Все это время Мила думала над словами Ромки и, периодически боковым зрением замечая на себе его взгляды, чувствовала, что они думают об одном и том же. И только когда ребята сошли на почти безлюдную улицу, ведущую прямо к Львиному зеву, Мила наконец решилась.
— Ромка, а ведь все то же самое можно сказать и обо мне, — произнесла она, не глядя на друга. — Когда Лютов упал, я стояла к нему ближе всех. А когда это случилось с Анфисой, кроме меня возле нее вообще больше никого не было. И может быть… — Она на миг задержала дыхание. — Может быть, ты не ошибся и в Львиный зев пытались проникнуть из-за меня, раз все остальное совпадает. Все точно, как с Бледо, так ведь?
Она требовательно вскинула глаза на приятеля.
Ромка тяжело вздохнул и отвел глаза, словно ему стало неловко.
— Наверное, да, — нехотя согласился он и сильно нахмурился. — Но я не понимаю, при чем здесь ты. Хоть убей — не понимаю.
До самого Львиного зева они больше не проронили ни слова. Мила не знала, о чем теперь думал Ромка, но у нее в голове беспрерывно крутилось два вопроса. Кто мог так сильно ненавидеть Гильдию, чтобы объектом своей мести выбрать Бледо, вся вина которого состояла лишь в том, что он был сыном пособника Гильдии? Кто мог с той же одержимостью ненавидеть ее, Милу, и столь же упорно преследовать ее?
Уже у самых ворот Львиного зева она точно знала, что такой человек есть. Последний раз его лицо она видела в зеркале Анжелы, которое случайно упало с каменной статуи кикиморы прямо ей в руки.
Когда Ромка опускал рычаг, чтобы открылась дверь в Дом, Мила почти не сомневалась, что имя этого человека — Лукой Многолик.
Не зря Северное око дважды показывало ей его лицо. Это могло означать только одно — они должны снова встретиться.
* * *
За последующие две недели никаких значительных событий не произошло. Мила больше не встречала старуху, одновременно похожую на тень и на призрак. Не было никаких вестей о новых попытках проникновения в Дома факультетов. Видений у Милы тоже больше не случалось.
Правда, ей по-прежнему снились сны о Многолике, и каждый раз после такого сна она просыпалась в холодном поту. А в Троллинбурге за это время еще с двумя людьми произошло временное помешательство на почве страхов, после чего их обоих, как и многих до них, увезли во Внешний мир. Ни Лютов, ни Анфиса, ни Платина, ни еще одна девочка из Золотого глаза, имени которой Мила не знала, в сознание до сих пор не пришли. Как говорила госпожа Мамми, их состояние было «стабильно плохим».
В очередной субботний день Мила сидела одна в своей спальне в Львином зеве. Вернее, она была не совсем одна, а в компании Шалопая. Время было — пять часов пополудни. Час назад ей пришлось подняться наверх вместе с драконьим щенком — в гостиной и читальном зале многие работали над домашним заданием, а кто-то уже начинал подготовку к экзаменам, Шалопай же отвлекал всех и каждого просьбами поиграть с ним. Тимуру в читальном зале он порвал штанину брюк. Белке на юбку опрокинул полную чернильницу. А в гостиной у Яшки Бермана прямо из-под носа утащил в зубах учебник по истории магии.
Словом, Миле ничего не оставалось делать, как вместе с Шалопаем подняться в спальню, которую она делила со своими однокурсницами. Сейчас здесь было пусто, а поэтому Шалопай не мог больше мешать никому, кроме нее.
В тот самый момент, когда Шалопай от безвыходности расправлялся с одной из тапочек Милы, а сама Мила, держа на коленях раскрытый учебник по антропософии, практиковалась в чарах Восстановления, возвращая в нормальное состояние разодранную в клочья вторую тапочку, в открытое окно спальни влетела угольно-черная Почтовая торба. Она была очень необычной: с большими перепончатыми кожаными крыльями, как у летучей мыши, точно такого же, как и сама торба, угольно-черного цвета.
Торба сделала круг под потолком и опустилась прямо на постель Милы. Шалопай, подскочив на все четыре лапы, пристально уставился на незваную гостью и недоброжелательно зарычал.
— Тихо, Шалопай, — негромко велела Мила драконовому щенку. Шалопай зарычал потише, но глаз с торбы не сводил.
Мила в нерешительности посмотрела на почтальоншу, на всякий случай подобрав под себя ноги. Во-первых, она еще никогда не видела таких Почтовых торб и даже предположить не могла, кто мог быть ее владельцем. Во-вторых, эта торба залетела не через дымоход, как это обыкновенно происходило, а в окно спальни — причем именно той, где жила она, Мила. Все это было более чем странно.
Стараясь держаться подальше от Почтовой торбы, Мила сползла с кровати и, с опаской оглядываясь на почтальоншу, подошла к окну. Лучи ползущего к горизонту солнца отражались от разноцветных витражей, и в воздухе, между открытых ставней, застыли полосы красного и синего света. В первый момент Мила зажмурилась от ударившего ей в глаза радужного сияния. За спиной зашуршала кожаными крыльями, которые должны были принадлежать гигантской летучей мыши, Почтовая торба. Мила хмуро покосилась на нее и, отвернувшись, выглянула в окно.
Внизу, на мостике надо рвом, стояла парочка старшекурсников-меченосцев. Парень что-то рассказывал, а девушка время от времени негромко смеялась в ответ. За воротами Львиного зева улица была безлюдной — ни одного прохожего в поле зрения. Кто бы ни был хозяином этой Почтовой торбы, поблизости этого человека не было. И на розыгрыш это походило мало. Да и кому бы пришло в голову ее разыгрывать?
Мила отвернулась от окна и, глубоко вздохнув, нерешительно подошла к торбе. Протянула руку — и тут же открылось отверстие-рот, из которого выпрыгнул пергаментный свиток, перевязанный грубой бечевкой.
Когда свиток оказался в руках Милы, Почтовая торба с крыльями летучей мыши поднялась в воздух и вылетела в окно под звонкий лай Шалопая, которому странная почтальонша явно не понравилась.
Мила осторожно развязала бечевку и развернула свиток. На желтой поверхности пергамента черными чернилами было начертано всего одно слово, а точнее — это было имя: «Бледо».
Мила с недоумением уставилась на пергамент.
— Бледо? — вслух произнесла она, словно пытаясь понять, что все это означает, и в тот же миг почувствовала, как проваливается в бездонную и безымянную темноту.
Глава 16
Кристалл страха и заклинатель мертвых
Мила упала, и что-то под ней коротко скрипнуло.
— Ох! — протянула она, потирая ушибленный локоть, и оглянулась.
Легкая волна головокружения заволокла ей глаза.
— Этого не может быть, — прошептала Мила, осматривая все вокруг.
Комната, на полу которой она сейчас сидела, была ей знакома: деревянный стол возле окна, за которым солнце медленно опускалось за горизонт; три черных дождевых плаща на стене; глазастое чучело филина на крышке пенальных часов с раскачивающимися туда-сюда гирьками.
Мила оперлась ладонями о пол, пытаясь встать на ноги. Пальцы тут же наткнулись на пергаментный лист. Видимо, это было то самое письмо, которое принесла ей Почтовая торба с крыльями летучей мыши, — она и не заметила, как выронила послание.
Взяв пергаментный лист в руки, Мила не сдержала изумленного возгласа: этот лист был исписан сверху донизу именами и датами. И надписи, сделанные чернилами, были старыми, потускневшими от времени, в отличие от имени Бледо, написанного совсем недавно. Мила точно помнила — чернила были свежими. Впрочем, и имени на этом листе больше не было. Однако Мила была абсолютно уверена — это был тот же лист.
Мила встала и сразу увидела на столе возле окна раскрытую книгу. Это была кладбищенская книга господина Некропулоса — сторожа Троллинбургского кладбища. Мила подошла к столу и, взволнованно дыша, провела рукой по открытым страницам: между ними не хватало двух листов. Кто-то вырезал из книги два листа, и один из этих вырезанных листов Мила сейчас держала в руках.
— Палимпсест, — не в силах оторвать от кладбищенской книги словно зачарованного взгляда, прошептала она.
Мила была уверена в своей догадке. Кто-то использовал магическую формулу палимпсеста, чтобы зачаровать лист — сделать нанесенный на пергамент текст невидимым. После чего этот некто написал на зачарованном листе только одно слово — «Бледо».
Вдруг Мила услышала слабый стон. Она резко обернулась. Стон доносился из дальнего угла комнаты и, внимательно присмотревшись, Мила поняла, что там кто-то есть.
Осторожно ступая по скрипящим под ногами половицам, девочка направилась к затененному углу. С каждым ее шагом тень словно расступалась, и вскоре Мила увидела скорченную на полу субтильную фигуру человека, чья голова была откинута назад и прислонена к стене.
— Бледо?! — воскликнула Мила, бросаясь к мальчику.
Она опустилась рядом с ним на колени и тут же поняла, что Бледо был без сознания. Возле его руки, безжизненно лежащей вдоль туловища, Мила увидела лист пергамента. Еще раньше, чем она подняла его с пола и поднесла к глазам, Мила догадалась, что это второй лист, вырезанный из кладбищенской книги. Она не ошиблась: десятки имен, и напротив каждого — дата захоронения. И тут Мила все поняла.
