Однако Белая Маска не мог знать заранее, что Аксель проснётся! Какой же смысл пугать спящего? А вот если, к примеру, убийца собирался в последнее мгновенье нашуметь…сделать так, чтоб Аксель вскочил…стал сопротивляться…И дальше что? Убедился в бессилии нападающего? Но ведь борьбы без шума не бывает! Допустим, Белая Маска ждал, что кто-то прибежит Акселю на выручку и даст ему самому повод исчезнуть. Мог он схитрить?
Наверное, мог.
И всё же…странно как-то. Свирепый, яростный натиск, искривленный в гневе рот, злые огни в глазах, когда чувствуешь, что жертва готова ускользнуть… Так не пугают — так убивают! Неужто Белая Маска в своём постоянном волшебном сне способен кого-то ненавидеть? Личный охранник и целитель Штроя, его второе «я», талисман и домашний принц…обыкновенный ночной убийца? Всё это совершенно не вязалось с представлениями Акселя о Великом Звёздном, у которого столько духов под началом для грязной работы! Или Штрой тут ни при чём, и ночные нападения на Акселя и Жоана организовал Кья, вселившийся в восковую фигуру из музея сеньоры Мирамар? «Нет, — твёрдо сказал себе Аксель. — Штрой никому не позволит командовать Белой Маской! Тем более, что Кья один раз уже жестоко поплатился за самоуправство».
Он чувствовал: разгадка где-то рядом, на расстоянии вытянутых пальцев… Эх, нет у него нужных знаний, чтоб коснуться её! И всё же он подошёл к ней так близко, что враги уже не в состоянии ждать. У Кья тоже есть нервы. Вчера он уже выдал себя — и нетрудно понять, почему! Из-за предстоящей экспедиции с Пепой. Вот зачем они напали нынче ночью: чтобы сорвать завтрашнюю…нет, уже сегодняшнюю затею! Аксель, правда, не сказал при этом чучеле, куда они идут, но старичок, наверное, не круглые сутки сидит в своей коляске и много чего знает… «Франадем был прав: в пансионе ни о чём говорить нельзя, — вздохнул мальчик. — Ладно, пусть бесятся: экскурсия оплачена и состоится! Что они могут? Подбросить парочку фантомов? На здоровье!»
Он ещё помечтал немного, как встанет сейчас, спустится в кухню за кочергой, отправится в номер лорда и развернёт ему седую голову в одну сторону, а тощие ноги-ходули — в другую…Можно и совсем оторвать, чтоб бегал на руках за Акселем и Пепой! Но стоило представить себе тёмные, пустые комнаты, где скрючилось под пледом притворившееся мёртвым чудовище, обдумывая в тишине новые сюрпризы, — как в животе появилась свинцовая тяжесть. Да и что толку крушить воск? Кья кочергой не проймёшь: он просто покинет манекен и вселится во что-нибудь другое. А вот сеньоре Мирамар плохая будет благодарность за её разносолы…Как все немецкие дети, Аксель воспитывался в уважении к чужой собственности — пусть даже в неё вселился дух.
И, как все измученные дети, наконец заснул.
Он не пошёл на завтрак: проспал. Это был освежающий отдых, без кошмаров — наверное, потому, что и сквозь сон Аксель чувствовал обхватившую его руку отца. Приоткрыв где-то в полдесятого левый глаз, мальчик увидел у себя перед носом, на тумбочке, серьёзное количество тарелок с едой и придавленную ими записку: «Мы на пляже».
Но Аксель не пошёл и на пляж. Мало ли что… Он знал, что папа не будет надзирать за ним, пока сам Аксель этого не захочет. Зато тот же папа отлично и ненавязчиво присмотрит за девчонками. А вот Акселю лучше сегодня держаться от них подальше. Ещё решит Кья, что Кри и Дженни всё-таки будут участвовать в экспедиции, и займётся ими вплотную. Пусть хоть они будут в безопасности!
Умылся. С аппетитом проглотил уже остывшие, но по-прежнему очень вкусные булочки с чесноком, помидорами и тёртым сыром, закусил тремя салатами и понял, что готов к сражению. Вернулся в свой номер, не без дрожи в спине открыл окно, улёгся на кровать и до обеда читал Байрона. «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай»[9] — это ли не напутствие для битвы?!
У фонтана было бы сейчас слишком жарко. Да и вдруг Смертёнок или даже изменчивый Фр в последний миг перед операцией пришлют весточку сюда, в комнату? Аксель не раз с сожалением окидывал взглядом из окна увитые плющом, полюбившиеся ему стены дворика. Увидит ли он ещё раз этот рай? Хорошо бы в последние спокойные минуты полистать подарок Титира — полное собрание дедушкиных стихов. Жаль, заветный том заколдован, и вернуть ему прежний размер может только Шворк с его усилителями волшебного поля. Как он там, бедняга, без хозяина? Наверное, совсем одичал от тоски и скуки, без тенниса и совместных вылазок… Ничего, недолго осталось! Но если всё получится, то неужели в самолёт вместе со всеми сядет чужой мальчик? У него же нет билета! И вообще, какой он? Быть не может…
Подобные раздумья кое-как помогали Акселю отвлечься от лихорадочной мысли, стучащей в висках: он вот-вот опять увидит Пепу! Честно говоря, это полностью заслоняло для него конечную цель их встречи и связанные с ней возможные опасности — чужой заброшенный дом. Тут мысли мальчика странным образом обрывались, словно он просто пригласил Пепу погулять у моря.
Всё. Дождался. Обед! Он нарядился, как мог, и сошёл вниз, понимая, что в следующий раз может подняться по этой лестнице вместе с Белой Маской — или не подняться никогда. Хоть бы Кри и Дженни больше не дулись на него!
Увы, если не считать отцовского вопроса о здоровье — с вежливым участием Эриха Винтера, — под виноградным навесом царила сухая сдержанность. Было неясно, слышал ли кто-то, кроме Детлефа, ночной шум; если слышал, то почему не примчал на помощь; а если нет, то, кстати говоря, тоже почему — ведь комнаты девочек куда ближе к акселевой, чем отцовская. Однако эти вопросы прходилось отложить на будущее, дефицит которого Аксель всё острей ощущал с каждой секундой. Беспокоились Кри и Дженни за Акселя, или нет — вид у них был неприступный, и они ничем не выдали своих чувств. Раньше он как-то не подумал, что без папиной помощи остался бы минувшей ночью совсем один. Но сейчас, при виде их ледяных лиц, эта мысль больно кольнула его в самое сердце, дыханье перехватило, и в душе Акселя поднялась волна горечи. Что бы он ни слышал от них годами — но в миг опасности он всегда был рядом, сжимая тяжёлый сук, или термос с кипятком, или что придётся…Байрон прав: на свете нет благодарности! Только неразделённая любовь.
Ждут кающегося грешника. Униженного, босого, посыпавшего голову пеплом. Ладно, пусть подождут. Кто только будет каяться нынче вечером?..
— Идёшь сегодня на пляж? — небрежно спросил Детлеф. — Последняя возможность…
— Да. Последняя! — твёрдо сказал Аксель. — Ещё не знаю, папа. Может, к вечеру отдохну от солнца…Не теряй меня, ладно?
Отец ничего не ответил. Опустив глаза и потому не увидев, каким взглядом обменялись Дженни и Кри, Аксель поскорей выскользнул из-за стола, чуть не облившись соком.
Никто не окликнул его, когда он шёл к дому.
Он был один.
Ровно в полвторого Аксель обогнул торец пансиона, обращённый к морю (пересекать патио он из осторожности не стал, пройдя вдоль наружного периметра здания). Разумеется, никаких признаков слежки за собой он не заметил, хотя зорко поглядывал и на крышу, и на безоблачное небо. Враг не спешил к нему — ни на ногах, ни на руках, ни на крыльях.
Зато Пепу он увидел сразу: у начала тропы в фисташковых зарослях. Девочка нервно мяла в руках ленту ограждения и, казалось, не находила себе места. Но едва Аксель показался из-за угла, она ловким движением нырнула под эту ленту и сводящей с ума походкой проследовала к морю. Сам Жоан не смог бы придраться к ней и доказать, что она ждёт соперника! К счастью, Жоан сейчас высиживал где-нибудь тухлые яйца, или кормил свинью, или лежал ещё с каким-нибудь кинжалом в спине — как ему больше нравится…А с Пепой будет Аксель!
Он догнал её за поворотом тропы, и они с улыбкой протянули друг другу руки. Пепа тоже была в более нарядном платьице, чем обычно — светло-розовом, в цветочек, что ей удивительно шло. Но по-прежнему босая. А из матерчатой сумки, которую она держала в тонкой руке, высовывалась любопытная серая мордочка.
— Это Хоакин. Помнишь его? — сказала Пепа. — С ним как-то веселее…Он очень понятливый, и если бы был не ежом, а псом, я бы вообще никого никогда не боялась!
— Да ты, мне кажется, и так никого не боишься, — хмыкнул Аксель, по-прежнему абсолютно не думая о цели прогулки. Но Пепа была существом иного склада.
— Вот ещё! — вздохнула она, подставляя лицо морскому бризу (оба уже шли по пляжу). — Я страсть боюсь привидений…А в проклятых домах только их и жди. Нипочём бы не пошла туда ночью! Да и днём невелика охота.
— Спасибо тебе за всё, Пепа. Но куда мы идём?
— Увидишь, — бросила она. — Если уж собрался в гости к нечисти — нельзя её загодя поминать: в твоём дому заведётся! Колдун, а не знаешь…
Начало было не слишком обнадёживающим — Аксель, конечно, предпочёл бы узнать больше. Но и спорить с местными суевериями не стоило. «Главное — мы вдвоём», — в тысячный раз подумал мальчик, любуясь то Пепой, то окрестностями, которые становились всё более дикими и живописными. Аксель как-то даже не заметил, что они уже свернули с тропы влево, миновали деревья, под которыми лежал однажды ночью труп Луперсио, и углубились в заросли. Шли, как и прежде, скалистым берегом. В густой, пышной зелени над его обрывами пару раз мелькнули крыши крестьянских усадеб, а затем начался сосновый, набегающий на утёсы лес. Справа всё сильнее шумело море — ветер понемногу усиливался, и на прибрежных камнях показалась жемчужного цвета пена. Аксель покосился на шею Пепы — ожерелья там не было.
