– Ну обещай хотя бы, что разрешишь мне написать твой портрет! – взмолился Каззак.
Калетта наклонилась и принялась рассеянно грызть одну из ступенек лестницы. Она понимала, что была сама не своя с тех пор, как вернулась домой. Просто-таки кидалась на всех. А теперь ей вдруг стало хорошо – спокойно так, уютно. Она почувствовала себя счастливой. И очевидно, все это из-за Каззака. Вот еще глупости какие! Деревянная ступенька не выдержала и сломалась.
– Тьфу ты! – сказала Калетта. – Вот, лестницу из-за тебя испортила. Ну ладно, пиши, фиг с тобой. А там посмотрим. Может, я тебя еще возненавижу!
– Не бывать этому! – рассмеялся Каззак. – Знаешь, Калетта, я тебя люблю, даже когда ты дуешься!
– С портретом придется обождать, – сказала Калетта. – Мне надо лететь в университет и предупредить их. Честное слово. Там могут стрястись неприятности. Блейд с Китом тоже там, – сообщила она Дону через плечо. – Они отправились в гости к Эльде.
– Ну, тогда мы с тобой! – сказал Дон. – Нас тут достаточно, чтобы справиться с любыми неприятностями.
В университетском зале совета под столом лежало уже четырнадцать придушенных мышей. Вокруг Квериды собралась большая часть преподавательского состава. Никакими неприятностями пока что не пахло. Кверида трезво рассудила, что промахнувшимся мимо Луны уже ничем не поможешь, и занялась другими делами. Восстановить защитные заклятия оказалось чрезвычайно трудно. Они как будто противились всему, что ни делала Кверида. В результате волшебница была не в лучшем расположении духа. А сейчас она сердито листала рефераты и экзаменационные работы.
– А почему никому не ставят оценок выше четверки? – осведомилась она. – И, кстати, почему «четыре» ставят почти всем? По-моему, половина из них заслуживают единицы! Финн!
Несчастный Финн в двадцатый раз за сегодняшний день принялся объяснять:
– Понимаете, система Коркорана предполагала, что мы должны выпускать как можно больше практикующих волшебников…
Тут появилась Сабрина с пятнадцатой мышкой в зубах. Финн прервался и потихоньку вздохнул с облегчением.
– Хоро-ошая киска! – сказала Кверида. – А «практикующие волшебники» – это, надо понимать, полуобученные пользователи магии? То есть Коркоран хотел наводнить мир чародеями-невеждами, которые не способны отличить заклинание от ресторанного меню, а? Что-то тут сделалось душновато и мышковато. Идемте-ка все на улицу, хоть проветримся немного.
Преподаватели потянулись во двор. Перри пристроился в хвост процессии. Ему было жалко Финна, Мирну и Умберто, хотя Денчу и остальным он почти совсем не сочувствовал. Грифон спросил:
– Сударыня, пока мы здесь, быть может, вы захотите взглянуть на волшебника Вермахта?
– Да-да! – сказала Кверида. – Спасибо, что напомнили, Перри. Мирна, сходите-ка принесите Вермахта… или нет, вы же беременны, да? Экое дурацкое состояние! Тогда пусть Финн сходит…
Но Перри ускакал в буфет прежде, чем Финну пришлось выполнять очередное распоряжение, и тут же вернулся на трех лапах, таща в четвертой табурет. Он со стуком поставил табурет перед Кверидой. Кверида посмотрела на табурет. И все остальные тоже на него посмотрели. Табурет остался стоять, где стоял.
– Вермахт! – сурово окликнула Кверида. – Выходи!
Ничего не произошло. Кверида принялась бормотать заклинания и делать пассы. Под конец она даже снизошла до того, что положила свои крохотные иссохшие ручки на кожаное сиденье и сказала:
– Умберто, на что вы там уставились? Ну-ка, давайте все вместе! Этот волшебник явно был страшный путаник. Одной мне не справиться.
– Э-э… – начал Умберто.
– А кто он вообще такой, этот Вермахт? – осведомилась Кверида. – Я его никогда не встречала.
– Он закончил курс два года назад, с самыми высокими оценками, – объяснил Финн. – Всегда учился на твердую четверку, а…
– Не надо, дальше я уже знаю! – отрезала Кверида. – Система Коркорана!
– Э-э… – снова вмешался Умберто.
– Перри! – сказала Кверида, выйдя из себя.
Табурет он или человек, а этого Вермахта следует немедленно уволить, вместе с Денчем и еще полудюжиной таких же неучей. А первым делом следует уволить Коркорана. И где прикажете искать преподавателей вместо этих? Даже если созвать всех старых волшебников, ушедших в отставку, все равно придется часть курсов взять на себя. И это тогда, когда она только-только как следует взялась за Пустоши!
– Перри, не могли бы вы что-нибудь сделать с этим Вермахтом?
– Боюсь, что нет, сударыня, – уныло ответил Перри. – Я уже пробовал. Я думал, что мне следует попытаться, потому что это, собственно, я его подбил превратиться в табурет…
– Да прекратите же наконец извиняться! – прошипела ректор.
– Э-э… Кверида! – выговорил наконец Умберто, когда волшебница набрала побольше воздуха, чтобы сказать Перри все, что она думает о грифонах, которые подбивают волшебников превращаться в табуреты, а потом еще и извиняются.
Ее, как и Эльду, напускное смирение Перри просто бесило.
– Кверида, – сказал Умберто, – боюсь, нам грозит международный конфликт. Король Лютер и император Тит…
Кверида посмотрела в другой конец двора – и не поверила своим глазам. Да, в самом деле: слева стоял император Тит под знаменем с золотым грифоном на пурпурном поле, окруженный рядами солдат в сверкающих доспехах. Тит стоял, сложа руки на груди, с самым что ни на есть воинственным видом. И смотрел на короля Лютера, напряженно застывшего справа. При короле Лютере было всего шесть солдат, да еще Изодель, но он тоже сложил руки на груди, и грозные взгляды, которые он бросал на Тита, стоили целой армии. Казалось, будто единственное, что препятствует им тут же завязать бои местного значения, – это группка любопытных студентов, которые высыпали во двор посмотреть, что происходит.
– Что же вы мне сразу не сказали? – рявкнула Кверида на Умберто.
Хотя даже она сама понимала, что это несправедливо. Но она всегда терпеть не могла, когда ее заставали врасплох. Она схватила табурет и сунула его Денчу:
– Отнесите его обратно в буфет! Если у этого человека не хватает магии даже на то, чтобы самостоятельно выбраться из табурета, пусть постоит еще!
Потом быстро, но с достоинством пошла навстречу Лютеру и Титу. Она прекрасно помнила, что эти двое ненавидят друг друга еще со времен последней битвы последнего тура, и их срочно надо развести.
В это время к обоим монархам вернулись их люди, посланные расспросить студентов, и зашептали что-то им на ухо. Тит с Лютером оба недоверчиво взглянули на небо, потом снова уставились друг на друга. Очевидно, обоим сообщили, что Клавдия и Лукин улетели на Луну, и ни тот ни другой этому не поверили.
Кверида тоже взглянула на небо, почти без надежды. Небо было сумрачное, по нему ползли тускло-серые облака. Явно собирался дождь. Кверида тяжело вздохнула. Снова потекут крыши, и вдобавок придется пригласить императора с королем в зал совета, а там – дохлые мыши… Нет-нет, этого допустить нельзя!
– Не могли бы вы задержать дождь? – спросила она у Перри: он был единственный, кто осмелился пересечь двор вместе с ней.
– Э-э, я попытаюсь… – протянул Перри все с тем же застенчивым видом, который так ее злил.
Он склонил голову набок и внезапно совершенно переменился. Он вдруг вскинул голову с шоколадно-коричневым хохолком, расправил крылья, расставил лапы и задергал хвостом. Казалось, он сделался вдвое больше.
– Стойте! – воскликнул он. – Замрите на месте!
Он говорил так властно, что Кверида послушалась. Она застыла как вкопанная и, поскольку Перри уставился в небо, тоже посмотрела наверх. И услышала звук, который Перри уловил несколькими секундами раньше. Это был отдаленный завывающий рев, который стремительно приближался. Пока Кверида гадала, откуда он исходит, облака над надвратной башней вскипели белизной, и из них вынырнул огромный пламенеющий шар. Рев превратился в нестерпимый грохот. Пылающий шар несся, казалось, прямо на Квериду, озаряя башни, двор и всех, кто был во дворе, жутковатым желто-белесым светом, точно маленькое солнце. Кверида едва успела подумать: «Он летит прямо в меня!», как шар приземлился во дворе возле статуи волшебника Поликанта с оглушительным громом, но в то же время легко, точно перышко. Все пошатнулись от порыва ветра. Волшебник Поликант и тот покачнулся на своем пьедестале, а Квериду отшвырнуло бы назад, если бы Перри не подскочил и не перехватил ее. Мостовая под шаром задымилась, дым окутал шар, так что тот сделался похож на солнце, затянутое грозовой тучей. Камни поплавились, и запахло раскаленной лавой.
Затем воцарилась оглушительная тишина. Кверида полулежала, прислонясь к теплым, жестким перьям Перри, и смотрела, как шар из огненно-оранжевого становится просто желтым, а из желтого – почти белоснежным. Белизна задымилась и принялась спиралями растекаться прочь: воздушные стихии с Красной планеты, которые не испарились при входе в атмосферу, разлетались в разные стороны, торопясь повидать голубой мир. Туманно-голубая внутренняя оболочка шара распалась наружу, точно апельсиновая кожура, и внутри обнаружились два мокрых запыхавшихся грифона, один потный гном и шесть человек, один… вернее, одна из которых держала в руках ком земли. Все, кроме Коркорана, были бледные и усталые, потому что на обратном пути им пришлось пустить в ход все свои магические способности, чтобы выжить.
