Возможно, они могли бы найти новые места, получше прежних, за то время, пока долина была морем, но их тянуло на старые.
Когда Муми-мама сидела рядом с сыном на кормовой скамье с сумкой в охапке, она вовсе не думала об обстановке гостиной, которую с соизволения Эммы оставила в театре. Она думала о своём саде и гадала, разгребло ли море его песчаные тропинки так же чисто, как разгребала она сама.
И вот Муми-мама начала узнавать местность. Они шли на вёслах по проходу к Одиноким Горам, и она знала, что за следующим поворотом увидит утёс, который сторожит вход в Муми-дол.
— Мы едем домой, домой, домой! — распевала крошка Ми на коленях у своей сестры.
Фрёкен Снорк сидела на носу и глядела вниз на подводный ландшафт. Как раз сейчас лодка скользила над лугом, и местами цветы с шорохом тёрлись о киль.
Жёлтые, красные и синие, смотрели они вверх сквозь воду и тянулись к солнцу. Муми-папа грёб длинными, ровными гребками.
— Как вы думаете, веранда осталась выше уровня воды? — спросил он.
— Похоже, одни только мы плывём туда… — сказал Снусмумрик и бросил испытующий взгляд через плечо.
— Дорогой мой, — сказал Муми-папа. — Мы давным-давно оставили позади себя хемулей!
— Не будьте слишком в этом уверены, — сказал Снусмумрик.
Посреди лодки виднелся какой-то странный бугор, накрытый купальным халатом. Он шевелился. Муми-тролль осторожно потрогал тот конец бугра, где была голова.
— Ты не хочешь вылезти на солнышко? — спросил он.
— Нет, спасибо, здесь так хорошо, — ответил мягкий голос из-под купального халата.
— Она совсем не дышит свежим воздухом, бедняжка, — озабоченно сказала Муми-мама. — Вот уже три дня так сидит.
— Маленькие хемули страшно робкие, — шёпотом объяснил Муми-тролль. — Думаю, она вяжет. Тогда она чувствует себя гораздо увереннее.
Но маленькая Хемульша вовсе не вязала. Она не покладая лап писала в тетради в чёрной коленкоровой обложке. «Запрещается, — писала она. — Запрещается, запрещается, запрещается…» Пять тысяч раз. Ей доставляло удовольствие заполнять таким образом страницы.
«Как всё-таки хорошо быть любезной», — спокойно думала она.
Муми-мама сжала лапу Муми-тролля.
— О чём ты задумался? — спросила она.
— О детях Снусмумрика, — ответил Муми-тролль. — Неужели все они и вправду станут актёрами?
— Часть из них — да, — ответила Муми-мама. — Бездарных усыновит и удочерит Филифьонка. Видишь ли, её хлебом не корми — лишь бы были родственники.
— Они будут тосковать по Снусмумрику, — печально заметил Муми-тролль.
— Ну, разве что на первых порах, — сказала Муми-мама. — Но он думает навещать их каждый год и посылать письма ко дню рождения. С фотографиями.
Муми-тролль кивнул.
— Это хорошо, — сказал он. — И Хомса, и Миса… Ты видела, как обрадовалась Миса, когда ей разрешили остаться в театре?
Муми-мама рассмеялась.
— Да, Миса была счастлива. Она всю свою жизнь будет играть в трагедиях и всё время преображаться в новые лица. А Хомса станет мастером сцены и будет счастлив не меньше её. Разве не приятно, когда твои друзья находят себя?
— Да, — сказал Муми-тролль. — Ужасно приятно.
В этот миг лодка остановилась.
— Мы крепко засели в траве, — сказал Муми-папа, перегнувшись через борт. — Теперь придётся идти по воде.
Все вышли из лодки и пошли дальше.
Маленькая Хемульша прятала под одеждой что-то такое, за что она явно боялась, но никто ни о чём её не спрашивал.
Идти было трудно, так как вода доходила до пояса. Но дно было хорошее: мягкая трава без камней. Местами попадались возвышенности, и цветущие пучки растений словно плавали на воде райскими островами.
Снусмумрик замыкал шествие. Он был неразговорчивее обычного, всё время оглядывал себя и прислушивался.
— Я съем твою старую шляпу, если они не отстали! — сказала дочь Мимлы.
Но Снусмумрик лишь головой покачал.
Проход начал сужаться. В тесных расщелинах в стенах скал мелькнула знакомая зелень Муми-дола. Крыша с весело развевающимся флагом…
Вот завиделся поворот реки и окрашенный в синий цвет мост. Кусты жасмина уже зацвели!
Путники шли так быстро, что вода бурлила вокруг них, и они возбуждённо болтали о том, чем им придётся заняться, как только они прибудут домой.
Внезапно пронзительный свист как нож прорезал воздух.
В мгновение ока проход закишел хемулями — впереди, позади, повсюду.
Фрёкен Снорк спрятала голову за плечом Муми-тролля. Никто не произнёс ни слова. Так чудовищна была мысль: вот почти добрались до дома и схвачены полицией.
Знакомый Хемуль подошёл к ним и остановился перед Снусмумриком.
— Ну что-о? — сказал он.
Никто не отвечал.
— Ну что-о? — повторил Хемуль.
Тут маленькая Хемульша со всей стремительностью на какую была способна, выступила вперед навстречу своему двоюродному брату, сделала книксен и протянула ему тетрадь в чёрном коленкоровом переплёте.
— Снусмумрик раскаивается и просит прощения, робко сказала она.
— Это я, — начал было Снусмумрик.
Большущий Хемуль взглядом заставил его замолчать, открыл тетрадь в коленкоровом переплёте и начал считать. Он считал долго. Пока он считал, вода опустилась до самых ступеней. Наконец он сказал:
— Всё верно. Здесь пять тысяч раз написано «Запрещается».
— Но… — начал было Снусмумрик.
— Будьте любезны, ничего не говорите, — попросила его маленькая Хемульша. — Мне было приятно, правда-правда мне было приятно.
— Но объявления! — сказал ее двоюродный брат.
— А может, достаточно будет, если он поставит несколько объявлений вокруг моего огорода? — спросила Муми-мама. — Скажем: «Просим всякую мелюзгу оставить нам немного салата»?
— Что ж… можно и так… это ничуть не хуже, — растерянно произнёс Хемуль. — В таком случае я обязан вас отпустить. Но чтоб больше этого не было.
— Да, — послушно ответили они.
— А тебе, наверное, придётся вернуться домой, — продолжал Хемуль, сурово глядя на свою двоюродную сестрёнку.
— Да, если ты не сердишься на меня, — ответила она. Затем повернулась к Муми-семье и сказала: — Ужасное спасибо за заказ на вязанье. Вы получите тапочки, как только они будут готовы. По какому адресу их послать?
— Достаточно указать: «Муми-дол», — сказал Муми-папа.
Последний кусочек пути они бежали бегом. Прямо по пригорку, между кустов сирени, к лестнице. Здесь Муми-семья остановилась и стояла безмолвно, надолго растянув вздох облегчения и уверенности в себе и испытывая, как это — снова быть дома. Всё было как прежде.
Красивые перила веранды, над которыми работали лобзиком, не развалились. Подсолнух уцелел. Бочка для дождевой воды уцелела. А гамак был до того промыт речной волной, что наконец-то приобрёл приятный цвет. Одна-единственная лужа всё ещё отражала небо и представляла собой прекрасное место для купания крошки Ми.
Всё было так, как будто ничего не случилось и никакая опасность не грозила ниоткуда.
Однако садовые дорожки были сплошь усыпаны ракушками, а крыльцо окружено венцом из красных водорослей.
Муми-мама возвела глаза на окно гостиной.
— Дорогая моя, погоди входить туда, — сказал Муми-папа. — А если всё же войдёшь, то закрой глаза. Я сделаю новую мебель для гостиной, такую, чтобы она как можно больше походила на старую. С кисточками, с красным бархатом, со всем, со всем.
— Я не стану закрывать глаза, — бодрясь, отвечала Муми-мама. — Единственное, чего мне будет не хватать, это настоящей вращающейся сцены. А ещё я почти уверена, что в этот раз мы сможем купить набивной бархат!
Вечером Муми-тролль сошёл вниз к палатке Снусмумрика пожелать ему спокойной ночи.
Снусмумрик сидел на берегу речки и курил.
— Теперь тебе всего хватает? — спросил Муми-тролль.
Снусмумрик кивнул:
— Всего.
Муми-тролль потянул носом воздух.
— Ты начал курить новый сорт табака? — спросил он. — Отдает малиной. Это хороший сорт?
— Нет, — ответил Снусмумрик. — Я курю его только по воскресеньям.
— И верно! — удивлённо сказал Муми-тролль. — Ведь сегодня воскресенье. Ну ладно, пока, я пошёл на боковую!
— Пока, пока! — сказал Снусмумрик.
Муми-тролль прошёл дальше к коричневому горшку за деревом, к которому был привязан гамак, и поглядел в воду. Да, драгоценности были на месте.
Он стал шарить в траве, что-то отыскивая. Потребовалось некоторое время, чтобы найти кораблик из коры. Кораблик запутался бакштагом в листве, но был цел и невредим. Даже крышка маленького люка была на своём месте над трюмом.
Муми-тролль пошёл обратно через сад к дому. Вечер был прохладный и мягкий, мокрые цветы благоухали как никогда.
Его мама сидела на крылечке и ждала.
