– Ах, ты, шимпанзешка моя дорогая, ты чего не спишь по ночам? Почувствовала, что я в опасности? – спросил Метьер, когда Микки спустилась к нему по неровно выложенной камнями стене. Микки, сдвинув папаху на затылок, раздумчиво чесала лоб, с удивлением разглядывая лучника в необычном наряде. Это была длинношёрстная шимпанзе, специально выведенная для Деваки, где бывает зима, и иногда со снегом. От прочих обезьян своей породы Микки отличалась необыкновенными, чистой голубизны, огромными глазами. И сейчас, глядя в эти глаза и в полутьме скорее угадывая их голубизну, Метьер стукнул себя по лбу. Он вдруг припомнил такие же большие и голубые очи на другом, более дорогом и любимом лице.
– Ах, я, баран! Сегодня же день рождения Светлины!
Да, сегодня его невесте Светлине исполнялось шестнадцать лет! Это Девакское совершеннолетие, теперь они могут пожениться, а он в этой вонючей яме, и неизвестно, что с ним будет! Решение пришло мгновенно!
– Я вижу, господин генерал, – сказал Колобриоль, намекая на папаху на голове обезьяны, – вы уставились на мой сиреневый фрак, видимо, он вам по нраву. А ну-ка, одевайся! – Он помог надеть Микки фрак и остался в белой, хорошо видной в ночи рубахе. Вот незадача! Потёрся о стену, попачкал беленькую землёй, даже плюнул на неё – уже не так видно! И тут вспомнил, что остаётся-то Микки, а он уходит к невесте – в грязной рубахе – идиот! К тому же под землёй кто белизну разглядит! Он плюнул ещё раз, уже с досады.
– Сиди здесь, вот так, – сказал он, усаживая Микки, – я должен непременно поздравить Светлину, хотя бы цветы подарить. – Он почесал обезьяну за ухом, отчего та заурчала, как кошечка. – Я скоро вернусь и принесу что-нибудь вкусненькое.
Из-за решётки он послал Микки прощальный воздушный поцелуй. «Эх, надо было папаху с её головы снять», – подумал он, вползая в подземный ход. И тут он вспомнил о настоящем генерале, о Бонавентуре. За мыслями о невесте он совершенно забыл о нём. Ведь если генерал понял, что в яме не Ангор, то… то Метьер сюда больше не вернётся, в конце концов, этот Трисдвараз уже далёко. Вот только Микки немного обманул, но… но что они сделают с обезьянкой? – смешно! Смешно-то смешно, а совесть немного мучила, первый стрелок страны был очень совестливый молодой человек! Но оставим его пока под землёй, Микки в яме, и вернёмся к Ангору.
…Подземный коридор был рассчитан на то, чтоб по нему пробежал зверь: тигр, лев, или пантера, и попал на арену, где проводились кровавые спектакли: поедания приговорённых к казни. Раздватрис мог передвигаться если не по-пластунски, то на четвереньках, но встать он никак не мог, в звериные сторожа и уборщики набирались люди не рослые и без претензий. «Гномы, что ли, рыли эти ходы», – с досадой думал Ангор, вставая на карачки. Хорошо ещё, что было не совсем темно, неяркий жёлтый свет от оставленного карликом где-то впереди фонаря немного освещал путь. Когда он поравнялся с фонарём, то оставил его висеть на стене, ползти и так было трудно. Проползя ещё немного, он услышал приближающиеся рыки зверей и остановился. «Арена… Хотелось бы знать, опущена ли решётка на входе, а то, может, лучше вернуться и чуть оттянуть встречу со смертью?» Он колебался, куда ползти. «Пупс-то прошёл, или… он был посланцем тех, кто жаждет скорейшей расправы надо мной? Но тогда бы он мог выпустить зверей прямо в яму, к чему эти сложности?» Ангор пополз вперёд, он жил во многом интуицией и не почувствовал предательства. Рыки стали громче, сквозь звериную вонь пахнуло свежим воздухом – арена находилась под открытым небом. Неужели придётся выходить тут, в сотне метрах от занятого чернью дворца?! Свет оставшегося позади фонаря совсем померк, и тут рядом с правым ухом тихо свистнули. Он замер и повернул голову. В нише на большом плоском камне сидел карлик Пупс. В руке он держал маленький тускленький красный фонарик. Карлик приложил палец к губам и кивком головы позвал Ангора. Следом за вошедшим он опустил решётку, даже запер её, и пошёл с красным угольком вперёд по коридору. Под дворцом и парком была целая система подземных ходов на случай вражьей осады, прорыты они были очень давно, и хоть войны не предвиделось, третий толстяк, по прозвищу Младшой, занимался их реставрацией. К радости Ангора, довольно долго он мог идти почти не сгибаясь. Так продолжалось почти полчаса, но вскоре то ли земляной пол стал повышаться, то ли потолок снижаться, но пришлось снова опуститься на четвереньки. Было к тому же сыро и довольно холодно – и вдруг они упёрлись в стену. Скорее это был не расчищенный старинный подземный ход.
Раздватрис сидел на полу, карлик стоял, чуть-чуть не доставая головой потолка, он отдал фонарь Ангору: «Посветите», поднял руки, и осторожно, отодвинув засов у себя над головой, тихо свистнул в приоткрытую щель какого-то люка, в ответ получил такой же тихий свист.
– Всё в порядке. Я так счастлив, что могу хоть как-то помочь вам. – Он заморгал ресничками и всхлипнул. – Подсадите меня, пожалуйста, и лезьте сами. – Он открыл люк до конца.
Ангор с брезгливой усмешкой упёрся в пупсов зад и пропихнул его в образовавшуюся дыру, после чего, отдав фонарь, без труда последовал за ним.
– Ловко? – хихикнул, не удержавшись Пупс. – Из подземелья прямо вона куда!
Да, это было неожиданно: они оказались внутри просторной кареты с сиреневыми занавесками на окнах и палач начал кое-что понимать. Он слышал о потайном ходе под землёй, который когда-то вёл в каретный сарай, замаскированный под овин в малолюдной деревеньке недалеко от толстяковского парка. Немногочисленное население обслуживало этот сарай и хранило под страхом смерти тайну. Если толстякам, или некоторым особо приближённым к ним лицам, надо было тайно покинуть дворец, или же принять в свои покои тайных гостей, чаще женского пола, этот подземный ход был очень кстати.
Завал, где они остановились, указывал на то, что ход идёт и дальше, но куда, это было лишь в бумагах у Младшого. Карлик тем временем пристроил красный фонарик на гвоздик между занавешенными окнами, задвинул пол кареты, зная, что люк в подземелье закроет кто-то другой, уселся на лавке напротив Ангора, вежливо ему улыбнулся, снова тихо свистнул и карета тронулась. Ох уж этот тихий свист! Похоже, в Деваке других условных сигналов в последние дни не признавали. А начала Суок, которая насвистывала на ключике наследника Тутти, и, открыв этим ключиком клетку, в которой томился Просперо, выпустила на волю революцию, помните? Я не утверждаю, что тихо свистят только мятежники, я только хочу сказать, что тихий свист ещё будет, приготовьтесь. Но вернёмся к первому лучнику Деваки, ведь он тоже не последняя фигура в нашей игре.
…Метьер Колобриоль, войдя в тигриный коридор, путешествовал, как предсказал Раздватрис, совсем недолго. Он быстро, благодаря еле чадящему жёлтому фонарю, дополз до камня, на котором недавно сидел карлик, увидел перед носом решётку – и свет погас: масло кончилось. Тогда Метьер прополз вперёд, в полную темноту, и уткнулся ещё в одну решётку, подёргал: заперто. И вдруг почувствовал, что н е ч т о поднялось и дохнуло ему в лицо сквозь прутья чем-то ужасным, каким-то гнилым мясом и провело ему по носу и выше мокрым, вонючим и шершавым. Метьер, едва живой от омерзения, отдёрнул лицо и руки от решётки и быстро ретировался назад. Послышался звук отодвигаемого засова, влетела в нос струйка свежего воздуха, и пространство впереди осветилась неярким светом. Метьер отполз ещё дальше в тень. Из-за прутьев на него смотрела свирепая львиная морда, и, разинув пасть в зевоте, показала на мгновенье то красное, чем лизнула нашего героя – герой чуть сознание не потерял. – Зачем зверюг накормил, болван?! – раздался недовольный мужской голос, – они завтра врагов народа жрать не будут! Может, ты тоже враг, а? – за спиной льва вслед за фонарём нарисовалась усатая физиономия ещё свирепее львиной и уставилась на вжавшегося в стену лучника. Юношеский голос стал оправдываться. Метьер не смог потом вспомнить, как он в одно касанье оказался у решётки в с в о ю яму, сердце бешено колотило о рёбра и он сжал его двумя руками. «Я напоролся на смотрителя зверей, а вдруг он меня действительно видел, а вдруг Раздватрис ушёл недостаточно далеко? Это полный провал! Прощай, Светлина!» – он влетел в яму, даже не посмотрев, не наблюдает ли кто сверху. Сверху наблюдали только сильно побледневшая луна и исчезающие звёзды: потихоньку светало. Обезьяна Микки сидела, прислонясь головой к стене, как бы пригорюнившись. В левом виске, возле сдвинутой на затылок папахи, торчала стрела. Метьер забыл о какой-либо опасности, подошёл к обезьянке вплотную, угрызения совести прожгли душу.
– Микки, Микки, это я тебя погубил! – он тронул рукой стрелу. – А стрела-то?! Это моя стрела! Никто не смеет брать мой колчан, никто, разве что… – И тут сверху, из кроны ближайшего к яме дуба тихо свистнули. (Ох, полюбили свист в мятежной Деваке!) Опытный боец, услышав такой свист, отпрыгнул бы в сторону, но Метьер никогда не участвовал в войнах, Робина Гуда он победил в мирном поединке. Итак, он задрал голову и глянул прямо в глаза смерти, потому что вслед за свистом из листвы выскочила стрела и вонзилась ему в шею между кадыком и подбородком. Это была тоже е г о стрела, только пропитанная быстродействующим ядом, таким сильным, что он не успел даже додумать о том, что брать его стрелы и так классно стрелять может только его лучший друг, почти брат – Коль Метеор. Уже мёртвый упал Метьер на спину, задев обезьяну левой рукой, и та рухнула на него, прикрыв человека своим обезьяньим телом.
