приняв на себя волну, он с радостью подумал, что так же легко сможет окунуться в просторы моря, и неба, и космоса. Он победил свой земной страх!..
Капитан увидел знакомые берега и вздохнул с облегчением: «Вот она, бухта Забытая».
Теплоход влетел в заросшую ивняком бухту и, к ужасу капитана, перескочив деревянные мостки, заскользил по прибрежному лугу. Не скрипнула ни одна песчинка, теплоход словно пригладил днищем шелковую траву, потом сполз кормой в воду.
Но что ты будешь делать с таким разудалым теплоходом, который не признает никаких дорог, не различает точных границ воды, неба и суши!
— Отличный у вас корабль, — сказал вожатый капитану и подмигнул ребятам.
— Какой уж есть, — хмуро ответил капитан. — Извините, если что не так… Это бухта Забытая. Стоянка два часа. Мы вам посигналим, когда соберемся в обратный путь.
Спустив пассажиров на берег, капитан и матрос полезли осматривать двигатель.
Все в этой бухте было зеленое: вода, деревья, земля, даже небо, если смотреть на него снизу, из-под ветвей. А самая зеленая — поляна недалеко от берега, куда сразу помчались ребята, как будто почувствовали, что она самая душистая, самая солнечная, самая-пресамая. Тут можно кувыркаться, скакать на одной ножке, прыгать, бегать, ползать, лежать на траве, рвать одуванчики, плести венки и гоняться за бабочками. Что еще надо людям, убежавшим из пыльного города!
И вдруг застучало по листьям, и на поляну обрушился грибной дождь — крупные капли вперемежку с горячими солнечными лучами.
— Ребята, ко мне! — зовет Гум-гам. — Сейчас будет крыша!
Он мигом приметил крепкий лопух, сказал: «Р-раз!» — и лопух тотчас вырос на глазах, стал огромным зеленым зонтом.
— Все скорее, скорее сюда, под зонт, пока не отшумит дождик!
— Что за чудо-лопух? — спросил кто-то из мальчишек. — Откуда он?
— Тс-с… — Гум-гам прикладывает палец к губам, напоминая условия игры. — А то останешься без крыши.
Ребята сбились в кучу, трогают толстый, как у дерева, ствол, охают, ахают, смотрят вверх, на зеленую крышу, и смеются.
А когда дождь внезапно перестал, начались другие просьбы:
— Гум-гам, сделай этого муравья большим-пребольшим!
— И божью коровку!
— Еще червяка. Пожалуйста, Гум-гам!
— А жука — с танк! А травинку — как саблю! Я буду с ним сражаться.
— Мне лодку из щепки! И парус из троллейбусного билета. Уплыву от вас!
Так кричали все — Максим, Мишка, Зайчик, Сергей, Лена, Вовка, — все мальчишки и девчонки из одного двора. Их новый друг Гум-гам, такой же страстный игрун, как и они, тер лоб, выслушивая просьбы. Нет, он не сомневался в своем могуществе — это все понимали, — он просто раздумывал, какой игре отдать предпочтение.
— Ай, ай, ай! — раздался вдруг крик.
Ребята оглянулись и увидели, что визжит девчонка в горошковом платье. Она махала руками, подпрыгивала, и так же смешно подпрыгивали красные и синие горошины на ее платье. А слезы так и брызгали из зажмуренных глаз.
Максим первым подбежал к ней:
— Ты чего?
— Уходи, уходи! — пропищала девчонка.
Максим повернулся было спиной, но девчонка опять закричала:
— Не ты! Не ты!
Подбежали другие ребята, уставились на плаксу.
— Чего она ревет, Максим?
— Тихо! — шепотом сказал Максим, а девчонке велел: — Стой! Не шевелись!
Он увидел, кого испугалась девчонка. Лимонно-желтая бабочка порхала над ней, садилась на красные и синие горошины, взлетала и никак не могла распробовать эти странные цветки. Вот она снова повисла на платье, и тут Максим накрыл ее рукой, осторожно взял за брюшко.
Ребята рассмеялись, а девчонка открыла глаза, сказала:
— У кого есть булавка?
— Зачем она тебе? — спросил Максим. — Это обыкновенная капустница.
Девчонка хитро прищурилась:
— Не. Я, когда ревела, одним глазом подглядывала. Видишь, как блестит? Она прилетела из Африки!
— Капустница! Капустница! — закричали дети.
— Если она прилетела из Африки, — сказал Максим, — то я ее выпущу. — И он разжал пальцы.
Девчонка отпрыгнула, пискнула: «Ай!» — и красно-синие горошины подпрыгнули вместе с ней.
А капустница улетела в другую сторону.
— Эх ты, трусиха, девчонка-цветок! — сказал Максим и удивленно уставился на девчонку.
И все ребята подошли к трусихе поближе. Вместо разноцветных горошин на ее платье распустились цветы. Нежно-алые, золотистые — таких не увидишь и в ботаническом саду.
— Не бойся! — покровительственно сказал Гум-гам, довольный своей проделкой. — Если бабочки будут приставать к тебе, позови меня.
Девочка замерла на месте, боясь пошевелиться.
— Играй, цветы не осыплются. А ты что хочешь, Зайчик? Шутить так шутить!
— Я хочу быть желтым, как одуванчик.
И в ту же секунду на рубашке и штанах Зайчика выросли желтые лепестки, и Зайчик поскакал по траве, словно солнечный мяч.
— Смотрите, какой я желтый! Какой я пушистый!
Максим был удивлен: неужели Гум-гам может сделать все-все, что ни попросят ребята? И еще он чувствовал себя немного обиженным: раньше его друг играл только с ним, а теперь…
— А ты, Лена? — спрашивал Гум-гам девочку с красным бантом. Он уже знал всех по имени.
— Фартук, туфли и шапку из листьев.
— Ты, Михаил?
— Мне бороду из травы.
— Теперь твоя очередь, Сергей.
— Я хочу деревянный щит и меч. В лошадь я превращу палку.
— А отчего Максим хмурый? Для друга я сделаю все, что он захочет.
— Я не хмурый, просто задумался, — сказал Максим. — Я хочу крылья, как у стрекозы. Немножко полетаю.
— Что ж, это будет самая большая стрекоза, — соглашается Гум-гам.
Вслед за Максимом и остальные попросили прозрачные крылья, ноги, как у кузнечиков, хвосты, как у ящериц.
Максим, конечно, нисколько не обиделся, наоборот, обрадовался, что ему подражают. Так всегда в игре: стоит кому-нибудь придумать себе крылья, как сразу же вокруг него — веселая стая.
Гум-гам сидел на пне, обмахивался шлемом, тихонько смеялся, напевал:
Летусия-ползусия,
Скачусия-прыгусия,
Прекрасная игру сия,
Забавная игра!..
— Это пригодится для моей коллекции, — прошептал Гум-гам и достал из кармана записную книжку. Оглянувшись, он открыл книжку и стал по слогам читать свои записи:
«Удивительныи игры в каторыи я играл. Змей.
Кот Рич.
Карусель.
Замки».
Прочитав эти малограмотные заметки, голуболицый мальчик остался доволен и стал записывать новые игры для своей коллекции, которые он узнал сегодня. Его, конечно, не мучил вопрос, как пишется слово «теплоход», и он с легкостью вывел: «Литучий типлаход».
— Удивлю Кри-кри, — сказал, улыбаясь, Гум-гам. — Полетаем мы с ним на теплоходе… Только вот где нам достать теплоход?..
А на поляне, недалеко от Гум-гама, Максим гонялся за Мишкой, чтоб дернуть его за зеленую травяную бороду. Оттолкнется от земли, и крылья несут его немного. И Мишка оттолкнется, взлетит вверх и оглядывается: нет, не поймал! А Максим и не может догнать, он умирает от смеха: такое смешное у Мишки лицо с бородой.
— Эй, Максим! — Девчонка-цветок, трусиха Нина, зовет его. — Ты не улетай далеко! Они опять на меня садятся.
— Не укусят! — кричит Максим. Но все же он подлетает к девчонке, машет руками на бабочек. — Знаешь, сколько раз меня кусали, когда я был маленький! — успокаивает Максим Нину. — Пчела кусала, комары кусали, муравей укусил. А одна собака только ткнула носом, я ее погладил, и она не укусила. А это меня укусила Ленка Медведева, очень давно, еще в детском саду. Видишь, какой шрам на руке? Пустяки, все прошло.
