Одна створка ворот была полуоткрыта. Должно быть, человек на мосту вышел оттуда. Я распахнула ворота настежь. И пока Сецуан играл вновь столь же тихо и мечтательно, мы прошли в темный мрачный замок.
Звуки стлались по влажной мостовой крепостного двора. И поднимались вверх, над зубцами. Почти невидимые в лунном свете, они проникали сквозь открытые двери. Да и закрытые тоже. Сквозь окна! Сквозь ворота! Они касались спящих девочек, поварят и мальчиков, спавших в конюшне на соломе. Они едва задевали слух сонных караульных и ласково скользили над детскими кроватками в Доме Учения. Даже узники в своих сырых дырах услышали их и зашевелились так, что их кандалы загремели. Быть может, даже Князь Артос прислушался к ним? Кто знает? Но в его ледяном старом сердце звуки эти не оставили следов.
Сецуан играл, пока месяц на небе не начал опускаться. Он играл, пока мерцающие над вершинами гор звезды не стали прозрачными, а потом они начали тускнеть, а он все играл. Когда морской бриз перед самым рассветом пронесся над стенами, флейта звучала едва ли громче шепота. Но Сецуан продолжал играть. До тех пор, пока летучие мыши не вернулись в свои укрытия и не сложили свои ночные крылья. Пока дрозд не завел свою утреннюю песню. Пока небо не просветлело, а первый багрянец дня не озарил край туч. И только когда солнечные лучи коснулись зубцов крепостных стен, оторвал он флейту от губ. Губы его так пересохли, что полопались и кровоточили. И когда замер последний звук, Сецуан опустился на землю у Дома Учения, словно человек, который уже никогда не поднимется на ноги.
— Воды! — прошептал он. — Дай мне что-нибудь попить!
Я беспокойно огляделась вокруг. Здесь, во все разоблачающих лучах утреннего солнца должно было найтись место получше, чем порог логова Наставников. «Обучение во всем!» — прямо над нашими головами гласила вывеска с крупными кричащими буквами, напоминающими скорее угрозу, чем обещание. Но когда я увидела, как бледен Сецуан и как кровоточат его губы, я не в силах была думать ни о чем другом, кроме его жажды. Я перебежала через площадь перед Домом Учения и, миновав ворота ближайшего двора, где видела водяной насос, накачала ведро воды.
Какой-то человек вышел из строения за моей спиной, и я вздрогнула. Но он лишь глянул на меня, слабо кивнул и направился к крепостным воротам. Он был без рубашки, а в его волосах торчали соломинки.
Следом за ним появился маленький, тощий, коротко подстриженный мальчонка, мчавшийся вдоль стены. Он, оглядываясь направо и налево, перебежал через двор и выскочил из ворот.
Хлопнула дверь, и из дома вышла могучая темноволосая женщина; она взяла за руку маленькую девочку. За ней последовал какой-то лысый человек в фартуке мясника. Два стража без шлемов и кольчуг. Еще два коротко стриженных мальчонки из Дома Учения. Молча плачущий человек в черном бархатном жилете с серебряными пуговицами. Девочка из поварят в накрахмаленной наколке; лицо ее багровело от возбуждения.
Все они, как один, держали путь к городским воротам и к подъемному мосту. И никто не пытался их остановить.
— Подействовало! — прошептала я. — Это действует!
И с водой, плескавшейся в ведре, я помчалась обратно к своему отцу, да так быстро, что вода выплеснулась на юбку. Еще четыре человека прошли мимо, пока я добежала, среди них караульный, сбросивший с себя доспехи.
Нико стоял на коленях на мостовой, Сецуан опирался ему на руки.
— Действует! — сказала я, сияя от радости. — Они уходят! Их никто не останавливает!
Глаза отца были закрыты, а лицо — смертельно бледно. Нико пытался остановить кровь рукавом, но она продолжала сочиться из нижней губы Сецуана.
— Не знаю, слышит ли он тебя, — тихо молвил Нико. — Однако попытайся заставить его отпить хоть немного.
Я испугалась:
— Что с ним?
— Не знаю, — ответил Нико. — Может, он просто устал. Устанешь, право, когда строишь мосты из лунного света и сплетаешь мечты для сотен людей.
Я зачерпнула немного воды в ладонь из ведра и поднесла ее к губам Сецуана. Одно его веко слегка дрогнуло, и он начал жадно всасывать воду. Приободрившись, я зачерпнула еще одну пригоршню воды, потом еще одну.
Прямо за нашей спиной огромная дверь Дома Учения распахнулась, и пятеро коротко остриженных детей, две девочки и три мальчика, в ночных рубашках и босиком, выскользнули оттуда и помчались по двору к воротам.
— Нужно уйти отсюда, — сказал Нико. — Нужно найти такое место, где он сможет лечь. Здесь еще многое должно произойти. Запертые двери и кандалы не отпираются и не соскакивают сами по себе.
Я знала, что он прав. И мне становилось все страшнее и страшнее, и не только из-за того, что с моим отцом творилось что-то неладное, но еще из-за того, что вдруг найдется кто-то, на кого не подействовали сны Сецуана. Ведь Сецуан предупреждал, что флейта по-разному действует на людей.
— Ты сможешь нести его? — спросила я.
— Пожалуй, да, — ответил Нико. — Но не очень далеко. Пойдем туда.
Он кивнул, указав на строение по другую сторону двора — дом с широкой беленой дверью, с двумя узким высокими окнами и небольшой колокольней. Я взяла ведро, а Нико поднял Сецуана и на руках перенес его к белой двери.
То была часовня. Одна стена была сплошь покрыта изображениями святой Магды, а на полу были могильные плиты с выбитыми на них именами, словами молитв, а еще двойной круг святой Магды, всегда напоминавший мне мой собственный знак Пробуждающей Совесть. Вдоль трех других стен тянулась галерея для прихожан познатнее, возвышавшихся над чернью. Но наверняка здесь уже очень давно никого не было. Пыль толстым слоем осела на рядах темных скамеек, пустотой и сыростью веяло от холодных каменных стен.
Я смахнула пыль с одной из скамеек.
— Сюда! — сказала я Нико. — Так ему не придется лежать на полу.
Нико положил Сецуана на скамью. Отец по-прежнему казался таким безжизненным, что больно было смотреть на него.
— Я должен уйти, — сказал Нико. — Попытаюсь найти Давина. Оставайся здесь, Дина, это место наверняка столь же надежно, как и прочие.
Я кивнула. Я не могла отойти от Сецуана, а Нико знал крепость лучше меня. То был единственный разумный план. Все же мне пришлось зажать рот, чтобы не попросить его остаться со мной.
Выскользнув из белой двери, он закрыл ее за собой. Я сидела одна со своим отцом, и мне становилось все холоднее и холоднее. Я щедро поила его, да и сама попила немного. А он лежал, закрыв глаза, и все-таки не похоже было, чтоб он спал. У меня не было никакой тряпки, не было даже носового платка, так что я, намочив подол нижней юбки, осторожно стерла кровь с его потрескавшихся губ. Прекратили ли они кровоточить? Почему он не открывает глаза? Было так странно сидеть здесь, бодрствуя над ним, так нелепо, шиворот-навыворот. Ведь на горной тропе он охранял мой сон. И пел мне, чтобы прогнать кошмары.
«Флейта! Где флейта?» — внезапно подумала я.
Ее не было у него за поясом, как обычно. Возможно, он выронил ее, когда упал. А мы, Нико и я, бросили флейту, будто она ровно ничего не значила.
Ничего не поделаешь, нужно пойти за ней. Если флейта по-прежнему там…
По двору все так же шли люди — тихий поток детей, женщин и мужчин, поток, струившийся к воротам. Я пересекла наискось этот людской поток и подошла к дверям Дома Учения. Флейта по-прежнему лежала там!
Я осторожно подняла ее и выдула на пробу несколько звуков, тех самых, с которых все началось. Похоже, с ней ничего не случилось. И с флейтой, прижатой к груди, я поспешила обратно в часовню.
Мой отец, все такой же слабый и незрячий, лежал на скамье. Я прикоснулась к его руке. Кончики его пальцев — я только теперь заметила — были тоже в крови. Он заигрался до крови.
Внезапно дверь распахнулась. Я невольно нырнула вниз, потому что там стоял не Нико, а какой-то чужак в черном плаще и в низко надвинутом черном капюшоне.
Он широким шагом вошел в часовню.
— Выйди ко мне! — сказал он. — Я знаю, ты здесь, девочка! Я видел тебя!
Мое сердце заколотилось. Ведь я тут же сообразила: то был Наставник!
Он сделал еще шаг вперед. Если он пройдет чуть дальше, он увидит нас, меня и Сецуана. Я окинула безумным взглядом лицо отца, но нечего было ожидать от него помощи. Тогда я поднялась с флейтой в руке и вышла в проход между скамьями.
— Я здесь, Местер! — молвила я. — Что тебе от меня надо?
Он резко остановился.
— Дитя! — пробормотал он, словно не верил своим глазам. — Всего лишь дитя!
За его спиной я разглядела три одетые в плащи фигуры, такие же черные, как он. Мой живот сжался. Что может поделать такая девчонка, как я, с четырьмя Наставниками, которые мучили Нико такими страшными кошмарами?
— Это ты? — спросил он. — Это ты свершила подобное?
— Свершила что?
