Госпожа Мамми замолчала и устремила виноватый взгляд на Велемира, но он поспешно произнес:
— Ничего-ничего, госпожа Мамми. Прошу вас, рассказывайте.
— Уже на месте я узнала, — продолжала знахарка, — что в себя пришел профессор Чёрк. Он, конечно, еще очень плох и не всегда говорит связно. Все время повторяет что-то об эльфийском сокровище. Но на один вопрос он ответил вполне ясно, Владыка.
— Что он сказал, госпожа Мамми? — Велемир смотрел на нее очень сосредоточенным взглядом.
— Он сказал, — с дрожащей ноткой в голосе ответила знахарка, — что заклинания, которые его парализовали, наложил господин Многолик.
— Профессор Лукой Многолик? — переспросил Велемир.
— Именно так. Он повторил это несколько раз, Владыка.
Велемир кивнул, а Мила перевела взгляд на Амальгаму. Та, скривившись, одарила ее неприязненным взглядом и отвела глаза. В этот момент Мила ее ненавидела, потому что поняла: Амальгама была недовольна, что не смогла сделать из Милы мелкую лгунью в глазах остальных, и это единственное, что ее волновало; а на то, что умер Горангель, — ей было наплевать.
* * *
Следующие несколько дней прошли как будто мимо Милы. Белку определили в Дом Знахарей и сказали, что проведать ее можно будет уже в ближайшую субботу. На следующий же день после смерти Горангеля куда-то уехали Альбина и Владыка Велемир. Мила была уверена, что они отправились на поиски Многолика. Вместо себя в Львином зеве Альбина оставила госпожу Мамми. Мила видела, как ребята-старшекурсники занесли в дом ее невероятно большую ступу и определили в чулан возле башни декана. Но на все, что происходило вокруг нее, Мила откликалась с неохотой. Если вообще откликалась.
Поначалу Ромка пытался с ней разговаривать, но из этого мало что получалось. Выглядело примерно так: пытаясь ее отвлечь, Ромка обсуждает уроки или жизнь в Львином зеве; где-то на середине речи Мила рассеянно спрашивает: «Ты что-то сказал?», Ромка глубоко вздыхает и отвечает: «Да нет, ничего. Ничего особенного».
В субботу все завтракали как обычно. Перед госпожой Мамми стояла ее деревянная чашка, по размеру мало уступающая ступе — настоящее ведро. Ромка в очередной раз пытался вовлечь Милу в разговор, но Мила почти не слышала его и бессознательно ковыряла вилкой еду в своей тарелке. Через дымоход влетела Почтовая Торба с красным крестом на сморщенной бело-серой коже и черными, как у ворона, крыльями. Она выплюнула на госпожу Мамми не меньше десятка свитков, и та, собрав их в охапку, вышла из столовой, чтобы прочесть. Вернувшись, к всеобщему восторгу, обнаружила в своей чашке Пипу Суринамскую. Та забралась в посудину головой вниз, наружу торчали только задние лапы. Со словами: «Болото в другой стороне, а вы, уважаемая, ошиблись адресом», госпожа Мамми вытащила Пипу за лапы из своей чашки. После чего забрала у Алюмины прямо из-под носа тарелку, где внушительной горой возвышалась разнообразная еда, и положила на ее место Пипу. Меченосцы в столовой покатились со смеху, а Ромка толкнул Милу локтем и сказал:
— Видала? Интересно, Пипа пыталась напиться или утопиться?
Мила, не глядя на Ромку, положила на стол вилку. Ей не хотелось смеяться вместе со всеми. Даже за компанию с Ромкой. Ей казалось странным, что люди вокруг вообще могли смеяться.
— Пойду, проведаю Белку, — сказала она, отодвигая стул и выходя из-за стола.
— Я с тобой, — отозвался Ромка и тоже встал.
Дом Знахарей был похож на пузатую и круглую, как бочка, каменную башню с круглыми окнами и конусообразной крышей, одновременно служащей навесом на верхней террасе. Во дворе Дома Знахарей прогуливались выздоравливающие пациенты. Навещающие их родственники почти все имели при себе средства передвижения. Седовласый старичок, пришедший проведать внука, вел на поводке деревянную ступу, плывущую невысоко над землей. Молодая колдунья, навещающая своего отца, держала под мышкой помело. Многие прогуливались, закинув свои метлы себе на плечи, а один молодой гном, разговаривая с полной женщиной в больничной пижаме, с трудом удерживал рвущуюся в небо швабру.
Палата Белки была такой же круглой, как и сама башня. Белка была очень рада друзьям, но оказалось, что они пришли к ней не первые. Первым проявил заботу профессор Лирохвост. Он побывал у своей любимой ученицы даже раньше Фреди, оставившего сестре целую корзину яблок и орехов. Мила с Ромкой ничуть не удивились, когда Белка в упоении им сообщила, что профессор принес ей свой портрет, чтобы тот благотворно влиял на ее самочувствие. Портрет стоял возле корзины с яблоками и профессор Лирохвост на нем играл на скрипке. Правда, вместо смычка почему-то водил по струнам клюшкой. Мила подумала: не потому ли Лирохвост так решил опекать Белку, что это его свирель частично лишила ее памяти, и он из-за этого чувствовал себя в какой-то мере виноватым?
К слову, Белка удивлялась, почему на улице такая хорошая погода — она считала, что сейчас февраль. Последние два месяца стерлись у нее из памяти, но знахари обещали восстановить все до последней секунды.
Первые пять минут разговор дальше трелей о Лирохвосте не заходил, и Миле даже на мгновение показалось, что все как раньше и ничего не изменилось. Но потом вдруг Белка повернулась к Миле и спросила:
— А что там с эльфийской монетой? Что сказал Горангель? Он знает разгадку?..
Белка не знала, что Горангель умер. Мила мысленно отругала себя за свою недогадливость: конечно, она должна была подумать, что Белке об этом еще не говорили. Знахари, наверное, сочли, что это может плохо повлиять на выздоровление. Белка продолжала смотреть на нее, ждала ответа… Мила не ответила.
Сказав Ромке, что собиралась еще сходить к Ригель и даже в доказательство продемонстрировав пакет с овсяным печеньем, Мила стрелой вылетела из палаты и как можно быстрее покинула Дом Знахарей. Затем, уже не спеша, она направилась к усадьбе «Конская голова». Обогнув Большие Ангары, Мила вышла на Главную площадь Троллинбурга.
Возле мраморной шляпы Древиша суетились две колдуньи в ступах. Их головы были перехвачены синими косынками, а простая рабочая одежда усеяна многочисленными пятнами от грязи и чистящих средств. К краям их ступ были прикреплены швабры, совки и ведра. Колдуньи старательно терли громадную шляпу великана мокрыми тряпками, а на соседней голове тролля без всякой посторонней помощи орудовали щетки, создавая целые облака мыльной пены.
Мила равнодушно посмотрела на Трех Чародеев. Сегодня она почему-то не замечала их величия, и все легенды, которыми были овеяны их имена, не вызывали у нее прежнего трепета.
Прибавив шаг, Мила за десять минут дошла до Думгротского холма. Она обошла вокруг него и вышла на луг, где однажды прогуливалась с Горангелем. Именно в тот день он рассказал ей об Эльфийской Чаше.
Мысли, которые Мила последние несколько дней забрасывала на задворки своего сознания, вдруг ожили. Это были мысли о том, что если бы не она…
Ведь это она привела Горангеля к Эльфийскому Асфоделу. Значит, она во всем и виновата. Лучше бы она ничего не слышала и не видела, пусть бы кто-нибудь другой оказался на ее месте. Правда, Мила тут же себя спросила: разве было бы легче узнать о его гибели от других? Ведь это не меняет того, что его больше нет. И сама себе ответила: да, было бы намного легче. Потому что она не думала бы каждую минуту о том, что не приведи она его туда — он был бы жив.
Приближаясь к усадьбе, Мила увидела трех девушек, расположившихся прямо на траве. Это были студентки Белого рога. Среди них она узнала Лидию — девушку Горангеля. Ее подруги показывали ей что-то в большой книге. Мила видела, что она как-то неуверенно им улыбалась, но лицо было бледное, отсутствующее. Мила уже отвернулась, чтобы идти дальше, как вдруг услышала нечто такое, что ее остановило. Она обернулась назад, потому что в этот момент Лидия заплакала. Она по-настоящему плакала: уронив голову на колени и содрогаясь всем телом. Ее подруги беспомощно переглянулись, и Мила поняла, что Лидия не первый раз так плачет — улыбается, а потом плачет. Мила поспешно развернулась и почти бегом устремилась к псарням, стараясь не думать о Лидии. И в этом она тоже была виновата.
Янтарно-карие глаза Ригель встретили Милу, как друга, который давно не приходил: обиженно, но с радостью. Если бы Ригель была человеком, Мила сказала бы, что она выбрала ее себе в друзья, потому что по какой-то непонятной причине Мила ей сразу понравилась. Впрочем, наверное, так оно и было. Ведь у Горангеля и Беллатрикс было то же самое. Видимо, волшебные животные и впрямь сами выбирают себе друзей.
Мила высыпала из пакета печенье, и Ригель тут же принялась за трапезу. Мила вдруг вспомнила, что когда она была здесь в последний раз, то встретила Горангеля. Ее охватило какое-то странное чувство, и Мила быстро выскочила из псарни. Солнце на миг ослепило ее, и она ощутила сильное разочарование. Наверное, на какой-то короткий миг она подумала, что увидит здесь Горангеля и ожидающую его Беллатрикс. Так было в прошлый раз… Но в этот раз возле псарни не было ни души… Хотя…
