Юрий Буковский - Сказка о Доброте – злой и доброй

Жила в лесу Доброта. Была она гладкая, румяная, круглая — на колобка похожа. Да вот беда — никто в лесу не считал, почему-то, эту Доброту доброй. И вот катится она однажды по лесной тропинке, песенку о добре поёт — громко-громко, чтобы все обитатели леса слышали:

Вдруг видит, Зайчонок под кустиком плачет. А рядом пир горой — старшие братцы капустку хрупают.

«Пожалею маленького, пожалею слабенького — думает Доброта, — пусть все увидят, как я добра».

— Отчего плачешь? — спрашивает она у Зайчонка.

— Принесла мамочка капустки кочашок, — жалуется Косой. — А меня братцы обижают, полакомиться не дают.

— Не плачь, — успокаивает Зайчишку Доброта. — Голод — ерунда. Отвлекись от капустки — взгляни, как прекрасен день, как ярко светит солнышко, как шумит ветерок. И песенку послушай:

Навзрыд разрыдался Зайчонок. — Уходи! — твердит. — Уходи! Ты злая. «Плохой Зайчик, — решила Доброта. — Неблагодарный». И дальше по лесу катится, песенку поёт, зверушек к добру призывает:

Вдруг слышит стон громкий. Видит, Волчица на травке лежит, лапу зализывает.

«Пожалею хищницу, — думает Доброта. — Тогда уж точно все в лесу поймут, как я добра. Если даже такой злюке сочувствую».

— Как дела, что воешь? — спрашивает.

— Нога в яму угодила, — жалуется серая хищница, — чуть не сломала, ободрала всю. Вот, рану зализываю, не знаю, как теперь по лесу бегать буду, волчат кормить.

— А ты не думай о волчатах, — советует ей Доброта. — И о лапе забудь. Взгляни, как лес хорош, как деревья прекрасны, как они шумят зелёной листвой. А я тебе под шелест листьев песенку спою:

Но не закончила она.

— Да ты смеёшься! — взревела Волчица. Ладно, что хромая, бросилась на Доброту, чуть не загрызла. Еле-еле та ноги унесла, повезло, что Волчица из-за больной лапы вдогонку не кинулась.

«Вот уж злюка, так злюка, — обиделась Доброта. — Сразу видно — хищница».

Катится она дальше, звонко, радостно песенку поёт, к добру жителей лесных, стало быть, приучает:

Вдруг слышит она рык, треск. Видит, берёза упала, а под ней Медведь распластанный — выбраться не может.

«Облегчу, — думает Доброта, — Мишке страдания. Расскажу ему, какой он сильный, ловкий, как лихо по деревьям лазает. Тогда уж точно все поймут, как я добра».

— Что случилось, что ревёшь? — спрашивает она у Медведя.

— Да, вот, в дупло хотел заглянуть — нет ли медку? — хрипит Косолапый. — На берёзу влез, а она гнилая оказалась, повалилась вместе со мной. Повезло, что сучьями, ветвями придавила, а не стволом. Помоги, — кряхтит, — освободиться.

— Да ты и сам, — отвечает ему Доброта, — справишься. Ты, Мишка, сильный, ловкий, по деревьям хорошо лазаешь. А я тебе лучше песенку спою:

Опять не допела она.

— Да ты издеваешься! — взревел Медведь.

Так разозлился Косолапый, что приподнял ветки, выкарабкался, по сторонам оглядывается, Доброту ищет. А той уже и след простыл — покатилась стремглав, только её и видели.

«Хорошо, что я добрая, — думает она с сожалением. — Не будь меня, в лесу и вообще бы одна злость жила».

И снова звонко, громко поёт, снова к добру жителей лесных приучить старается:

Вдруг слышит она крик, ругань. Подкатилась ближе, видит, на краю леса телега в луже застряла. И Мужик кнутом Лошадёнку рыжую лупит. А в телеге камней навалено — с горой! Вёз, видно, Мужик булыжники в деревню, улицу мостить, да и завяз.

Тянет Лошадка воз, тянет, под ударами кнута дёргается, обессилела и упала. Мужик ещё больше разозлился, ещё пуще её хлещет, ещё громче, на чём свет, бранится.

Лежит Лошадёнка в грязи на боку, одним глазом жалобно на Доброту смотрит, от ударов вздрагивает.

И вот что-то тут с Добротой сделалось. Может слезинка, из-под ресниц длинных лошадиных выкатившаяся, на неё подействовала, может ещё что. Но не выдержала она, чтобы защитить Лошадку, под кнут кинулась. Ну и не пожалел её Мужик — всю злость на Доброте сорвал, вдоль и поперёк исполосовал.

Угомонился, однако, помог Лошадке подняться, стал сзади телегу подпирать. Стараются оба, и он и Лошадка, но не получается у них. И снова Мужик за кнут взялся.

Да только Доброта в грязь, в лужу прыгнула, пыхтит, колесо изо всех сил толкает — втроём они телегу и вытащили.

Мужик даже передохнуть Кобылке не дал, снова кнутом щёлкает. Надрывается Лошадка, а воз сдвинуть не может — из сил выбилась.

Кинулась Доброта под ноги вознице, крутится, хлестать мешает.

— Тьфу! — в сердцах плюнул на неё Мужик. — Да кто ты такая, что мою же скотинку мне бить не дозволяешь? Тьфу! Колобок грязный! — снова плюнул на неё: — Тьфу!

Но разгрузил он воз наполовину, решил за два раза тяжесть свезти. Худо-бедно поволокла Лошадка телегу по дороге.

А Доброта в лес вернулась. Идёт по тропке — в грязи вымазанная, оплёванная. Видит — Медведь навстречу топает. Хотела она дёру дать, да сил нет. Собралась песенку спеть, да голос от усталости пропал.

— Слышал, слышал, — говорит ей Медведь, — как ты Лошадке подсобила. Дай-ка я тебя в озерце умою, плевки, да грязь ототру.

Взял осторожно Медведь Доброту в огромные лапищи, отнёс к лесному озерцу, отмыл, оттёр.

Побрела дальше Доброта. Видит, навстречу Волчица — почти не хромает.

Попыталась она дёру дать, да не смогла, ссадины от побоев горят, шевельнуться больно. Хотела песенкой к хищнице подольстится, но и рта не смогла раскрыть.

— Слышали, слышали, — говорит Волчица, — как ты Кобылке помогла. Дай-ка я тебе раны залечу.

Стала она зализывать Доброте отметины от кнута — как волчонку несмышлёному. Полегчало Доброте, поблагодарила она Волчицу, дальше уже пободрее катится.

Видит — всё тот же кустик, тот же Зайчонок, и пир горой, и такой же жалобный плач.

— Да сколько же это всё будет продолжаться? — возмутилась Доброта. — Вот я вам сейчас! — схватила она хворостину. — Зарубите себе на носах — первым делом, вот его надо накормить! Он маленький и братец ваш.

Расступились зайчата, ухватил крошечный Косой листик огромный капустный, хрупает и Доброту благодарит:

— До чего же ты добрая!

И вот с тех пор, случись что в лесу, напасть какая, все к Доброте спешат — выручай, помогай, вызволяй. То птенчика, из гнезда выпавшего, приходится ей на дерево водворять, то лосёнка глупого из болота выуживать, то лисят повздоривших разнимать, то червячков после дождя с дорожек откидывать — чтобы не раздавил кто случайно. Дел выше головы! И вечно, то поцарапается она, то ушибётся, с дерева свалившись, то цапнут её под горячую лапу драчуны, то поскользнётся она в спешке на тропинке мокрой и нос расквасит, пару раз даже чуть не утонула в болоте.

К вечеру устанет Доброта, да так, бывает, намается, что укоряет себя: «Пропади всё пропадом! Им — доброта, а мне — ссадины и шишки! Как хорошо раньше-то было, как славно — ни забот тебе, ни хлопот».

Да только — как чувствует — прискачет к ней в такую минуту рыжая Лошадка, трётся о Доброту мордой, ласкается. Проедет она на Лошадке по лесу, по лугу, закатом полюбуется, росой вечерней умоется, да и отмякнет, отдохнёт душой.

Вот только на пение теперь сил у неё уже не оставалось. Да жителям леса песня её, как оказалось, и не особо нужна была. Простучат вечером по тёплой земле копытца рыжей Лошадки, они и рады — знать, жива-живехонька в их лесу Доброта.