Дональд Биссет - Забытый день рождения

— А что такое собеседник?

— Мне легко говорить с тобой по душам, поэтому ты мой лучший собеседник.

— И мне легко. Я люблю твои истории. Ты их тоже выдумал, как и меня?

— Я тебя не выдумывал. Я всегда о тебе думал и бесе­довал с тобой в моём воображении. И спрашивал у тебя совета, а ты мне отвечал. Я даже делал всё, что ты хотел, разве не так?

— Так! — согласился Рррр.

— Без тебя мне было бы очень одиноко. Только пред­ставь себе: прихожу я ночью домой из театра. Не успел ещё свет зажечь, а ты уже тут как тут: «Дональд, расскажи сказку!» И приходится сочинять для тебя сказку. А утром мой редактор читает новую сказку и удивляется:

«Когда это вы успели написать? Ведь вчера вы выступали в театре».

Я говорю:

«Мне Рррр помог».

А он смеётся,

«Помните,— говорит он,— мы ждём от вас ещё восемь сказок, иначе книжка получится слишком тонкая и дети будут недовольны».

«Но сегодня вечером я уезжаю с театром на Шекспиров­ский фестиваль,— говорю я.— Мы будем играть во дворе старинного замка пьесы Шекспира. Я буду там очень занят и, боюсь, не успею придумать столько сказок».

«Ничего,— говорит мой редактор,— Рррр вам поможет».

— И мы с тобой ездили в замок? — спросил Рррр.

— Конечно, разве ты не помнишь? Была ночь. Огни не горели, и зажгли факелы. Факелы — это горящая пакля на длинных палках. Так в старину освещали улицы, когда фонарей ещё не было. Над головами у нас летали летучие мыши. Зрителей собралось много-много. Но роль моя в пьесе была не очень большая. У меня редко бывают боль­шие роли. И когда мне не надо было выходить на сцену, я сидел за кулисами и писал сказки.

— Хорошо, что у тебя редко бывают большие роли,— заметил Рррр.

— С одной стороны^ хорошо, а с другой — не очень. Как на это посмотреть...— сказал Дональд.

— А как смотреть? — спросил Рррр.

— Видишь ли, я очень люблю играть в театре.

— Больше, чем сочинять сказки?

— На этот вопрос мне трудно ответить,— признался Биссет.— Легче сочинить сказку. Вот послушай!

ЖУК-ФИЛОСОФ И ДРУГИЕ

Дядя Фред жил на улице Западного ветра в доме номер восемь. В комнате, где висел его портрет, по правую сто­рону от него на полке стояла в бокале роза, а слева — часы Тики-Таки.

«Ну что хорошего в часах? — думала роза.— Они ведь совершенно не пахнут. А что не пахнет приятно, не может быть поистине прекрасно!»

А часы про себя рассуждали: «Какая глупая эта роза. Время она не умеет показывать. Не понимаю, за что её считают прекрасной?»

Тут мимо прополз чёрный жук. Он бросил взгляд на розу и на часы и подумал: «Бедняжки, они же совсем не чёрные!» И пополз дальше. Он спешил на день рождения к своей бабушке.

Потом в окно заглянула ласточка и тоже увидела розу и часы.

— Ха! — сказала она.— Что толку тикать и благоухать,

если не умеешь летать? Летать! Что может быть прекрас­нее?

— Плавать! — сказала рыбка из круглого аквариума на подоконнике.

— Мяукать,— сказала кошка и выпрыгнула из окна прямо в сад.

— Чавкать,— сказала свинья, жившая по соседству в хлеву.

— Раскачивать деревья,— сказал ветер.

— Поднимать ветер,— сказали раскачивавшиеся деревья.

Роза и часы всё ещё спорили, когда домой вернулся дядя

Фред со своей женой.

— Ну, а что ты считаешь прекрасным? — спросили они дядю Фреда.

— Например, мою жену,— ответил дядя Фред.

— Согласна,— сказала его жена и поцеловала дядю Фреда.

— Вот видишь,— сказал Дональд Биссет,— каждому со­всем разное кажется прекрасным. Когда я играю на сцене, мне хочется выступать в самой прекрасной роли. А когда пишу сказки, я хочу, чтобы они нравились детям.

— И мне? — спросил Рррр.

— Конечно! Для меня это самое главное. Когда я начи­наю рассказывать сказку, а ты говоришь: «Ой, у меня забо­лел живот!» — я тут же умолкаю и задумываюсь.

— А если я говорю «умер»? — спросил Рррр.

— Если ты лёг лапами вверх и сказал: «Я умер!» — я просто бросаю писать. Значит, сказка никуда не годится. Ты у меня главный судья!

— Урррр, главный — это ещё лучше, чем настоящий.

— Нет, главный — на втором месте. На первом — на­стоящий. Ты мой настоящий друг и главный судья.

— И я бы тебе выдал медаль за твои сказки! — сказал Рррр.

— Большое спасибо,— сказал Дональд.— Ты мне напом­нил про одну сказку, которую я написал давно-давно, когда мы с тобой ещё не были знакомы.

БЛЭКИ И РЕДДИ

Жила-была на свете лошадь. Звали её Редди.

По утрам Редди развозила молоко и каждый раз встре­чала по дороге своего приятеля Блэки — маленькую чёрную собачонку.

По правде говоря, Редди не так уж нравилось развозить молоко. Она всегда мечтала быть скаковой лошадью и брать на скачках призы.

Блэки тоже был не очень доволен своей судьбой. Он мечтал научиться бегать, как настоящая гончая, хотя ноги у него, честно говоря, были коротковаты.

Как-то после обеда они сидели у Редди в конюшне, играли в «крестики и нолики», и вдруг Блэки осенила идея:

— Редди, мы должны есть уголь! Паровозы потому так быстро бегают, что едят уголь.

И, обсудив всё хорошенько, они решили тут же попытать счастья.

Они спустились в подвал, где хранился уголь, но только взяли по кусочку, как вдруг появилась сама хозяйка миссис Прочь.

— Ах, негодные! Таскать мой уголь! А ну, прочь отсюда!

Она схватила кусок угля и запустила в них. Редди и

Блэки кинулись бежать.

В жизни они так быстро не бегали!

А как раз в это время мэр города выглянул в окно. Мэра звали Уильям.

— Вот это скорость! -— воскликнул он.— Держу пари, эта лошадь получила бы на скачках первый приз. А собака- то, собака! Несётся быстрее гончей! Честное слово, они заслужили по медали.

И он выдал Редди и Блэки по медали.

— Понимаешь,— сказал Дональд грустно,— никто ещё не сказал про меня: «Дональд Биссет играет в театре лучше всех! Дадим ему самую большую, самую прекрасную роль». Вот в этом-то всё дело...

— Г ав-гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав!

— Ого, уже девять часов! Мы с тобой совсем заговори­лись, Рррр, Пора отчаливать! Да и детям, которые читают эту книжку, наверное, надоело слушать наши разговоры. Я думаю, они больше любят слушать сказки.

— А я думаю, они любят больше и сказки и разговоры вместе. Не верите, спросите собаку!

— Кто сегодня сядет первый на вёсла? — спросил До­нальд Биссет.

— Я! — сказал Рррр.

— А вон и радуга! Значит, нам плыть туда.

Лодка отчалила.

— Я расскажу тебе сказку,— начал Дональд Биссет,— которую только что придумал. Вчера мы с тобой говорили о театре, и я вспомнил одну театральную историю.

ПИИ-И-И!

Однажды на сцене большого лондонского театра высту­пала молодая балерина. Она танцевала прекрасно и всем очень понравилась. Всем, кроме самой балерины. Она очень рассердилась, что пол на сцене скрипел. В одном- единственном месте. И как только она наступала на это место, раздавалось громкое: «Пии-и-и!»

После концерта балерина сказала директору:

— На сцене в одном месте скрипит пол. Каждый раз, как я наступаю на это место, слышится «Пии-и-и!» — и я не могу хорошо танцевать.

— Я очень огорчён! — сказал директор.— Простите, пожалуйста. Обещаю вам всё немедленно исправить.

И когда публика разошлась по домам и в театре погасли огни, директор взял молоток, выбрал самые длинные гвозди и со свечою в руке поднялся на сцену. Поставив свечу на пол, он принялся выстукивать молотком половицы. Тук-тук — скрипят или нет? Тук-тук — скрипят или нет?

И в одном месте пол ответил: «Пии-и-и!»

Директор прибил это место гвоздями и на другой день сказал балерине:

— Всё исправлено. Я прибил половицы гвоздями, больше пол не будет скрипеть...

— Спасибо! — сказала балерина.— Вы очень вниматель­ный директор.

Тем временем зал наполнился публикой, зазвучал ор­кестр, балерина начала танцевать, и — опять! — как только она наступала на то место, раздавалось громкое «Пии-и-и!».

В антракте балерина позвала директора и спросила:

— Вы, кажется, сказали, что всё исправили и пол боль­ше не скрипит? Вот послушайте!

И она прошлась по тому месту на сцене, и опять разда­лось громкое «Пии-и-и!».

— Пожалуйста, смените эти скрипучие половицы!

Вызвали паркетчика. Директор принёс гвозди и молоток.

Вдвоём они сняли скрипучие половицы и хотели уж заме­нить их новыми, как вдруг увидели — на том месте, где были скрипучие половицы,— игрушечного Тэдди-медвежонка.

— Какой славный Тэдди! — сказала балерина. Она под­няла его с пола и прижала к груди.

— Пии-и-и! — сказал Тэдди.

— Так вот кто во всём виноват! — воскликнула балери­на.— Это он говорил «Пии-и-и!».

Все засмеялись.

Директор прибил на место половицы. Опять заиграла музыка. И балерина танцевала в этот вечер лучше, чем всегда. А публика ей громко аплодировала.