— Ты обвиняешь меня? — в рокочущем голосе Хроноса послышалось не то удивление, не то насмешка.
— Нет. Как я могу тебя обвинять? Ведь ты отпустил на мою жизнь положенный срок. Я благодарна тебе за все годы, месяцы, недели и дни, что прожила. А то, что времени у меня оказалось так мало… Ты прав, я сама виновата.
Марика опустила голову, чтобы никто не заметил невольно выступивших слёз. Ей было жаль расставаться с жизнью, когда ещё столько не свершилось.
— Ты мудра не по годам. Люди редко благодарят за то, что им даётся. Они либо не замечают этого, либо воспринимают как само собой разумеющееся. Я готов дать тебе отсрочку, но прежде я разберусь с должниками. Пора забрать иллюзии.
Маги в растерянности переглянулись, и среди них поднялся ропот.
— Пощади! Твоё наказание слишком сурово. Как же мы будем жить в пустыне? — взмолился Савватий.
— То, что вы принимаете за пустыню, на самом деле песок в конусе песочных часов, и вы в нём всего лишь песчинки. Вы думаете, что роскошь, которой вы лишились, и есть суть иллюзии? Нет. Главная иллюзия — это
жизнь, которая в вас ещё теплится. Долгое время вы жили в долг, но пришла пора расплатиться.
В тот же миг пустыня будто ожила. Зыбкий песок стал затягивать магов в свои недра. Марика, Прошка и Азар с недоумением и ужасом смотрели, как некогда могущественные чародеи тщетно пытаются выбраться из страшного плена. Но чем больше они барахтались, тем быстрее увязали. Лишь Зо-сима не противился неизбежному и стоял, гордо сложив руки на груди.
Марика порывисто бросилась к повелителю дорог, чтобы помочь ему, но наткнулась на незримую стену. Гибель чародеев была неотвратима, но девочку испугало не это. Всех рано или поздно ждёт конец, но Марике довелось побывать возле Врат Смерти, и она знала, что нет ничего хуже, чем умереть без раскаяния. Как бы то ни было, она никому не желала уйти за чёрную арку, где не было ничего, кроме клубящегося, беспросветного страха. Нужно было остановить неумолимое время, чтобы гибнущие старики успели покаяться.
— Великий Хронос, подожди! — воскликнула девочка. — Никто не должен уходить, унося в сердце зло!
Хронос столько раз слышал мольбы гибнущих «песчинок», что давно уже был глух к ним. Марика в отчаянии выкрикнула:
— Ты подарил мне лишние мгновения, отдай их этим несчастным, чтобы они успели покаяться!
Над головой раздался такой удар грома, что воздух вокруг завибрировал.
— Ты, ничтожная пылинка, в другой раз отказываешься от моей милости! — гневно зарокотал Хронос. — Неужели ты настолько не ценишь свою жизнь, что готова пожертвовать своими последними мгновениями?
— Загляни ко мне в сердце, и ты увидишь, люблю ли я жизнь! — с вызовом произнесла девочка.
Хронос заговорил не сразу, как будто ему понадобилось время, чтобы заглянуть в душу девочки.
— Ты и впрямь готова заплатить большую цену, — наконец смягчился титан. — Я дам им несколько мгновений.
В тот же миг зыбучие пески под ногами У чародеев вновь превратились в твердь.
Хронос обратился к магам:
— Вам повезло. Нашлась одна добрая душа, которая вас пожалела. Я дарую вам несколько мгновений, чтобы проститься с миром.
Все взгляды устремились на Марику.
— Мне жаль, что так получилось. Я не хотела принести на остров беду. Простите меня, — сказала девочка.
— Ты ни в чём не виновата. Это ты нас прости за то, что наш разум помутился и мы забыли о совести, — сказал Авдий.
— Прости, мы причинили тебе много страданий, — вздохнул Савватий.
— Мы недостойны твоей милости. Прости нас, — подхватил Весигон.
Один за другим чародеи произносили слова покаяния. На этот раз они без страха смотрели девочке в глаза, и никто не отводил взгляд. Когда последний из них замолчал, заговорил Хронос:
— Ваш земной путь завершён, но вы можете вернуться в мир в другой ипостаси. Каков ваш выбор?
Первым заговорил Ксанф:
— Меня звали Многоликим за то, что я не терпел постоянства. Я хочу остаться верным себе и обернуться водой.
— А я — песком на берегу океана, чтобы слышать шёпот вечности в шелесте волн, — сказал Братир.
— Я всегда был домоседом. Мне бы стать плодородной землёй, — решил Савватий.
— По мне, лучше быть камнем на вершине горы, чтобы вся земля была передо мной как на ладони, — отчеканил Проктор.
— Я хочу стать золотым самородком, чтобы всякий сразу понял мою ценность, — высказал своё желание Гурий.
— Я хочу обернуться воздухом, невидимым, но необходимым всему живому, — сказал Весигон.
— Нет ничего лучше, чем стать пламенем костра и завораживать людей зрелищем пляшущего огня, — произнёс Авдий.
— Я всегда был бродягой. Мне бы превратиться в солнечный луч, которому не сидится на одном месте, — заключил Зосима.
Агриппа, скрывавшийся в облике Аза-ра, с ужасом ждал, когда черёд дойдёт до него. Во рту у него пересохло от страха. Неужели все интриги и хитрости окажутся напрасными и ему придётся разделить участь других чародеев? Бывший Верховный Маг, будто издалека, услышал рокочущий голос Хроноса:
— Будь по-вашему. А теперь пришло время отдать дань Времени.
Воздух вокруг чародеев задрожал, отчего их очертания потеряли чёткость. Лица стариков выглядели умиротворёнными и спокойными. Их тела становились прозрачными и истончались, пока не исчезли совсем.
Агриппа перевёл дух и самодовольно расправил плечи. Ему удалось провести самого Хроноса. Когда-то он слыл магом средней руки, а девушка, к которой он питал глупое чувство, укоряла его в том, что он хитростью занял место Верховного Чародея. Если бы сейчас его могли видеть те, кто считал его посредственностью. Многим из них он помог перейти в мир иной. А сегодня он окончательно доказал свою исключительность. Остров Гроз исчез с лица земли, и только он, бывший Верховный Чародей, невзирая на пророчество, остался жить. Агриппа ликовал.
Словно в ответ на его мысли, Хронос произнёс:
— Никому не дано обмануть время. Из Безвременья могут выйти только трое.
— Так нас и есть трое, — буркнул себе под нос Прошка, и они с Марикой недоумённо переглянулись.
Агриппа насторожился. Что значили слова Хроноса? И тут он услышал отдалённый крик и увидел высоко в небе большую чёрную птицу. Агриппу словно обдало ледяной волной. Он сразу понял, что это его бывший ученик, а ныне непримиримый враг, заключённый в тело альбатроса. Его появление было не случайно. Хронос давал понять, что выжить мог только один из них.
— Что мы должны сделать, чтобы вернуться к людям? — спросила Марика.
— Завести часы, — ответил титан.
— Где их искать?
— Они сами вас найдут.
Марика задумалась. Не может быть, чтобы всё было так просто. Наверняка тут таился какой-то подвох. Если часы найдутся сами собой, значит, придётся потрудиться, прежде чем отыщется ключ. Она не успела спросить об этом, как Хронос ответил на её загадку:
— Это необычные часы. Они заводятся не ключом, а сердцем. Вход в мир людей откроется, когда трое часов станут показывать время, а умеющий летать потеряет крылья.
Громоподобный голос Хроноса звучал всё тише и тише. Последние слова были едва различимы.
— Кто такой умеющий летать? — крикнула Марика.
Ответом ей была тишина.
Со всех сторон ребят окружала безжизненная пустыня. Барханы походили на застывшие волны. Яркое солнце слепило глаза. В его жёстких лучах пески казались выбеленными. Напрасно путники вглядывались в горизонт. Нигде не было ни намёка на то, в какую сторону идти.
— Сплошные загадки и ни одного ответа, — проворчал Прошка. — Вы хоть что-нибудь поняли? Как это только трое могут вернуться? Нас что, толпа?
— Наверное, это означает, что мы должны держаться друг дружки и всегда быть вместе, — предположила Марика.
Скрывавшийся под личиной Азара Агриппа не принимал участия в разговоре. Он был единственным, кто понял пророчество Хроноса. Только он знал, что их не трое, а четверо. В живых останется либо он, либо Азар. Неужели с мечтой проникнуть в мир людей придётся распроститься навсегда? Грудь Агриппе сдавило гнетущее чувство безысходности. Почему это должно случиться теперь, когда он обрёл новое, юное тело? Он невольно застонал.
Марика тронула его за локоть.
— Азар, что с тобой? Тебе плохо?
Агриппа вернулся к действительности.
Он невольно поморщился. Имя, которым его теперь называли, отнимало у него силы. Это было чужое, враждебное имя.
— Не называй меня Азаром, — раздражённо отрезал он.
— Почему?
«Потому что я не Азар. Этот глупый мальчишка опрометчиво позволил мне воспользоваться своим телом», — хотел выкрикнуть Агриппа, но, сдержавшись, сказал:
— Это имя мне дали на острове Гроз, но больше я не хочу его носить.
