землянином. И даже полюбил Бекки.
* * *
Том стоял в темноте, обнимая Бекки за плечи. Их последняя свеча догорела. Последний кусок пирога был съеден. Они не знали, куда им идти, не слышали ничьих голосов.
И после долгих часов в пещере они поняли, что им не выбраться.
Школьный пикник начался замечательно. Том и Бекки провели прекрасное время, поедая припасенную снедь, и вместе со всеми с энтузиазмом восприняли идею отправиться в пещеру.
Они долго бродили по коридорам, натыкаясь на другие парочки, и наконец решили исследовать боковой ход. А потом увлеклись, свернули не туда, попытались вернуться, но все вокруг было уже незнакомым.
И теперь, смертельно усталые, голодные, не зная, сколько часов или дней они бродят в темноте, дети жались друг к другу, стараясь согреться.
Том поцеловал Бекки, чувствуя, что клубок подкатывает у него к горлу, и уверил ее, будто надеется найти выход из пещеры и встретить тех, кто их ищет. Потом он взял бечевку в руку и пополз на четвереньках по одному из коридоров, едва живой от голода, с тоской предчувствуя близкую гибель.
Карабкаясь в темноте, он собрался было повернуть назад, но тут ему показалось, что впереди виден слабый свет. Сердце Тома заколотилось так сильно, что ему слышалось — стук возвращается со всех сторон эхом. Он заторопился из последних сил, стукаясь головой о нависающий каменный свод.
Узкий лаз расширился и Том оказался в огромном зале.
Дальние его концы тонули в темноте. Зал был огромнее их церкви, он был даже огромнее центрального зала на межгалактической станции Марк-2.
Слабый свет лился сверху. Том поднял глаза и увидел в каменном своде высоко над головой вытянутое отверстие, а в нем синее небо, плывущие по нему облака.
Том стоял неподвижно и смотрел. Где-то там в городе осталась «тетя Полли». Мама.
Где-то там заканчивалось голубое небо и начинался черный космос, в котором блестели миллиарды звезд, плыла в ледяной пустоте станция Марк-2, ощетинившаяся иглами пристыкованных кораблей, и совсем-совсем далеко, в конце одной из червоточин летела по вытянутой орбите вокруг красного солнца его планета. Четыре луны в оранжевом небе. Черный песок, синие деревья, огромный океан и горы. Дом.
«Я провалил миссию», — подумал Том. У него в душе не было даже отчаяния. Он слишком устал.
Да, если он снимет зифрасс, то ему ничего не стоит забраться по отвесной стене к выходу. Он выберется через эту дыру и останется жив. Но он не сможет спасти Бекки. Даже если он вернется к главному входу в пещеру, он никогда не найдет тот коридор, где она сейчас сидит в темноте, обхватив коленки руками и думая о самом страшном. Привести людей к этой дыре, чтобы они спустились вниз? Его спросят, как он забрался по отвесной стене.
А если попробовать карабкаться вместе с Бекки…
Тогда ему придется показать ей себя. Настоящего.
И миссия все равно будет провалена.
А главное — Том не знал, что будет с Бекки потом. Никто не должен узнать, кто он на самом деле… И если Бекки, выбравшись наружу, кинется от него с диким криком, и расскажет всем, что она увидела…
— Ей никто не поверит, — подумал Том. — ее посчитают душевнобольной.
Зато она будет жива.
Вот только…
Казалось бы, — Том уже промерз до костей, но ему все равно на миг стало еще холоднее.
Он не знает, что решит Центр. Взрослые заточены на решение проблем и на достижение результата. Они могут сказать, что если не будет Бекки, то и проблемы не будет. Они скажут, что в этом малоразвитом мире люди гибнут очень часто. Да они и так все время убивают друг друга. Всего-навсего один житель этого отсталого мира — а на другой чаше весов Миссия, которую готовили сотни лет. Они скажут, что чем быстрее Бекки замолчит, не успев рассказать об увиденном всему городу, тем меньше людей им придется устранять. Ведь ты же не хочешь, скажут он, чтоб она разболтала про тебя всем?
Я спасу ее только для того, чтобы через короткое время Центр «решил проблему»?
И Миссия продолжится. И все будет как раньше.
Но я ведь могу объяснить им, что это тоже люди. Слабые, неразвитые, полные дурацких предрассудков, убивающие друг друга, думающие, что от белой или черной кожи зависит, настоящий ли ты человек, или что-то вроде говорящей собаки…
Я могу объяснить им, что я люблю Бекки.
Но они не послушают меня. Я всего лишь участник Миссии уровня 34. Никто не слушает мнения тридцать четвертых.
* * *
Из этого последнего коридора Том вернулся совсем измученный. Он сел рядом с Бекки, обнял ее за плечи и взял за руку. Пальцы Бекки совсем заледенели, она сидела молча и только вздрагивала иногда.
Том глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду и сжал в темноте ее ладонь чуть сильнее.
— Я кое-что нашел, Бекки. Пойдем со мной, я покажу тебе это.
— Не мучь меня такими пустяками, Том. Я очень устала. Мне все равно. Я умру тут, — тусклым голосом сказала Бекки.
Но Том продолжал настаивать и наконец Бекки согласилась.
Том зашарил в темноте руками, чтоб отыскать смотанную в клубок бечевку. Он хотел обвязать Бекки за талию, а другой конец бечевки прикрепить к своему поясу, чтоб ей было не так страшно ползти за ним в темноте по узкому каменному лазу, но везде натыкался только на камень.
Ползти с Бекки было сложнее, чем одному. Она очень устала и еле перебирала руками и ногами, так что Тому приходилось останавливаться и ласково уговаривать ее не сдаваться.
Когда Бекки увидела голубую дыру у них над головой, измазанное глиной, осунувшееся, измученное лицо ее на миг осветилось радостью.
Потом она скользнула взглядом по отвесной стене и все поняла.
Сев на землю, Бекки сказала:
— Мы будем кричать и нас кто-нибудь услышит. А даже если нет, Том, мы все время будем видеть небо. Все время, до самого конца.
— У нас совсем мало времени, Бекки.
Я попрошу тебя сейчас о чем-то очень важном. Поклянись мне, что ты сделаешь, как я прошу.
Том торопливо перебирал в уме, чем она может поклясться, чтоб было наверняка.
— Поклянись своей бессмертной душой.
— Клясться — грешно, Том. Ты же помнишь: «…говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие
