– Может, хозяйка – кто из верховных? – неуверенно пробормотала одна.
– Кто? – немедленно откликнулась другая. – И где они? Что здесь вообще происходит? Что это такое? – она заглянула в провал…
– А давайте пойдем… и разберемся… – дрогнувшим голосом откликнулась еще одна, пятясь от черной дыры посреди зала.
Из глубины провала послышался негромкий гул – как от далекой реки. Гул все усиливался…
– Да-да! Идем… Подальше отсюда! – раздались истерические крики, и, обгоняя друг друга, жрицы ринулись вон из разрушенного тронного зала.
Десятник посмотрел им вслед, потом перевел потерянный взгляд на провал… и с нечленораздельным воплем кинулся жрицам вдогонку.
Над черной дырой стремительно разгоралось зловещее алое свечение.
Свиток 31
О чаше, из которой не всякий может напиться
– Тш-ш-пш-ш-ш! Тш-ш-пш-ш-ш!
Аякчан медленно открыла глаза. Ничего не видно. Муть какая-то, как белесая пленка в единственном глазу Черной. Неужели и у нее теперь такая же? Девочка судорожно заморгала – по щекам потекло теплое. Слезы…
Ввысь уходили сложенные из гранита стены. Потолка не видно, сверху нависает сплошная чернота… Оттуда тянуло ветерком. Уютная чернота, подсвеченная голубыми бликами Огня.
«Я в школьной спальне, – подумала Аякчан. – Просто мне приснился очень странный и страшный сон – где школьная богатырка убивает верховную жрицу, Синяптук служит нижней албасы, а я сама оказалась Матерью-основательницей Храма и странствую с черным шаманом и кузнецом. Я открою глаза – и все станет как обычно: спящие девчонки, Голубой огонь в светильнике, вытесанная изо льда койка, жесткая… Даже бугристая вся…» Аякчан заворочалась, пытаясь умоститься поудобнее… С глухим стуком из-под нее посыпались осколки льда.
Широко распахнув глаза, девочка села. И тут же зажмурилась – тело прошила резкая боль. Она плотно прижала веки пальцами и подумала – этого не может быть! Она все-таки спит! Но то, чего не может быть, продолжало тихо гудеть и потрескивать, и Аякчан опять открыла глаза.
Она сидела на краю… озера? Или просто большой ямы? Больше всего это походило на огромную чашу с Огнем, по самый обод закопанную в землю. И был в чаше именно Огонь – сплошное сапфировое сияние, по поверхности которого иной раз проносились голубовато-золотистые язычки Пламени. От чаши веяло веселым сухим жаром – таким… бесценным, таким… желанным. Аякчан вытянула руки и даже застонала – она так устала быть пустой!
Послышавшийся в ответ стон заставил девочку оторваться от созерцания Огня и торопливо оглядеться по сторонам. Край чаши был завален обломками ледяного трона. У Огня лед тихонько подтаивал. Капли падали в чашу и с шипением испарялись, не долетая до поверхности.
Стон повторился. Оскальзываясь на кусках льда, Аякчан поднялась – из-под громадного черного обломка рядом с ней торчала окровавленная рука. В ладони был зажат меч.
– Хакмар! – испуганно крикнула Аякчан и, спотыкаясь, ринулась к ледяной глыбе. Она упала на колени, сжала липкие от крови пальцы мальчишки – живой? Непонятно! Попыталась нащупать биение жилки на запястье, не нащупала, распласталась на льду, заглядывая под глыбу. Щель была слишком узкой. Аякчан сосредоточилась – растворись! Исчезни! Лед должен, должен послушаться ее… Глыба не дрогнула – девочке казалось, что издалека она слышит призрачное хихиканье черной женщины. Плача от бессилия, Аякчан принялась судорожно драть лед когтями – расколоть, разбить на осколочки, вытащить Хакмара… Сотрясающие тело рыдания заставили ее остановиться…
Девочка замерла – и вдруг глубоко перевела дух.
– Идиотка! Ненормальная! – громко выругала она себя – и, прыгая по выворачивающимся из-под ног ледышкам, кинулась к чаше.
– Давно без Огня, слишком давно… Совсем отвыкла, – оправдывающимся тоном бормотала она. Нога поехала на скользком ледяном булыжничке – и головой вперед Аякчан рухнула прямо в чашу. Пронзительный вопль отразился от гранитных стен – Аякчан забилась в Пламени. А потом Огонь хлынул ей в рот, она судорожно глотнула – как когда-то, в школе, кажется, бесконечно давно… Нестерпимый, жгучий Жар охватил ее снаружи, сжигая кожу и испаряя кровь, он вливался внутрь – пожирая внутренности и плавя кости. Она поняла, что это все, конец – обычная судьба жриц явилась и к ней тоже…
Девочка опустилась на дно чаши – и запрокинула голову, вглядываясь в сомкнувшуюся у нее над головой сплошную сапфировую толщу Пламени. Жива! Она жива! И ей было хорошо, как никогда раньше! Какая же она глупая! Она – албасы Голубого огня! Она – Мать-основательница Храма, и никогда Огонь не причинит ей вреда! Он – ее лучший друг! Ей ничего не нужно, кроме этого ласкового Пламени! Она засмеялась, широко расправив руки. Извиваясь и трепеща, будто сами были языками Огня, ее длинные волосы поднялись дыбом. Вихрь золотисто-синих, колючих, как иглы, искр, закружился вокруг нее. Вертясь вместе со спиралью Пламени, она ринулась вверх, вознеслась над поверхностью чаши, кружась и захлебываясь восторженным хохотом. Огонь, словно крылья, трепетал за ее раскинутыми руками. Невесомое, как пушинка, сверкающее всеми оттенками золота и синевы, пылающее существо взмыло над Огнем. Она свободна! Она – сильна! Взметнулись Огненные крылья, и сияющий дух Голубого огня упоенно понесся вверх, вверх, вверх, разгоняя своим светом царящую вокруг черноту…
Долгий мучительный стон снова донесся снизу.
Дух Голубого пламени замер. Его нестерпимое сияние пригасло – сквозь Огненный ореол проступил силуэт угловатой тринадцатидневной девчонки. Она посмотрела вниз, сосредоточенно хмуря брови, будто стараясь что-то вспомнить… И вдруг схватилась за голову!
– Хакмар!
Окутанная голубым сиянием, Аякчан стремительно ринулась вниз – к заваленному ледяными обломками краю Огненной чаши. Кувырнувшись в воздухе, она впечатала ладони в черную глыбу, из-под которой торчала окровавленная рука. Поверхность льда мгновенно взбурлила под ее прикосновением… Талая вода хлынула во все стороны, открывая скорчившееся тело…
– Кха! Кха-кха-кха! – захлебываясь в потоке, Хакмар задергался. Аякчан села в растопленную ею лужу и обхватила мальчишку за плечи.
– Где… Где этот… стойбищный? – отплевываясь попавшей в рот водой, прохрипел кузнец.
Аякчан растерянно огляделась. Вокруг только лед… Если Донгар не свалился прямо в чашу – он должен быть где-то тут, под обломками! Только бы не перестараться – а то они получат вареного в крутом кипятке шамана! Она вытянула руку… сверкающие сапфировые иглы сорвались с ее пальцев…
– Бац! Бац! Бац! – ледяные обломки взрывались один за другим, серебристой пылью тая на поверхности Огня, оседая на каменных стенах, на запрокинутом худом лице…
– Вот он! – заорал Хакмар.
В неверных бликах Огня лицо Донгара казалось еще более изможденным, чем обычно. Глаза мальчишки были закрыты. Рыча и всхлипывая, точно как она сама только что, Хакмар пытался отгребать обломки трона окровавленными руками – мелкая ледяная крошка сыпалась на Донгара. Меткий плевок Огнем – и лежащий без чувств шаман оказался в луже на очищенном ото льда пространстве.
– Хоть на что-то полезное твой Огонь годится! – буркнул Хакмар, наклоняясь к Донгару в надежде услышать его дыхание.
– Живой? – пробормотала Аякчан, присаживаясь рядом с Хакмаром на корточки. Неожиданно она поняла, что ей на самом деле не все равно – жив ли этот олух хана подземного, – и удивилась.
– Вроде да… – неуверенно кивнул Хакмар.
– Не знаю, однако, – не открывая глаз, не согласился Донгар. – Жить-то хорошо, однако, а сейчас погано как-то очень…
– Это у тебя просто неправильное представление о жизни, – снисходительно фыркнула Аякчан. Почему-то тот простой факт, что паршивый шаманишка жив и даже разговаривает, наполнил ее сердце пьянящей радостью, ей хотелось расцеловать Донгара… Или это она от переизбытка Пламени так разгулялась? Да-да, конечно, все дело в Огне…
– Кто-нибудь представляет, куда мы провалились? – Пошатываясь, Хакмар с трудом поднялся на ноги и огляделся по сторонам.
– В Огнехранилище, – сказала Аякчан. – Добытый Храмом Огонь закачивают сюда, а уж отсюда распределяют по городу и Сивиру. – Она озадаченно поглядела на чашу. Недавно та была полна до краев, теперь сапфировое сияние доставало меньше чем до половины. Аякчан озадаченно посмотрела на свои искрящие руки – неужели это она его вытянула? Ничего себе! Да ведь здесь было запасов – на весь Сюр-гуд до конца Ночи! Девочка почувствовала, как горячая лапа страха гуляет по позвоночнику – это было как-то… слишком! Да есть ли предел ее собственной мощи? Она не станет об этом думать! Она потрясла головой, отгоняя пугающие мысли, и вслух сказала совсем другое: – Не понимаю только, почему Огнехранилище не под самим Храмом, а под дворцом верховных? И железяки тут какие-то… – она кивнула в сторону уходящего от чаши скального тоннеля с проложенными по полу двумя ровными одинаковыми полосками металла. Тускло отблескивающие в свете Огня стальные рельсы начинались от края чаши и пропадали в темноте.
