Однажды утром в почтовый ящик опустили открытку, но не от Сэма Скаттерхорна. Черно-белая фотография на обороте оказалась весьма занятной: на ней был запечатлен изящно одетый седовласый и седоусый мужчина, лениво развалившийся на диване. Рядом с ним сидел крупный гепард, и оба — и человек, и зверь — выглядели несколько скучающими. Внизу была подпись: «Сэр Генри Скаттерхорн с другом, 1935 г.». Открытку прислал дядюшка Джос, выразив надежду, что «в ваших краях» все в порядке, и полюбопытствовав, «не могли бы мы малость поболтать о финансировании семейного флагмана Скаттерхорнов, причем в не слишком отдаленном будущем».
— Как если бы мы могли ему что-то дать, — фыркнула мать. — А сам-то он скуп, как ростовщик.
Открытку прилепили к дверце холодильника, и Том больше о ней не вспоминал, пока однажды, несколько недель спустя, вернувшись домой из школы, не застал мать в слезах.
— Мама… Мам, что случилось?
У мальчика внутри похолодело от страха: отца нашли замерзшим насмерть на каком-нибудь леднике или поджарившимся до хруста в пустыне…
— С ним все в порядке.
Она подняла письмо и помахала им, словно флагом.
— Он в Монголии.
Сердце Тома едва не разорвалось от радости, он бросился к матери и обнял ее изо всех сил. Больше никакого притворства. С ним все в порядке. Мама улыбнулась, едва сдержав слезы.
— Он не смог сообщить, где точно находится, но ему нужна моя помощь, — прошептала она, крепко обнимая сына. — Я должна поехать туда и найти его.
Мальчик ничего не понял.
— Но почему…
— Я знаю. Но я вернусь, Том, обещаю. И верну его домой.
Том чувствовал себя так, словно начали рушиться стены его мира. Он остался без отца, а теперь и мать собралась покинуть его. Горло его перехватило.
— А я могу поехать с тобой? — взмолился он.
Мать опустилась перед Томом на колени, так что он увидел блестящие в ее глазах слезы. Казалось, ей очень хочется ответить «да».
— Пожалуйста, милый, — прошептала она, — не усложняй это еще больше. Я просто…
— Что?
Темные пытливые глаза Тома искали ее взгляд. Наконец она посмотрела на него, и на миг они оба замерли в молчании.
— Ты очень храбрый мальчик, Том, — сказала она, убирая светлую прядь с его глаз, — но я не могу потерять вас обоих. — Наклонившись вперед, она обняла его так крепко, как никогда еще не обнимала. — Дядюшка Джос позаботится о тебе.
— Дядюшка Джос?
— Да, — ответила мать, утирая слезы. — Я только что поговорила с ним. Он с радостью приютит тебя на Рождество.
— Дядюшка Джос… на это Рождество?
— Верно, мой мальчик.
Том беспомощно смотрел на мать, пытаясь осмыслить все разом. Казалось, мир внезапно вывернулся наизнанку. Однажды его отец исчез, а они продолжили жить дальше, делая вид, что все в порядке и он уехал куда-то в отпуск. Потом он дал о себе знать, и они смогли признаться себе в том, что оба тревожились о нем и даже порой допускали мысль о его гибели. А теперь мать собирается его спасти. Вот так вот.
— Значит… значит, ты действительно уезжаешь?
— Боюсь, что так, милый. Я должна. Ты же помнишь, в каком он был состоянии.
Том сердито уставился в пол — он знал, что ничто не заставит ее передумать.
— Когда?
— В понедельник. После уроков.
Том посмотрел на низкий чердачный потолок и поежился. Понедельник наступил этим утром.
Глава 3
ГОРДОСТЬ СКАТТЕРХОРНОВ
Следующее утро оказалось морозным и ясным. Том снял все одежки, которые носил вчера вечером, натянул снова, в другом порядке, пытаясь согреться, и спустился на кухню, где у плиты уже хлопотала Мелба.
— Доброе утро, Том, — улыбнулась она и положила перед ним бутерброд с ветчиной. — Хорошо спалось?
— Да, спасибо… только немного холодновато, но…
— Проклятая труба лопнула, — пробормотал Джос из-за газеты.
— Джос, ты вообще собираешься ее чинить? — спросила Мелба, вытирая и убирая на место тарелки. — Он не может жить там в такую погоду без отопления. Даже здесь внизу довольно-таки холодно, не говоря уже…
Джос отложил газету и пристально посмотрел на жену поверх очков с полукруглыми стеклами, одна из дужек которых держалась лишь на скотче. Вокруг лысой макушки, словно сорняки, торчали пучки волос.
— Попозже заскочу в «Станнардс» и куплю ему один из этих маленьких радиаторов, — откликнулся он. — Они стоят недорого.
— Лучше бы ты починил трубу, — возразила Мелба, фыркнув. — Этим штукам нужно много электричества, как тебе прекрасно известно.
Джос снова спрятался за газетой. Том молчал, жуя бутерброд, — меньше всего на свете ему хотелось оказаться поводом для ссоры. Он ненавидел ссоры. Он бросил взгляд на оборот дядюшкиной газеты, и его внимание привлекла фотография странного вида мужчины, стоящего перед большим белым зданием. Его глаза казались неправдоподобно огромными, нос был тонким и острым, а в зачесанных назад черных волосах просверкивала седая прядь.
«Кэтчеры намерены вернуться в Кэтчер-холл, — гласил заголовок, — но они не в восторге от нашей погоды».
Том подался вперед и прочел:
«Кэтчер-холл — родовое гнездо семейства Кэтчеров — снова станет жилым. Долгие годы грандиозный особняк на вершине холма Кэтчера пустовал, но теперь дон Жерваз Аскари, из перуанской ветви семейства, решил поселиться в нем после тридцати лет торговли какао. Дону Жервазу понадобятся немалые средства, чтобы восстановить прежнее великолепие здания, но вчера он сообщил корреспонденту „Вестника Дрэгонпорта“: „Это дом моей семьи, и я готов потратить любые деньги, миллионы, если потребуется. Пугает меня только этот ваш английский дождь“».
— А кто такие Кэтчеры? — простодушно полюбопытствовал Том.
Стоило этим словам сорваться с его языка, как температура в комнате упала градусов на десять. Джос опустил газету и уставился на него.
— А почему ты спросил, Том?
— Ну… просто там, в газете, фотография одного из них перед Кэтчер-холлом, вот и все.
Джос перевернул газету и внимательно рассмотрел фотографию.
— Дон Жерваз Аскари — шоколадный миллионер из Перу, да? — Он громко фыркнул. — Денег больше, чем ума, в этом нет сомнений.
— Да, выглядит он странновато, — добавила Мелба, заглянув в газету через плечо мужа, — но ведь он Кэтчер, и не стоит ожидать от него слишком многого. — Вздохнув, она вернулась к раковине. — Но только подумай обо всем этом шоколаде! Готова поспорить, у него его полные подвалы… Мм… Думаю, ради такого случая я могла бы сделать исключение, — поддразнила она супруга. — Что скажешь, Джос?
— Скажу, что ты совсем спятила, — фыркнул тот, вскакивая на ноги. — Давай-ка, Том, пойдем отсюда.
Дядюшка вышел из кухни, шаркая шлепанцами, вытащил из кармана халата большой ключ и отпер замок.
— Так все же кто такие Кэтчеры? — повторил вопрос Том.
Джос склонил голову набок и нахмурился.
— Том, дружок, тебе нужен небольшой урок истории, — хрипло проворчал он, распахнул тяжелую дверь и двинулся вперед по узкому сумрачному коридору, стены которого были украшены поблекшими гравюрами с изображениями змей и ящериц.
— Видишь ли, как обстоят дела, — начал Джос. — Дрэгонпорт — маленький городок, и долгие-долгие годы здесь жили только две большие семьи: Кэтчеры и Скаттерхорны. Кэтчеры поселились на холме на том берегу, — он небрежно махнул рукой в сторону реки, — а Скаттерхорны — на этом. Но с самых незапамятных времен Кэтчеры и Скаттерхорны ненавидели друг друга. На дух не переносили.
— Почему? — спросил Том, едва поспевая за дядей, когда они свернули за угол в другой полутемный коридор, на этот раз — украшенный выцветшими гравюрами попугаев.
— Почему? Почему? Таков обычай, дружок, — отозвался Джос. — Назови любую войну, спортивные соревнования, состязание по бегу в мешках — что в голову придет, и можешь не сомневаться, Скаттерхорны занимали одну сторону, а Кэтчеры — другую.
Том непонимающе смотрел на дядю.
— Никто не знает почему. Уж я-то точно не знаю. Просто так всегда было и, вероятно, будет.
— Но… это же все равно что ввязаться в драку, а потом забыть зачем?
— Возможно, — протянул Джос, выгнув брови дугой. — Не спорю, малыш. Но в этом и есть суть обычаев. Они просто возникают, и никто не помнит почему.
Дядя ускорил шаг, и Том едва разбирал, что он говорит.
— В любом случае, в этой долгой междоусобице было одно исключение. Около ста двадцати лет назад случилось неслыханное: Кэтчер и Скаттерхорн стали лучшими друзьями. Представь себе! И их семьи ничего не смогли с этим поделать. — Джос задержался полюбоваться картинкой с попугаем, преследующим паука. — Хотя, смею тебя заверить, пытались. — Он опустил взгляд на Тома и громко прошептал: — Их звали Август и Генри.