И в любом случае Даниэль Дегар и Виктор Астахов едва ли что-то знали друг о друге. Ведь бумажку с адресом у барабанщика отобрали при допросе…
Но конец неясен даже не из-за этой неизвестности. Грустно другое. Маленький барабанщик Второго Колониального полка никогда не узнал ответа на свой вопрос: "Зачем мир устроен так, что люди все время убивают друг друга?" И не узнал бы, доживи он хотя бы и до нынешних времен.
Потому что и в наши дни ответа нет.
Оська с разбега пересек пустой солнечный двор. Запрокинул голову. Поймал на затылке чуть не слетевшую бейсболку.
– Чудовище! Эй, Чудовище!
Двор обступали квадратом старые двухэтажные дома. С длинными балконами. На балконах неподвижно висело белье. Был конец мая, но стояла уже не весенняя, а густая летняя жара. В щелях ракушечных плит синел цикорий. У высохшего колодца утомленно доцветал кривой каштан-пенсионер. В этот полуденный, разморенный солнцем час на дворе должна была стоять сонная тишина. А тут – нате вам:
– Чудовище! Анаконда! Ну, где ты?!
Из-за стеклянной звякнувшей двери возникла Анка. С закутанной в полотенце головой (наверно, снова красила волосы).
– Осище, ты опять дразнишься! Я скажу маме!..
– Держи! – Оська метнул вверх увесистый школьный рюкзачок (кепка при этом все-таки упала). Анке куда деваться-то – поймала “посылку”.
– Осина ненормальная! Я все равно скажу ма…
– Скажи, что я в редакцию, а потом в порт! – Он подхватил бейсболку и замелькал навечно загорелыми икрами и локтями.
– Стой! Почему ты не в школе?! У вас же контрольная! Я скажу ма…
– Отменили! – донеслось из-под арки вместе с убегающим щелканьем сандалий.
Контрольную и правда отменили. Только не для всех, а для Оськи.
Когда на доске были написаны оба варианта с примерами и задачами, математичка Роза-Угроза вдруг скандально заявила:
– Чалка! Еще решать не начали, а ты уже пытаешься списать у соседа!
Чалка – это Оськина фамилия.
– Чего я пытаюсь списать! У него же другой вариант!
– Значит, пялишь глаза через проход в тетрадку Юхновской!
– Чего пялить, если у нее еще ни цифры не написано! – возмутился Оська. Хотя возмущаться, когда говоришь с Розой-Угрозой – себе дороже.
– Еще и хамишь! Встань сейчас же!
“Наверно, с утра полаялась с мужем”, – подумал Оська. И, видимо, эта мысль прочиталась у него на лице.
– Ты что-то умничать стал последнее время…
Оську опять дернуло за язык:
– А вам только дураки нравятся, да?..
– Что-о?.. А гуляй-ка ты, друг любезный, из класса. Отправляйся к завучу и скажи, что я сняла тебя с контрольной за подглядывание в чужие тетради. А я постараюсь, чтобы эту контрольную ты писал осенью!
“Ага, в другом пространстве”, – буркнул под нос Оська. И, уходя, довольно крепко закрыл за собой дверь.
Но в коридоре он сразу остыл. Обида еще булькала в нем, но уже не злостью, а слезами. Не хватало ему переэкзаменовки! И главное – за что?!
“Вот пойду к Ховрину и расскажу про все! Пусть напишет статью про издевательства над учениками! Или сам напишу…”
Но сначала надо было идти к школьному начальству.
К завучу Оська не пошел. Не сумасшедший же! Еще не было случая, чтобы Муза Георгиевна (старшеклассники прозвали ее Медузой Горгоновной) защитила пятиклассника перед учителем. Оська зашагал к кабинету директора (и по пути старался распалить себя снова, хоть немного).
Повезло: строгой секретарши в приемной не было, а директор был на месте. Но… там же сидела и Медуза!
– Здрасте… – Оська сумрачно встал на пороге.
– Ты почему входишь без стука! – Это, конечно, Горгоновна.
– Я постучал…
Директор – седой, тощий и утомленный жизнью – медленно посмотрел на мальчишку с мокрыми глазами.
– Сядь вон там в уголке, остынь… А мы пока закончим разговор… Муза Георгиевна, с ведомостями можно не спешить. А этим… господам из управления скажите, что у нас все-таки школа, а не канцелярия…
Они с завучем заговорили о своем, а Оська сел в закутке у шкафа на твердый пластмассовый табурет. Посапывал, дергал у колен бахрому обтрепанных штанов и поглядывал на часы. Они качали тяжелый никелированный маятник и отщелкивали минуту за минутой… И насчитали их семь.
… – Ну, так что у тебя случилось?
Оська встал, уронил табурет, быстро поднял.
– А чего… Еще не начали решать даже, я просто повернул голову, а она сразу: “Ты списываешь!” А чего там списывать-то…
– Не “она”, а Роза Ричардовна! – встряла завуч. – Стой как следует, раз ты в кабинете директора!
– Я и стою… Я и не думал даже списывать, а она…
– Это Оск а р Чалка из пятого “В” – обличительным тоном сообщила Медуза.
– Да знаю я… – вздохнул директор. – Кстати, как человек, причастный к газетному делу, ты мог бы изъясняться более связно. Ну, ладно… А почему Роза Ричардовна заподозрила тебя в преступных намерениях?
– Да просто я голову повернул! Чтобы лучше видеть доску…
– Чтобы видеть доску , провернулся к тетради соседа , – вставила Горгоновна.
– Да! – Оська сердито проглотил комок. – Потому что сбоку мне смотреть удобнее! Когда я прямо гляжу, у меня… темная полоска перед глазами. Вот так, сверху вниз… А когда я отворачиваюсь, она тоже уходит в сторону, наискосок все видно лучше… – Он честно взметнул на директора сырые ресницы. И… опять чуть отвернулся. – Я правду говорю.
– Подожди… Что за полоска? Давно это у тебя?
– Не так уж давно… То есть бывало еще в прошлом году, но не часто. А теперь почти все время.
– А родителям ты говорил про это?
– Пока не говорил… Это не очень мешает. Только если читаешь, надо голову немного вбок отворачивать…
– Так можно и шею натрудить… Ладно, об этом позже. А пока ступай в класс, скажи Розе Ричардовне, что вопрос исчерпан, и начинай решать.
Оська глянул на часы.
– Ага, вон сколько времени прошло. Я не успею решить, а она мне “пару”. И на осень…
– Суета сует… Муза Георгиевна, посмотрите в вашем журнале, какие оценки у Оскара Чалки из пятого “В” по математике в течение года.
– Я и так знаю. Сплошные тройки.
– У меня две четверки в этом месяце, – осторожно возмутился Оська.
– И двойка! – Медуза помнила все.
– Просто я тогда перепутал и не ту тетрадь принес! Разве за это ставят?
Директор утомленно встал.
– Муза Георгиевна, я думаю при таких успехах Оскара Чалки, контрольная не скажет ничего нового. Выставьте ему годовой результат по текущим оценкам.
Оська внутренне возликовал.
– Как прикажете, Олесь Дмитриевич, – сухо отозвалась Горгоновна. – Должна только заметить, что если Чалка и в будущем учебном году станет заниматься через пень-колоду, от переэкзаменовки все равно не отвертится.
– Ага, в другом пространстве. – суеверно шепнул Оська и скрестил пальцы. Тихо шепнул, но они услышали.
– Что-что? – заинтересовался Олесь Дмитриевич.
Оська уставился на сандалии и опасливо задышал.
– У них в этом году новая поговорка. – разоблачила Оську Медуза. – Ян Янович любит рассказывать детям о разных аномальных явлениях и… гипотезах. И поведал осенью пятиклассникам, что мир наш, так сказать, многомерен и в нем существует множество пространств. И что в одних пространствах жизнь совсем не похожа на нашу, а в других почти такая же, только с разницей в некоторых деталях… Хотя едва ли найдется пространство, где Оскар Чалка – отличник… Короче говоря, научная фантастика. И у наших деток теперь это на языке. Чуть что не понравилось, сразу: “Это в другом пространстве”…
Муза Георгиевна произнесла свою речь бесстрастным тоном. Но ясно было, что учителя рисования и черчения Яна Яновича Корецкого она не одобряет. И что его “научную фантастику” считает совсем не научной…
Оська и сам не понимал, сколько там науки, а сколько сказки.
Тот разговор случился в октябре. Ян Янович тогда отправился с пятиклассниками в поход, в древний пещерный город среди невысоких Меловых гор.
Днем они бродили по таинственным каменным залам, лазали в узких проходах, играли в прятки среди грубо отесанных колонн и на лестницах, вырубленных в толще скал. Ян Янович показывал высоко на стенах барельефы и рисунки с крылатыми быками. И рассказывал, что до сих пор ученые толком не знают: кто устроил в пластах известняка эти удивительные храмы, жилища и лабиринты. А вечером все расселись у костерка, разложенного посреди круглой пещеры. Вверху, в каменном своде было отверстие, и в него смотрели две звезды.
– Кто у нас дежурный по вечернему чаю? – спросил Ян Янович.
– Оська! Оська Чалка! Он уже принес воду! – загалдели девчонки.
