Борис не стал есть печенье по другой причине. Он был человеком самолюбивым и не хотел так быстро сдаваться. Долька шоколада почти растаяла в его ладони. Это не осталось незамеченным.
– Ешь, – сказал Стасик, – ты не у папы с мамой. У нас никого не уговаривают.
Борис неопределенно мотнул головой.
– Ешь, – повторили ему. – У нас выделяться не положено. Дисциплина существует для всех.
Но Борис еще пробовал сопротивляться.
– Ты что, командир?
– Он заместитель руководителя группы, – сказала хозяйка свитера.
– А тебя, Мартышка, пока не спрашивают, – отозвался Стасик.
– А ты руководи поменьше.
В эту перебранку, которая, впрочем, была беззлобной и как будто привычной, Лжедмитриевна не вмешивалась. Она молча переводила взгляд с одного говорившего на другого.
– Боря, нужно съесть, – это уже Алексей Палыч, перешедший в ряды противника, начал понемногу предавать своего верного друга.
– Ешь, Боря, – почти ласково сказала Мартышка.
Выслушивать дальше уговоры было уже просто глупо. Борис сунул одну печенину в рот и раскусил ее с такой силой, словно на зубах у него была эта самая Мартышка.
После еды все принялись обуваться. Носки и кеды на камнях просохли, а у водоносов они почти высохли на ногах.
Алексей Палыч натягивал кеды, которые были на размер меньше, чем нужно. Стасик заметил и это.
– Выкиньте стельки, – посоветовал он.
– Спасибо, – послушно отозвался Алексей Палыч.
Стасик усмехнулся. Алексей Палыч понял, что начинает попадать в зависимое и подчиненное положение. Этого допускать было нельзя. Только он да Борис знали об опасности, и только они могли ее предотвратить. Если, конечно, могли...
"Нужно держаться увереннее, – подумал Алексей Палыч. – Ведь управляюсь я с такими же в школе."
Между тем группа уже навьючилась рюкзаками и зашагала к лесу.
Алексей Палыч с сожалением взглянул на полуботинки, нежившиеся под солнцем на макушке камня. Почти новенькие, натуральной кожи, не купленные, а "достанные" его женой путем мелких унижений и крупных знакомств. Теперь эти полуботинки с молчаливым упреком смотрели на своего хозяина, словно понимали, что расстаются с ним навсегда.
Алексей Палыч махнул рукой и направился вслед за группой.
Борис шел за ним, волоча по земле свитер, – это была последняя попытка сопротивления, увы, никем не замеченная. Свитер цеплялся за сухие веточки вереска, и спустя минуту Борис перекинул его через плечо. А когда комары, радостно завывая, бросились в очередную атаку, он окончательно смирился и натянул свитер поверх рубашки.
Спустившись с гряды, группа вошла в веселый березовый лес.
Листва уже набрала полную силу, но была по-юному свежей, поблескивала на солнце, и оттого лес казался приветливым и дружелюбным. Трава еще не вытянулась во весь рост – идти было легко. В новых кедах Алексей Палыч ощущал даже некоторую упругость в ногах. Исчезла одышка, свободнее стали движения. Неожиданно возникли воспоминания о давно забытой волейбольной молодости, студенческих кроссах и зачетах по физкультуре.
"Еще не поздно, – подумал Алексей Палыч. – Вернусь, куплю костюм, буду бегать. Теперь многие бегают... Основа жизни – движение."
Тут Алексей Палыч обо что-то споткнулся и грохнулся грудью о землю. Физкультурные планы разом вылетели их него: для того чтобы бегать кроссы, нужно было еще вернуться домой.
Теперь Борис и Алексей Палыч шли рядом.
– Как ты думаешь, Боря?.. – спросил Алексей Палыч. – Куда мы все-таки идем?
– По компасу шпарит, – отозвался Борис. – Вы разве не видели: у нее на шее компас подвешен?
Алексей Палыч вспомнил: на груди Лжедмитриевны болталась плексигласовая пластинка со встроенным в нее компасом.
Алексей Палыч вздохнул.
– Первый день на Земле и уже все знает...
– Другая рассказала. Она ведь тоже шпионка. У них, может, кругом шпионы. А может, все на Земле – шпионы, одни мы с вами нормальные?
Черный юмор Бориса носил слишком общий характер. Сейчас Алексея Палыча интересовали дела более конкретные.
– А ребята, как они тебе?
– Нормальные. Мартышку сразу видно – противная. Значит, настоящая.
– Надо выработать какую-то линию поведения, – сказал Алексей Палыч и снова грохнулся на землю. Свою мысль он закончил уже лежа: – Иначе мы ничего не сможем сделать. Я знаю о твоей нелюбви к девочкам. Придет время, ты изменишь свою позицию...
– Вот еще! – возмутился Борис, глядя на своего учителя сверху вниз.
– Не будем спорить. Во-первых, нельзя ссориться с ребятами. Во-вторых, – продолжал Алексей Палыч, поднимаясь на четвереньки, нужно как-то делить с ними трудности – взять на себя часть груза и так далее...
Последние слова учителя находились в таком противоречии с положением его тела, что Борис, впервые за весь день, улыбнулся.
– Ничего смешного нет! – рассердился Алексей Палыч. – Я впервые за двадцать лет надел кеды.
– В кедах-то легче...
Смех распирал Бориса. Он отвернулся и взглядом поймал группу. Последний рюкзак едва заметно маячил между стволами.
– Уходят!
Ученик и учитель побежали. Борис бежал сзади, равняясь по слабейшему. Через десяток метров Алексей Палыч, к великому своему изумлению, опять спикировал и приложился к земле.
– Шнурок завяжите! – крикнул Борис, перепрыгивая через своего учителя, как футбольный нападающий через вратаря.
Борис не остановился. Он побежал дальше, давясь на ходу смехом. Как у всех юных граждан нашей планеты, несчастья близких вызывали у него приступы оптимизма. Алексей Палыч об этом знал. Самый смешной случай, например, в кулеминской школе состоял в том, что дворник, скалывая лед, спланировал с крыши в сугроб и сломал руку.
Алексей Палыч, отплевываясь сухими травинками, встал на колено, завязал шнурок, распустившийся чуть ли не на всю длину, и, приняв низкий старт, пустился догонять Бориса.
Больше в этот день он не падал.
И снова двое шли вслед за группой.
Расплавленные до белесого свечения небеса нависли над ними. Что думали о них в этих небесах? Может быть, хихикали, удивляясь медлительности путешественников, несовершенству людей, которых природа снабдила ногами вместо гусениц или двигателя на воздушной подушке? Может быть, там, наверху, какой-нибудь очкастый уже сочинял книгу о нашей цивилизации; книгу, в которой есть глава: "Туризм как способ переноски тяжестей".
Наверное, они уже отметили нелогичность в поступках людей. Ведь дай какому-нибудь гражданину сто рублей и попроси его отнести двадцать килограммов груза за пятьдесят километров – и он, ни секунды не раздумывая, наплюет на вас и на ваши деньги. Но тот же гражданин может истратить свою кровную сотню, закупить на нее те же килограммы, взвалить их себе на плечи и нести не за пятьдесят, а за двести километров. Притом, чем хуже, тем ему лучше. Вместо газовой плиты костер. Вместо чая с лимоном в стакане с подстаканником – железная кружка. Вместо магазинных бифштексов – подгорелая перловая каша. Вместо асфальта, наконец, нехоженый лес с буреломом.
Обросший, как дезертир, пробирается этот чудак из пункта "А" в пункт "Б", оставив за спиной семью, личный автомобиль и неоконченную диссертацию.
И он счастлив.
Наверное, не могли понять этого в небесах. Потому и направили очередного шпиона в туристскую группу. Но тогда – почему в детскую? Разве поступки детей определяют правила и порядок нашей жизни?
Размышляя таким образом, Алексей Палыч немного увлекся. Мысли мыслями, но и ноги переставлять надо. Борис уже с нетерпением оглядывался на него.
Группа неслась во всю свою молодую мощь, не обращая внимания на перегрузки.
Теперь Лжедмитриевна шла позади. Но направление сохранялось. Алексей Палыч, как физик, приблизительно знал поправки на широту и на время года. По тому, как перемещалось за спиной июньское солнце, он понимал, что они идут примерно на север. Но карту области он представлял плохо. А ему очень нужен был какой-нибудь населенный пункт, хотя бы для того, чтобы послать телеграмму родным Бориса. Да и продуктов купить не мешало.
При мысли о продуктах пустой желудок проснулся: в нем стало посасывать.
Решив, что три печенины не спасут группу, Алексей Палыч достал их из кармана и сунул Борису.
– А вы?
– Это лишние, – туманно сказал Алексей Палыч.
Борис прекрасно знал, что это благородная ложь, и полторы штуки вернул обратно.
Желудок, получив эти жалкие крохи и более ничего, буквально взвыл от негодования. Но тут уж Алексей Палыч ничего поделать не мог. Не обращая внимания на угрозы, он продолжал вышагивать дальше.
– А может, они и правда роботы? – проворчал Борис. – Несутся как угорелые.
Размышление это осталось без ответа: у Алексея Палыча сил на разговоры уже не было; тут, дай бог, не упустить из виду Лжедмитриевну, то и дело норовившую скрыться за стволами деревьев.
