А когда кончили играть, девушка спросила няньку: «Как имя того юноши, которого я тебе показала?» И нянька ответила: «Его имя – Унс-аль-Вуджуд». И девушка покачала головой. И она легла спать в своём месте, и распалились её мысли, и стала она испускать вздохи и произнесла такие стихи:
«Да, прав был тот, кто имя нарёк тебе
Унс-аль-Вуджуд[10], о щедрый и сладостный!
О лик луны, лицом освещаешь ты
Все сущее, объемля сияньем мир.
Ты подлинно средь сущих единственный
Султан красот – тому есть свидетели,
И бровь твоя, как «нуны» очерчена,
Зрачок твой «сад»[11], написанный любящим,
А стан – как ветвь: куда ни зовёшь его –
На все он склонён с равною щедростью.
Всех витязей ты превзошёл яростью,
И лаской, и красою, и щедростью».
А окончив своё стихотворение, она написала его на бумаге и завернула в кусок шелка, обшитый золотом, и положила под подушку. А одна из её нянек смотрела на неё, и она подошла к девушке и стала развлекать её разговором, пока та не заснула, а потом нянька украла бумажку из-под подушки и прочитала её и поняла, что девушку охватила любовь к Унс-аль-Вуджуду. А прочитавши бумажку, нянька положила её на место, и когда её госпожа, аль-Вард-фи-ль-Акмам, пробудилась от сна, она сказала ей: «О госпожа, я тебе добрая советчица и пекусь о тебе. Знай, что любовь сильна, и сокрытие её плавит железо и оставляет после себя болезни и недуги, и тому, кто откроет любовь, нет упрёка».
И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила её: «О нянюшка, а какое есть лекарство от страсти?» И нянька ответила: «Лекарство от неё – единение». – «А как же найти единение?» – спросила девушка. И (нянька сказала: «Его можно найти перепиской и мягкими речами и частыми приветствиями и пожеланиями, и это соединяет влюблённых и облегчает трудные деда. И если у тебя есть дело, о госпожа, то я ближе всех к сокрытию твоей тайны и исполянению твоей нужды и доставлю твоё послание».
И когда аль-Вард-фи-ль-Акмам услышала от неё эти слова, её ум улетел от радости, но она удержала себя от речей, чтобы посмотреть, пока не увидит конец своего дела, и сказала про себя: «Об этом деле никто от меня не узнал, и я открою его этой женщине только после того, как испытаю её». А женщина молвила: «О госпожа, я видела во сне, будто ко мне пришёл человек и сказал: «Твоя госпожа я Унс-аль-Вуджуд любят друг друга – возьмись за дело, носи их послания и исполняй их нужды, скрывая их обстоятельства и тайны, – тебе достанется великое благо». Вот я рассказала тебе о том, что видела, а власть принадлежит тебе».
И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят вторая ночь
Когда же настала триста семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон, который видела: «Скрываешь ли ты тайны, о нянюшка?» И та отвечала: «Как мне не скрывать тайн, когда я из лучших среди свободных?» И тогда девушка вынула бумажку, на которой написала стихи, и сказала: «Ступай с этим посланием к Унс-аль-Вуджуду и принеси мне ответ от него». И нянька взяла послание и отправилась с ним к Унс-аль-Вуджуду. И, войдя к нему, она поцеловала ему руки и приветствовала его самыми ласковыми речами, а затем она отдала ему бумажку, я Унс-аль-Вуджуд прочитал письмо и понял его смысл, и потом он написал на обороте такие стихи:
«Я сердце хочу развлечь в любви, и открываю я,
Но вид мой мою любовь и страсть открывает всем.
Коль слезы пролью, скажу: «То рана в глазах моих –
Хулитель чтоб не видал, не повял бы, что со мной».
И был я свободен прежде, вовсе любви не знал,
Теперь же влюбился я, и сердце полно любви.
Я повесть свою довёл до вас, и вам сетую
На страсть и любовь мою, чтобы сжалились надо мной.
Её начертал слезами глаз я – ведь, может быть,
О том, что вы сделали со мной, она скажет вам.
Аллах, сохрани лицо, красою одетое.
Луна – его раб, а звезды – слуги покорные.
При всей красоте её, подобной которой нет –
И ветви все учатся у ней её гибкости, –
Прошу вас, коль не возложит то на вас трудности,
Меня посетите вы – ведь близость мне ценна так.
Я душу вам подарил – быть может, вы примете;
Сближенье для меня – рай, разлука-геенна мне».
Потом он свернул письмо и поцеловал его и отдал женщине и сказал: «О няня, смягчи душу твоей госпожи». И та ответила: «Слушаю и повинуюсь».
И она взяла у него письмо и вернулась к своей госпоже и отдала ей бумажку, и аль-Вард-фи-ль-Акмам поцеловала её и подняла над головой, а затем она развернула письмо и прочла его и поняла его смысл и написала внизу такие стихи:
«О ты, чьё сердце любовью к нам охвачено, –
Потерпи, быть может в любви и будешь счастлив ты.
Как узнаем мы, что искренна любовь твоя,
И в душе твоей то же самое, что у нас в душе, –
Мы дадим тебе, свыше близости, близость равную,
Но препятствуют ведь сближению наши стражники.
Когда спустится над землёю ночь, от большой любви
Загорится пламя огней её в душе у нас.
И ложе наше прогонит сон, и, может быть,
Измучат муки жестокие все тело нам.
По закону страсти обязанность – таить любовь,
Опущенной завесы не вздымайте вы.
Моя внутренность уж полна, любви к газеленочку;
О, если бы не скрылся он из наших мест».
А окончив свои стихи, она свернула бумажку и отдала няньке, и та взяла её и вышла от аль-Вард-фи-льАкмам, дочери везиря. И её встретил царедворец и спросил: «Куда идёшь?» И старуха ответила: «В баню». А она испугалась его, и бумажка у неё выпала, когда она выходила из дверей, и смутилась.
Вот что было с нею; что же касается бумажки, то один евнух увидел её на дороге и поднял. А потом везирь вышел из гарема и сел на своё ложе. А евнух, который подобрал бумажку, направился к нему, и, когда везирь сидел на ложе, вдруг подошёл к нему этот евнух с бумажкой в руке и сказал ему: «О господин, я нашёл эту бумажку, обронённую в доме, и взял её».
И везирь взял бумажку у него из рук (а она была свёрнута), и развернул её, и увидел, что на ней написаны стихи, о которых было упомянуто раньше, и стал читать и понял их смысл, а потом он посмотрел, как они написаны, и увидел, что это почерк его дочери. И тогда он вошёл к её матери, так сильно плача, что увлажнил себе бороду, и его жена спросила его: «Отчего ты плачешь, о господин мой?» И везирь ответил: «Возьми эту бумажку и посмотри, что в ней». И жена везиря взяла бумажку и прочитала её и увидела, что бумажка содержит послание от её дочери аль-Вард-фи-ль-Акмам к Унс-альВуджуду. И тогда к ней пришёл плач, но она поборола себя и удержала слезы и сказала везирю: «О господин, от плача нет пользы, и правильное решение в том, чтобы нам придумать какое-нибудь дело для защиты твоей чести и сокрытия обстоятельств твоей дочери».
И она стала утешать его и облегчать его печаль, и везирь сказал ей: «Я боюсь для моей дочери любви. Разве ты не знаешь, что султан любит Унс-аль-Вуджуда великой любовью, и моему страху в этом деле есть две причины. Первая – из-за меня самого, так как это моя дочь, а вторая – из-за султана, так как Унс-аль-Вуджуд-любимец султана, и, быть может, из-за этого произойдёт великое дело. Каково твоё мнение об этом?..»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят третья ночь
Когда же настала триста семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда везирь рассказал жене о деле своей дочери и спросил её: «Каково твоё мнение об этом?» – она сказала: «Подожди, пока я совершу молитву о совете»[12]. А потом она совершила молитву в два раката, как установлено для молитвы о совете, и, окончив молитву, сказала своему мужу: «Посреди Моря Сокровищ есть гора, называемая «Гора лишившейся ребёнка» (а причина, по которой её так назвали, ещё придёт), и никто не может добраться до этой горы без труда. Устрой же там для нашей дочери жилище».
И везирь сказал своей жене, что он построит на этой горе неприступный дворец и в нем будет жить его дочь. И к ней будут доставлять припасы ежегодно, из года в год, и поместят с ней людей, которые будут её развлекать и служить ей. И потом он собрал плотников и строителей и измерителей и послал их на ту гору, и они выстроили для девушки неприступную крепость, – подобной ей не видали видящие. А затем везирь приготовил припасы и верблюдов и вошёл к своей дочери ночью и приказал ей собираться в дорогу. И сердце её почуяло разлуку. И когда девушка вышла и увидала людей в обличье путешественников, она заплакала сильным плачем и стала писать на дверях, оповещая Унс-аль-Вуджуда, какое она испытала волнение, – от него дыбом встают волосы на коже и тают крепкие камни и текут слезы. А написала она такие стихи:
«Аллахом прошу, о дом, любимый когда пройдёт,
Под утро, приветствуя словами влюблённых,
Привет передай от нас ему благовонный ты,
Теперь ведь не знаем мы, где вечером будем,
Не знаю, куда сейчас меня увезти хотят, –
Со мною уехали поспешно, украдкой,
Во мраке ночном и птицы, сидя в ветвях густых,
Оплакивали меня и горько стенали.
И молвил язык судьбы за них: «О погибель нам,
Когда разлучили вдруг влюблённых и верных».
Увидев, что чаша дали снова наполнена
И чистым питьё её рок пить заставляет,
К нему подмешала я терпенье прекрасное,
Но вас мае терпение забыть не поможет».
А окончив свои стихи, она села и поехала вместе со своими людьми, пересекая степи, пустыни, равнины и кручи, пока не достигла Моря Сокровищ. И разбили палатки на берегу моря и построили для девушки большой корабль, и посадили её туда вместе с её женщинами. И везирь приказал, чтобы, после того как они достигнут горы и отведут девушку и её женщин во дворец, люди возвратились бы на корабле назад, а сойдя с корабля, сломали бы его. И они уехали и сделали все, что приказал везирь, и вернулись, плача о том, что случилось.
