Сакариус Топелиус
Зимняя сказка
В большом дремучем лесу, далеко на севере Финляндии, росли рядом две огромные сосны. Они были такие старые, такие старые, что никто, даже седой мох, не мог припомнить, были ли они когда-нибудь молодыми, тонкими сосенками. Над всеми деревьями, откуда ни погляди, поднимались их темные вершины.
Весной в густых ветвях старых сосен пел веселые песенки дрозд, а маленькие розовые цветы вереска смотрели на них снизу вверх так робко, будто хотели сказать: «Ах, неужели и мы будем такими же большими и такими же старыми?»
Зимой, когда метель закутывала всю землю белым одеялом и цветы вереска спали под пушистыми снежными сугробами, две сосны, словно два великана, сторожили лес.
Зимняя буря с шумом проносилась по чаще, сметала с веток снег, обламывала вершины деревьев, валила наземь крепкие стволы. И только сосны-великаны всегда стояли твердо и прямо, и никакой ураган не мог заставить их склонить головы.
А ведь если ты такой сильный и стойкий — это что-нибудь да значит!
У опушки леса, где росли старые сосны, на небольшом пригорке ютилась хижина, крытая дерном, и двумя маленькими окошками глядела в лес. В этой хижине жил бедный крестьянин со своей женой. У них был клочок земли, на котором они сеяли хлеб, и небольшой огород. Вот все их богатство. А зимой крестьянин работал в лесу — рубил деревья и возил бревна на лесопильню, чтобы скопить несколько монет на молоко и масло.
У крестьянина и его жены было двое детей — мальчик и девочка. Мальчика звали Сильвестр, а девочку — Сильвия.
И где только нашли для них такие имена! Наверное, в лесу. Ведь слово «сильва» в древнем латинском языке значит «лес».
Однажды — это было зимой — брат и сестра, Сильвестр и Сильвия, пошли в лес, чтобы посмотреть, не попался ли в силки, которые они расставили, какой-нибудь лесной зверек или птица.
И верно, в один силок попался белый заяц, а в другой — белая куропатка. И заяц и куропатка были живы, они только запутались лапками в силках и жалобно пищали.
— Отпусти меня! — пролопотал заяц, когда Сильвестр подошел к нему.
— Отпусти меня! — пропищала куропатка, когда Сильвия наклонилась над ней.
Сильвестр и Сильвия очень удивились. Никогда они еще не слышали, чтобы лесные звери и птицы говорили по-человечьи.
— Давай-ка и вправду отпустим их! — сказала Сильвия.
И вместе с братом она принялась осторожно распутывать силки.
Едва только заяц почуял свободу, как со всех ног поскакал в глубь леса. А куропатка полетела прочь так быстро, как могли нести ее крылья.
— Подопринебо!.. Подопринебо все сделает, о чем вы ни попросите! — крикнул заяц на скаку.
— Просите Зацепитучу!.. Просите Зацепитучу!.. И все у вас будет, чего только ни захотите! — прокричала куропатка на лету.
И снова в лесу стало совсем тихо.
— Что это они говорили? — сказал наконец Сильвестр. — Про каких это Подопринебо и Зацепитучу?
— И я никогда не слыхала таких странных имен, — сказала Сильвия. — Кто бы это мог быть?
В это время сильный порыв ветра пронесся по лесу. Вершины старых сосен зашумели, и в их шуме Сильвестр и Сильвия ясно расслышали слова.
— Ну что, дружище, стоишь еще? — спросила одна сосна у другой. — Еще держишь небо? Недаром ведь лесные звери прозвали тебя Подопринебо!
— Стою! Держу! — загудела другая сосна. — А ты как, старина? Все воюешь с тучами? Ведь и про тебя не зря говорят — Зацепитучу!
— Что-то слабею я, — прошелестело в ответ. — Нынче вот ветер обломал у меня верхнюю ветку. Видно, и вправду старость приходит!
— Грешно тебе жаловаться! Тебе ведь только триста пятьдесят лет. Ты еще дитя! Совсем дитя! А вот мне уже триста восемьдесят восемь стукнуло! — И старая сосна тяжело вздохнула.
— Смотри, вон возвращается ветер, — зашептала сосна (та, что была помоложе). — Под его свист так хорошо петь песни! Давай-ка споем с тобой про далекую старину, про нашу молодость. Ведь нам с тобой есть о чем вспомнить!
И под шум бури сосны, качаясь, запели свою песню:
Мы скованы бурей, мы в снежном плену!
Бушует и буйствует вьюга.
Под шум ее клонит нас, древних, ко сну,
И давнюю видим во сне старину —
То время, когда мы, два друга,
Две юных сосны, поднялись в вышину Над зыбкою зеленью луга.
Фиалки у наших подножий цвели,
Белили нам хвою метели,
И тучи летели из мглистой дали,
И бурею рушило ели.
Мы к небу тянулись из мерзлой земли,
Нас даже столетья согнуть не могли
И вихри сломить не посмели…
— Да, нам с тобой есть о чем вспомнить, есть о чем порассказать, — сказала сосна (та, что была постарше) и тихонько заскрипела. — Давай-ка поговорим с этими детьми. — И одна ее ветка качнулась, как будто показывая на Сильвестра и Сильвию.
— О чем это они хотят с нами поговорить? — сказал Сильвестр.
— Лучше пойдем домой, — шепнула Сильвия брату. — Я боюсь этих деревьев.
— Подожди, — сказал Сильвестр. — Чего их бояться! Да вон и отец идет!
И верно, по лесной тропинке пробирался их отец с топором на плече.
— Вот это деревья так деревья! Как раз то, что мне нужно! — обрадовался крестьянин, останавливаясь около старых сосен.
Он уже поднял топор, чтобы подрубить сосну — ту, что была постарше, — но Сильвестр и Сильвия вдруг с плачем бросились к отцу.
— Батюшка, — стал просить Сильвестр, — не тронь эту сосну! Это Подопринебо!..
— Батюшка, и эту не тронь! — просила Сильвия. — Ее зовут Зацепитучу. Они обе такие старые! А сейчас они пели нам песенку…
— Чего только ребята не выдумают! — засмеялся крестьянин. — Где же это слыхано, чтобы деревья пели! Ну да ладно, пусть себе стоят, раз уж вы за них так просите. Я найду себе и другие.
И он пошел дальше, в глубь леса, а Сильвестр и Сильвия остались возле старых сосен, чтоб услышать, что скажут им эти лесные великаны.
Ждать им пришлось недолго. В вершинах деревьев снова зашумел ветер. Он только что был на мельнице и так яростно крутил мельничные крылья, что искры от жерновов дождем сыпались во все стороны. А теперь ветер налетел на сосны и принялся бушевать в их ветвях.
Старые ветви загудели, зашумели, заговорили.
— Вы спасли нам жизнь! — говорили сосны Сильвестру и Сильвии. — Просите же теперь у нас все, что хотите.
Но, оказывается, не всегда легко сказать, чего ты больше всего хочешь. Сколько ни думали Сильвестр и Сильвия, а ничего не придумали, словно им и желать было нечего.
Наконец Сильвестр сказал:
— Я бы хотел, чтобы хоть ненадолго выглянуло солнце, а то в лесу совсем не видно тропинок.
— Да-да, и я бы хотела, чтобы поскорее пришла весна и растаял снег! — сказала Сильвия. — Тогда и птицы снова запоют в лесу…
— Ах, что за безрассудные дети! — зашелестели сосны.
— Ведь вы могли пожелать столько прекрасных вещей! И богатство, и почести, и слава — все было бы у вас!.. А вы просите то, что случится и без вашей просьбы. Но ничего не поделаешь, надо выполнить ваши желания. Только мы сделаем это по-своему… Слушай же, Сильвестр: куда бы ты ни пошел, на что бы ни взглянул, повсюду тебе будет светить солнце. И твое желание, Сильвия, исполнится: куда бы ты ни пошла, о чем бы ни заговорила, всегда вокруг тебя будет цвести весна и таять холодный снег.
— Ах, это больше, чем мы хотели! — воскликнули Сильвестр и Сильвия. — Спасибо вам, милые сосны, за ваши чудесные подарки. А теперь прощайте! — И они весело побежали домой.
— Прощайте! Прощайте! — зашумели вслед им старые сосны.
По дороге Сильвестр то и дело оглядывался, высматривая куропаток, и — странное дело! — в йакую бы сторону он ни поворачивался, всюду мелькал перед ним луч солнца, сверкая на ветках, словно золото.
— Смотри! Смотри! Солнце выглянуло! — крикнула Сильвия брату.
Но едва успела она открыть рот, как снег кругом начал таять, по обе стороны тропинки зазеленела трава, деревья покрылись свежей листвой, а высоко в синеве неба послышалась первая песня жаворонка.
— Ах, как весело! — воскликнули в один голос Сильвестр и Сильвия.
И чем дальше они бежали, тем теплее светило солнце, тем ярче зеленели трава и деревья.
— Мне светит солнце! — закричал Сильвестр, вбегая в дом.
— Солнце всем светит, — сказала мать.
— А я могу растопить снег! — закричала Сильвия.
— Ну, это каждый может, — сказала мать и засмеялась.
Но прошло немного времени, и она увидела, что в доме что-то неладно. На дворе уже совсем стемнело, наступил вечер, а в избушке у них все блестело от яркого солнца. И так было до тех пор, пока Сильвестру не захотелось спать и глаза у него не закрылись. Но это еще не все! Зиме конца не было видно, а в маленькой хижине вдруг повеяло весной. Даже старый засохший веник в углу и тот начал зеленеть, а петух на своем насесте принялся петь во все горло. И он пел до тех пор, пока Сильвии не надоело болтать и она не заснула крепким сном.