Ох… внезапно мои мысли приняли другой оборот. Что, если… если это не просто метафора? Если он и вправду… из другого мира?
— Почему ты велела мне прекратить? — серьезно спросил он.
— Потому что ты причиняешь людям боль. Твоя музыка им… вредна.
Я чувствовала страшную жестокость своих слов. Он выглядел таким беззащитным. Таким грустным. Но это, конечно, было только частью проблемы.
Долго, ужасно долго он сидел не шевелясь, сжимая свою драгоценную гитару.
— Ты уверена? — наконец спросил он. Я кивнула.
— Твоя музыка слишком сильная. Мы не привыкли к такой силе. Она ранит нас.
Его глаза стали огромными, почти неестественной величины. Такие глаза могут быть у ночных существ, а не у человека.
— Но я не знаю, что еще мне делать… — прошептал он.
Он выглядел таким потерянным. Я постаралась найти добрые, успокаивающие слова.
— Я думаю… наверняка ты умеешь делать что-нибудь другое. Не только играть и петь.
Он опустил глаза и посмотрел на гитару.
— Я умею вырезать из дерева, — сказал он. — Я… когда-то у меня это неплохо получалось.
«Быть хорошим плотником совсем не зазорно», — подумала я. Правда, при этом у него не будет таких доходов, как у поп-звезды.
И потом мне вспомнилась песня, которую он сочинял. О возвращении домой.
— Кид, — сказала я. — Ты не мог бы рассказать, откуда ты?
Он взглянул на меня с беспокойством.
— Из места под названием Бард, — ответил он.
— И как там?
— Чудесно. — с грустью ответил он. — Там очень много музыки. Каждый играет на каком-нибудь инструменте, а то и на нескольких, каждый поет… Все живут и дышат музыкой, с самого рождения и до смерти. Бард построен на музыке, — говоря это, он делался все печальнее и печальнее.
— Похоже, это отличное место, если ты музыкант.
Он грустно улыбнулся.
— Вот именно — если ты Музыкант, — и снова он особым образом выделил это слово, будто произнес его с большой буквы.
— Тогда почему ты не вернешься туда? Он внезапно встал.
— Не могу, — был ответ.
— Почему?
— Не могу, и все. К тому же я все равно не Музыкант.
— Шутишь? Ты лучший музыкант, какого я слышала.
Он молча покачал головой.
— На самом деле — нет.
— Кид… а где это — Бард?
— Далеко.
Я не могла не спросить. Если я ошибаюсь, пусть он считает меня сумасшедшей. Но я должна знать.
— Далеко — это… где? В другом мире?
Он застыл. Обернулся. Пристально посмотрел на меня.
— Откуда ты знаешь?
Есть! Я вздохнула. Потом улыбнулась самой располагающей улыбкой.
— Знаешь что, Кид… Пора тебе познакомиться с моими подругами.
Нам не сразу удалось убедить его, что мы кое-что смыслим в перемещении по другим мирам. И даже после этого он продолжал твердить, что мы не сумеем ему помочь. Никто не сумеет.
— Почему? — спросила Хай Лин.
Он снова посмотрел на гитару и вдруг покраснел от стыда.
— Я… я изгнанник. Я совершил Проступок.
Совершил проступок? На мой взгляд, в этом нет ничего серьезного. Ну, допустим, нарушил правила уличного движения или еще что-нибудь в этом роде.
— Если не хочешь, можешь не рассказывать, — сказала Вилл.
«О, расскажи, расскажи! — мысленно взмолилась я. — Я хочу знать!»
Он вздохнул.
— Когда вы узнаете, то не захотите мне помогать, — с уверенностью сказал он.
— Почему?
— А почему вообще вы должны мне помогать? Откуда у вас такой интерес ко мне?
— Ну… потому что… — Потому что надо помогать другим, хотела ответить я, но это прозвучало бы слишком ханжески.
— Из-за музыки, верно?
— Не совсем. — Но я не могла не признать: если бы он не играл такую музыку, не пел так красиво, то большинство людей прошли бы мимо него на улице, не обратив внимания.
— Понимаете, я не рожден с музыкальным талантом.
— В этом и есть твой проступок? — спросила Корнелия.
— Нет. Но на Барде нелегко жить, не имея музыкального дара. Вы там не были, вы не знаете… Музыка там кругом, везде, во всем. А я не умел играть. Сколько я ни старался, мне говорили: ты поешь фальшиво, не чувствуешь ритма… Я почти все делал неправильно и даже не слышал этого. Потому что у меня не было слуха. Я таким родился. Однако люди были добры. Говорили мне, что это не имеет значения, что у меня хорошо получаются другие вещи. И правда, многое получалось. Но, понимаете, по сравнению с музыкой все остальные дела не имеют значения… Мой отец — Музыкант. Он завоевал этот титул одним из самых молодых. Мне было невыносимо горько разочаровывать его.
— И что ты сделал? — тихо спросила Тарани.
— Я пошел… в запретное место. В Круг Тишины, — на последних словах его голос задрожал и чуть не угас. Он отрывисто вздохнул и продолжил, видимо, решив, что мы должны услышать самое худшее: — Говорят, если там загадать желание, иногда оно сбывается. И я захотел… всей душой захотел сделать так, чтобы отец мною гордился. И… Ания тоже.
— Кто она? — спросила я, хотя обо всем уже догадалась по его голосу.
— Девушка. Очень красивая. Я хотел жениться на ней. И боялся, что она за меня не пойдет, если я не буду Музыкантом. — Его пальцы, блуждавшие по струнам гитары, извлекли тихий одиночный аккорд. Вдруг я догадалась, что волосы у Ании были темные. Цвета полуночи, как этот звук. — И я пошел далеко в леса, туда, где Круг. Лег на черные камни под разрушенным сводом. И уснул. А когда проснулся, солнце уже садилось, но я знал — идти домой еще рано. Сначала надо было кое-что сделать.
Он замолчал. Одна его рука поглаживала черное дерево гитары. На этот раз он не касался струн, но в воздухе все равно звенела еле слышная призрачная музыка. Наверное, отзвуки.
— Что? — спросила я наконец, сгорая от нетерпения. — Что ты должен был сделать?
— Ее, гитару. Из черного дерева обрушенного свода.
Он произнес это так тихо, что я еле разобрала слова.
— Ну и что? — поторопила я его.
— При свете луны работа заняла у меня всю ночь. Наутро был готов корпус гитары. Струны я купил у мастера, изготовляющего музыкальные инструменты. Но все остальное было принесено из Круга Тишины. И тут, внезапно, я начал играть. Первое время мне приходилось скрываться, делать вид, что я медленно делаю успехи. Произошло чудо. Будто открылась запертая дверь. Я наконец понял, о чем говорят все остальные. Это было… как будто я родился глухим и вдруг стал слышать.
Радость открытия, будто луч света, пробилась сквозь печаль, наполнявшую его слова. Я невольно взглянула на гитару. И все из-за нее? Невероятно. Даже если она и вправду принесена из этого… как он его назвал? Круга Тишины.
— Они назвали это Поздним Пробуждением. Говорили, что это чудо. Но в конце концов выяснили, почему произошло это чудо. Старейшины ввели меня в Круг Гармонии и устроили суд. Они сказали, что я нарушил Закон Музыки. Что я сотворил Чудовище. И за это должен быть изгнан. Они открыли проход между Струнами Бытия и ввели меня в него. А чтобы я не вернулся, посадили там Страж-зверя. Путь закрыт. Я не могу вернуться домой. — Его пальцы снова пробежали по струнам и извлекли аккорд, полный горя и одиночества. Карие глаза, поняла я. У Ании были карие глаза.
— Вот так, теперь у меня есть музыка, — молвил он наконец. — И больше ничего.
Наступила тишина, глубокая и тревожная. И в эту тишину вломился Ал Гатор со своими головорезами.
— Вот они! — заорал исполнительный директор «Звездной музыки», хотя непонятно, как он мог что-нибудь разглядеть среди полумрака через свои темные очки. Наверное, у него рентгеновское зрение. — Выгоните этих нарушительниц с запретной территории!
— Ты не заметила видеокамеру, — шепнула я Вилл.
— Вряд ли. — Она на миг закрыла глаза, потом снова открыла. — Черт возьми, — пробормотала она, указывая на небольшую коробочку над дверью. — Я пропустила микрофон.
Один из головорезов, поигрывая мускулами под тесной черной футболкой с надписью «Огнецветы. Охрана», угрожающе шагнул вперед.
— А ну, проваливайте, леди, — пророкотал он. — Хозяин хочет, чтобы вы ушли, и он не шутит.
— О, мы с радостью уйдем, — заявила я, — но только если Кид пойдет с нами.
— Нет уж, мисс, этому не бывать…
— Но я хочу уйти с ними, — тихо сказал Кид.
— Хочешь? — голос Гатора от изумления сорвался на фальцет. — Что ты сказал? Что за чушь они вбили тебе в голову?
— Я хочу уйти, — упрямо повторил Кид. — Я больше не хочу быть поп-звездой.
Гатор побелел, потом покраснел, потом побагровел от ярости. Зрелище вышло довольно занятное.
— Как вы посмели?! Неужели я?… Вы представляете, сколько денег!.. — от бешенства он не успевал заканчивать фразы. Потом нечеловеческим усилием обуздал свой гнев. — А теперь послушай меня, малыш, и вы все тоже слушайте. Кто тебя открыл? Я. Кто дал тебе все, о чем ты просил? Я. Ты хороший парень, неплохой музыкант, не хочу тебя обидеть, но ты не от мира сего…
