То, что Мохов увидел его беспокойство, было Почему-то приятно Корнелию. А еще приятнее, что он сказал про Анду «золотой человек».
«Ой, Корнелий, Корнелий…»
Впрочем, большого беспокойства за ребят он не чувствовал. Ощущение безопасности и доверчивости пришло к нему в таверне «Проколотое колесо» сразу. Даже вопрос, когда и как случится переход, не очень волновал. И Корнелий сказал искренне:
— Почему же! Теория Кристалла меня очень интересует. Я слышал о ней еще в детстве. — Он едва не добавил, что в те годы был дружен с Петром, но опять шевельну лось чувство вины. И он только произнес: — Тогда мне даже казалось, будто я в ней что-то понимаю…
Мохов кивнул:
— Начала теории довольно просты. В них разбирается даже мой сын, он пятый класс окончил… Вот смотрите..
Мохов шагнул к панели. В черной глубине большого экрана повис зеленоватый, реальный — хоть пощупай — кристалл. Он был похож на полупрозрачный, заостренный с обеих сторон карандаш.
— Представим, что у Вселенной именно такое строение…
Корнелий кивнул:
— Я представил… Но тогда вопрос: почему мы не видим этой стройности в натуре? Галактики — это лохматые спиральные образования…
— Ну, голубчик мой! Вы рассуждаете, как мой давний оппонент доктор д’Эспозито. Он хотя и доктор, но полный… простите… Нельзя же представлять модели так буквально. На самом деле данные здесь плоскости кристалла — это многомерные пространства…
— Да, я понимаю…
— Материальные субстанции возникают именно внутри этих пространств. Это во-первых… А кроме того, даже такая наука, как кристаллография, утверждает, что в местах нарушения кристаллических структур часто появляются спиральные образования. Как аномалии…
— Следовательно, мы — крупицы одной из аномалий, — усмехнулся Корнелий.
— Мы — не знаю, — в тон ему ответил Мохов. — Но здешняя система якобы машинной власти — явно социальная аномалия.
— Почему «якобы»?
— Не будьте наивны. Вы всерьез полагаете, что йыпади миллионный шанс на премьер-министра, этот господин оказался бы на вашем месте? Машинная объективность — это сказки для оболванивания обывателя… Простите.
— Не за что. Я действительно обыватель до мозга костей, за что и плачу теперь по всем векселям… Однако вам не кажется, что данная модель Кристалла чересчур уж… простовата? Как быть, например, с бесконечностью мироздания?
— Очень просто! — У Мохова появились нотки азартного лектора, он кинул пальцы на клавиши компьютера.
Кристалл вытянулся, изогнулся, сомкнул концы и превратился в этакий граненый бублик.
Корнелий засмеялся.
— Ничего смешного, — слегка обиделся Мохов. — Классическое решение проблемы конечного и бесконечного… Гораздо сложнее другое. Никто не может обосновать теоретически принцип перехода через грань. Точнее, с грани на грань. Почему вдруг соединяются пространства? Как?
— А если так? — Корнелий коснулся клавишей. Уж что-что, а играть на этих штуках он умел. Граненое кольцо послушно разорвалось, Кристалл слегка перекрутился и соединил концы опять. — Если грань А мы соединим с гранью Б, грань Б с гранью Ц и так далее, все плоскости сольются в одну, как в кольце Мёбиуса. И тогда…
— Хм… — Светло-синими своими глазами Мохов глянул со снисходительной иронией. — Это ваше объяснение делает вам честь, однако идея не нова. Мы со Скицыным независимо друг от друга рассчитали этот вариант еще четыре года назад. Я даже дал термин: «Мёбиус-вектор» Но…
Но Корнелию было уже не до того. Мысли кинулись назад, к тревоге. Кольцо Мёбиуса, школа, Цезарь…
— Михаил… Алексеевич. А что все-таки можно сделать для того мальчика? Для Цезаря Лота?..
Мохов досадливо слегка пожал плечами:
— Петр же обещал. Соберем все сведения, он даст задание своим людям. Их, людей этих, конечно, мало. Но постараются найти, помочь… А вы свое дело сделали, ваша совесть может быть спокойна.
Совершенно искренне Корнелий вспылил:
— Меня в данном случае интересуют не терзания собственной совести, а судьба мальчишки!
— Господи, да я не хотел вас обидеть! Будут искать его… Возможно, Хранители свяжутся с командорской группой, задача-то прямо для них… Если эта полумифическая группа действительно все еще существует.
— Как вы сказали? Командорская?
— Не слышали старую легенду о Командоре? Он при числен к Хранителям, хотя не все это признают… Жил ког да-то человек, командор флота, капитан каперского фрегата, он сделал целью своей жизни спасать и хранить от бед детей с особыми, порой необъяснимыми талантами и свойствами… Командор считал, что дети эти — люди будущего, когда каждый человек овладеет множеством чудесных способностей. Вплоть до полета без крыльев и чтения мыслей… Сказка, не лишенная, видимо, реальной основы. И логики…
— Сказка, — вздохнул Корнелий. — Впрочем, кто знает… Вы считаете, что Цезарь — один из таких детей?
— А его странная история с исчезновением индекса — не чудо ли?
«Где-то он теперь?» — подумал Корнелий. Но разговор продолжать не стал. Мохов мог заподозрить его в нытье и недоверии.
— Так вот, о Мёбиус-векторе… — неожиданно громко вдруг сказал Мохов и отвернулся к панели. И без паузы, не глядя назад, ровным голосом произнес: — Иди сюда, паршивец, уши надеру…
Корнелий изумился, а у двери несмело хихикнули.
Прислонившись к косяку, стоял гибкий, русоголовый, взлохмаченный мальчишка. В белой майке — перемазанной, порванной, выпущенной на мятые шорты из пятнистой, похожей на маскировочную ткани. Он мотал на палец оттянутый подол и переступал длинными, кофейного цвета ногами. На курносом лице была независимо-дурашливая улыбка, а в оветло-синих глазах — нерешительность. Он встретился этими глазами с Корнелием и мельком сказал:
— Здрасте.
— Иди, иди, — повторил Мохов. — Люди тут изводятся, а он…
Мальчишка потер ногу об ногу, шагнул к машине. Крутнул головой, спасая уши от пальцев Мохова. Пальцы неуверенно зашевелились в воздухе. Видимо, на словах Михаил Алексеевич был решительнее, нежели в практике воспитания.
Мальчишка расставил ноги циркулем, поддернул на боках майку, сунул руки в тесные карманы. Склонил набок лохматую голову и сказал:
— А трактовка граней здесь принципиально не та. Число их бесконечно, значит, они должны быть вплотную друг к дружке… — Он выдернул руку, профессионально пробежался пальцами по рядам клавишей.
Граненое кольцо в глубине экрана потеряло свою ребристость, превратилось в круглую баранку. Лишь приглядевшись, можно было рассмотреть на нем частые, как на трикотажной материи, рубчики.
Мальчик продолжил со скромной назидательностью:
— Во… Грани вплотную, рядышком, значит, их соединение может случиться совсем легко, от одного маленького чиха. Только надо выяснить точно, от какого. Может, просто от желания…
— Великолепный научный термин — «чих»! — взвинтился Мохов. — Небось опять с Мишенькой Скицыным занимались несусветным трепом!..
Только сейчас Корнелий понял, что за сердитостью Мохов прячет громадное облегчение. Что во время всех прежних разговоров этот седой, костлявый человек с бледно-синими глазами испытывал беспрерывную томительную тревогу вот за этого растрепанного пацана. За сына. За негодного бродягу Витьку.
— Не, это я сам придумал, — скромно похвастался Витька. — Скицын, наоборот, спорит. Как, говорит, тогда быть с Мёбиус-вектором?.. Видишь, он признал твой вектор… Говорит, ребро-то все равно по прямой не пересечешь, получается расстояние, равное для перехода одному витку плюс-минус линия между точками. А виток, говорят, равен бесконечности…
— Наконец-то он сказал умную вещь…
Витька опять хихикнул:
— А в масштабах Кристалла что бесконечность, что ноль — все одинаково. Они сливаются…
— Неучи! — гаркнул Мохов. — Ты — понятно! Но этот твой Скицын!.. А еще кричал, что я дилетант!..
— He-а… Не кричал он такого. Он…
— Ты мне зубы не заговаривай! Где тебя носило?!
— Я же сказал: может, приду, а может, нет…
— Все знают, что если ты сказал «может», значит, придешь! А ты шастаешь! Опять куда-то влип?
— Да не-е… Я вышел в парке у обрыва, а там театр… Ну, знаешь, простая эстрада, и на ней играет кто хочет. Так интересно! Начинается будто спектакль, а потом все как по правде… Они «Короля Артура» ставили, я загляделся. А на них вдруг уланы! И на зрителей! И за мной: «Безында!» Ух, я драпал…
— Чтоб ты больше не смел никогда…
— Ну, па-а…
Витька незаметно стрельнул глазами в сторону Корнелия. А тот поймал себя, что смотрит на перепалку отца и сына, весело и глуповато приоткрыв рот. Но не почувствовал смущения, засмеялся.
В дверь просунулась голова хозяина:
— Ва! Витка. Что, папа давал немножко по шее?
— Потом получит, — буркнул Мохов. — Сперва накорми обормота.
