Ознакомительная версия.
Что-то полыхнуло, много ярче, чем прежде, и – закладка стала единой. Границы чердака исчезли, стали призрачно-прозрачными, ненастоящими декорациями, как в момент нырка. Казалось, в их мире открылась сияющая, ведущая в неведомое дверь. От стрекозы потекло сияние, коснулось руки сине-бледного, застывшего в напряжении Долбушина и…
И именно в этот момент Гавр надумал резко вскинуть морду. Мокрый плоский нос с силой ударил Долбушина по запястью. Он вцепился в нее мгновенно повлажневшими от страха потерять закладку пальцами, но не удержал. Закладка вырвалась. Камень описал в воздухе дугу. Долбушин закричал. Закладка пролетела сквозь бледный, спиралью лежавший дым и упала у второго люка. Она лежала в молочном тумане, полыхая сквозь него. Глава форта не смог сразу подбежать к ней, потому что с ним рядом стояла Рина, вцепившаяся в загривок Гавра, а оставлять ее без зонта было никак нельзя.
Сияние, охватившее было кисть главы форта, отхлынуло вместе с закладкой.
– Идем! – быстро сказал Долбушин. – Двигайся вместе со мной! Держи гиелу!
– Гавр не хотел!
– Тихо! Держи гиелу, она не должна касаться этой дряни!
Они успели сделать один шаг. Закладка полыхнула, и давно треснувший камень распался на части. Стрекоза поднялась в воздух, пролетая балки, как нечто несуществующее. Было ясно, что и крыша ее не задержит. Несколько секунд – и она исчезнет для них навсегда. Нелепым тройным существом, ползущим, как черепаха и прячущимся под одним зонтом, они никак не успевали ее перехватить. Рине это было слишком понятно.
– Держи Гавра за загривок! Не отпускай! – крикнула она и, раньше, чем глава форта разобрался, что она хочет, рванулась вперед.
Пальцы Долбушина запоздало скользнули по куртке, когда Рина уже летела через туман. Нога толкнулась о пол. Еще прыжок! Молочный туман настиг ее между вторым и третьим прыжком, когда Рина зачерпнула носом воздух. В то же мгновение ей захотелось разорвать Долбушина, перегрызть горло Гавру, пальцами вырвать кому-нибудь глаза и растоптать их. Она будет убивать, даже если ее выпотрошат! Хоть ногтями, хоть единственным невыбитым зубом, но дотянется до врага! Это желание затопило все еще существо. Хорошо еще, что тело, настроившее себя на бег, не могло остановиться сразу.
Запоздавший крик Долбушина нагнал ее, когда вытянутая рука зачерпнула в воздухе летящую стрекозу. Бледно-голубое сияние коснулось ее пальцев. Рина упала на живот, чувствуя, что удерживает хрупкую жесткость живой закладки. А потом стрекоза полетела опять. Полетела по ее руке, держась под кожей и целиком обратившись в сияние. Это было необъяснимо. Закладка стала светом, сохранив свою целостность и форму. Рина видела, как жесткие крылья без боли проходят ее кожу насквозь, не оставляя следа. Живое сияние коснулось локтя, плеча. В плече стрекоза приостановилась, выбирая направление, а потом безошибочно свернула к сердцу.
Рина не испытывала ни боли, ни радости. Не слышала, что кричит ей Долбушин. Ей по-прежнему хотелось все ломать и уничтожать. Но сквозь тупиковую ненависть проступало и нечто другое. Она ощущала в себе стрекозу, продолжавшую вечный, сквозь время и пространство длящийся полет, и ей хотелось разом зачерпнуть всех: и сына Кавалерии, и маму, и слепую старуху, и тысячи других безвестных судеб. Охватить разом, до единой и изменить к лучшему, провести по самому краткому пути.
И это случилось. На мгновение Рина и кто-то еще незримо объединились, и Рина безошибочно ощутила этот путь, эту звездную дорогу, по которой двигаются абсолютно все, если только этого захотят. И, самое обнадеживающее, что это желание было не исключительно ее желанием. Она ясно осознала, что отражает в себе иное, великое, огромное, как океан, желание, из которого смогла зачерпнуть лишь чайную ложку.
Рина сама не понимала, как смогла выговорить:
– Пусть все будет так, как должно… И для мамы, и для Кавалерии, и для остальных!
Пелена ненависти отступила. Молочный удав отдернул безглазую голову, точно Рина стала ему не по силам. И в ту же секунду снизу кто-то нетерпеливо приоткрыл люк, устав ждать, пока эти трое – Долбушин, девчонка и гиела – наконец умрут. Призрачный змей получил то, к чему давно стремился. Подполз и втиснул голову в щель люка. Люк попытались захлопнуть. Поздно! Тугое туловище протискивалось метр за метром. На лестнице звучали полные ненависти голоса. Почти сразу они перешли в крик, в звуки яростной краткой борьбы и, наконец, в вопли и хрипы. Кто-то из берсерков выпустил болт и получил в ответ удар топора…
Удав исчезал в люке виток за витком. Он вошел во вкус. Его было не остановить. Прикинув его длину, Рина поняла, что он легко достанет до первого этажа, а то и вытечет на улицу. Звенело оружие. Кто-то кричал. Стонали раненые. Звучали проклятия. Арбалетные болты легко находили цель. Под конец что-то лопнуло со стеклянным звуком, и с лестницы стали доноситься совсем уже жуткие и потусторонние звуки. Это удав добрался до боевых магов Белдо, двое из которых таились за спинами у берсерков между третьим и четвертым этажами. И теперь маги уничтожали друг друга. Один пустил в ход убийственное умение, другой ответил ударом стилета. Никто не имеет защиты от дыма ненависти.
Хвост молочного удава исчез в люке. Люк захлопнулся. Рина поднялась, пытаясь понять, где стрекоза. Стрекозы не было. Исчезла? Едва ли, скорее унеслась, пока она лежала на полу! Закладки такого уровня не исчезают. Теперь она всегда будет пребывать в их мире, бело-голубыми нитями штопая его многочисленные прорехи.
– Аня!
Рина обернулась. Долбушин стоял и смотрел на нее. Зонт он закрыл и опирался на него, как на трость. Гавра же по-прежнему удерживал за загривок, а тот, хотя и рычал, почему-то терпел это.
– Аня!
Рина опустила голову так низко, что на Долбушина смотрел только ее выпуклый лоб.
– Кто это: Аня? Я Рина! Да, я твоя дочь, но не Аня! Я возвращаюсь в ШНыр.
– Но это не твоя история! – быстро возразил Долбушин.
– Нет. Это именно моя история!
КонецЦит. по: Архимандрит Тихон «Несвятые святые» и другие рассказы.
Ознакомительная версия.
